Я подарю тебе крылья

Этого было достаточно, чтобы она схватила стакан и выпила его залпом. Лучше бы она не знала.
– Прости, – прошептала девушка, чувствуя, что опьянела еще сильнее. – Я не хотела причинить тебе боль.
– Ты не знала, – он наполнил стакан новой дозой виски, и Оливия представила, что если она это выпьет, то упадет. – Мой вопрос: смогла бы ты бросить работу ради семьи и никогда больше не летать?
Оливию так захлестнули эмоции после его рассказа, что она уже не понимала вопроса. Семья, работа… Кажется, он говорил словами мамы. Девушка уже сотни раз слышала что-то подобное. Она подперла подбородок рукой, стуча ногтями по стакану с виски.
– Ты не знаком с моей мамой? – хихикнула она. – Она всегда меня спрашивает об этом. Но я никогда не отвечаю ей, потому что не знаю, что за семья заставит меня бросить работу. – Оливия пожала плечами, взяла стакан и сделала большой глоток. – Я не думала еще об этом. Моя очередь.
Понимая, что в голове пусто, а на душе мерзко, Оливия вновь вспомнила про персики. Его отца убили. Не из-за персиков, они тут ни при чем. Даниэль просто взвалил всю ответственность на них. Виной всему деньги. Она опустила глаза, понимая, что кое-что связывает их. Трагедия. Смерть близкого человека. Ведь она тоже потеряла отца.
– Сколько тебе было лет, когда это случилось?
Она прекрасно осознавала, что он ответит и ей придется снова выпить. Но в душе зародилась частичка понимания к этому мужчине. Она прекрасно осознавала, что он испытывает утрату, и чтобы жить дальше, ему надо кого-то винить в его смерти. Так проще жить. Найти виновника и всю жизнь его ненавидеть.
– Мне было десять.
Прошло уже девятнадцать лет, а он все еще не мог смириться с его смертью.
– Тех людей, что убили твоего отца, – Оливия пристально смотрела в его глаза – взгляд был пуст, как и его душа, – их нашли?
Он даже не заметил, что она против правил задала еще один вопрос.
– Нашли. Они понесли наказание за свое преступление.
Казалось, что с поимкой убийц на душе должно стать легче. Но Даниэль нашел новую причину, чтобы терзать себя воспоминаниями о том дне.
– Персики не виноваты в том, что случилось. Напротив, все твое детство должно быть связано с их вкусом…
Но он прервал ее, грубо произнося:
– Хватит, Оливия. Я не хочу говорить об этом, тем более с тобой.
Так было проще. Он ни с кем не хотел об этом говорить. Ей никогда в жизни не понять того, что он испытывает. Ей не понять чувств его матери, которая осталась одна с тремя детьми, живя буквально впроголодь. Ей никогда не понять чувства его самого, маленького мальчика, который лишился отца, поддержки и опоры в жизни. Ей этого не понять!
– Пей уже, – теперь он понизил голос, хотя желание выпить резко возникло у него.
Глотнув виски, Оливия уже понимала, что хватит. Она никогда не пила столько спиртного. Но, посмотрев в глаза мужчины напротив, она решила, что лучше пить и их не видеть.
– Мой вопрос, – он крепко задумался. Эта девушка просто изрыла его душу своими вопросами, как червяк землю. – Расскажи свой самый большой секрет, который ты еще никому не рассказывала.
Она не смотрела на него, вновь прикусив нижнюю губу, думая над ответом. Вот черт, почему он задает такие каверзные вопросы, на которые просто так не ответить? Был ли у нее секрет? Облокотившись на стол, потому что уже не было сил сидеть ровно, она задумалась. Вспоминать детство и то, как она похоронила кошку во дворе дома втайне от родителей, уже не было секретом. Ее скелет случайно обнаружили при постройке беседки. Но было кое-что, что она никому не говорила. То, что странным образом вселилось в нее и никак не хотело убираться. Ее сердце. Оно как будто останавливалось при виде Даниэля. От ненависти или от чего-то еще. Она решила не думать об этом и просто игнорировать его.
– Но как я могу рассказать секрет? Ведь на то он и секрет.
Даниэль облокотился на спинку стула, сложив руки на груди, и кивнул, смотря на виски. Он прекрасно знал, что она не ответит. Оливия схватила стакан и выпила, зажмурив глаза. Она боялась их открыть, потому что все вокруг превращалось в карусель. Крики с бассейна лишь усугубляли опьянение.
 
