Физрук 3: Назад в СССР

– Так-ак, – пробормотал его