– Зачем ты хочешь меня напоить?
Коснувшись пальцами губ, она улыбнулась, понимая, что язык заплетался. Она открыла глаза, смотря на пустой стакан, не веря в то, что выпила уже два таких. Мерзавец, он не сделал ни глотка.
– Сейчас я тебе скажу, – Даниэль все еще сидел, свысока смотря на нее, сложив руки на груди и наслаждаясь реакцией, – у нас рейс завтра в Брюссель. Хотя нет, – он посмотрел на часы у себя на запястье, – уже сегодня.
При этих словах тысяча самолетов пронеслись прямо над ее головой. На секунду она протрезвела, осознавая весь ужас своего состояния. В мыслях она уже видела надпись: «Уволена». Она не сможет появиться в таком состоянии на борту. Даниэль все продумал. Все до мелочей. Пока она переживала за его душевное состояние, он просто шел к своей цели, задавая такие вопросы, на которые у нее не было ответов. Сам не пил. Разве это не было поводом для тревоги? А как же Марк и Нина? Оливия тут же перевела взгляд на бассейн. От них Даниэль тоже хочет избавиться? Он является царем всех мерзавцев. Она ненавидела его сейчас еще больше. Ее сердце не врало. Оно чувствовало беду раньше, чем та наступала.
В мыслях промелькнула картина будущего: она вернется в Лондон с опущенной головой. И как она посмотрит в глаза матери? Мама была права, когда не пускала ее в этот город. Мир жесток, и люди в нем бессердечные ублюдки.
Чувствуя резкую тошноту, подступающую к горлу, она прошептала:
– Меня сейчас стошнит, – и, зажав рот рукой, встала со стула, понимая, что ноги не держат.
Остальное – куски нечетких картин. Чьи-то руки. До тошноты знакомый шепот. Обида. Слезы. Приглушенный свет. Свежесть кондиционера. Резкий холод и озноб. Ее кто-то поил водой, которая ни на секунду не задерживалась в организме. Ее тошнило и тошнило. Казалось, этому не будет конца. Обессиленная, она погрузилась в темноту.
 
Глава 21
 
В голове стоял шум, как от двигателей самолетов, находившихся в аэропорту. Во рту сухо, как в пустыне, на которой стоит этот город. Ощущение озноба, дрожи во всем теле так и не покидало. Оливия накинула на себя одеяло, пытаясь согреться, но получалось плохо. Постепенно сознание стало возвращаться. Она помнила лишь некоторые моменты этой ужасной ночи. И те чувства, что испытала, – гнев, боль, обида.
Желания открывать глаза не было. Она не знала, где находится, но была уверена, что не в отеле. Значит, все еще в доме Даниэля. От этого имени ее передернуло, и она вздохнула, пальцами касаясь глаз. Ночью она плакала – ее глаза болели и опухли.
– Оливия.
Этот шепот она слышала полночи. Его голос. Не Мелани, не Нины. Всю ночь он возился с ней. Но она не хотела рыться в памяти. Она больше не желала ни видеть его, ни слышать.
Даниэль коснулся ее волос, пытаясь разбудить:
– Надо вставать.
Это было что-то новенькое. До этого она слышала совсем другое: «выпей воды», «смотри на меня», «не закрывай глаза». Теперь он говорит, что надо вставать. Что он здесь делает?
Оливия все-таки попыталась сложить картинку из разрозненных воспоминаний. Она помнила море и его дом. Она помнила, что всем было весело, она помнила персики и разговор про убийство его отца. Дальше все в тумане. Но что-то мерзкое просвечивалось сквозь него – вылет в Брюссель. Сегодня. Без нее. Потому что она не в силах даже открыть глаза. Даниэль ведь этого хотел? Он умышленно предложил ей такую игру, чтобы она не смогла сегодня встать с кровати. Какая же она дура…
В груди все сжалось. Пазл собрался. То, что было потом, уже не важно.
– Вставай, мы опоздаем в аэропорт.
Она накинула на голову одеяло, даже не желая узнавать, где спит. Он опоздает в аэропорт, она уже никуда не опоздает. В таком виде ее просто не допустят к полету.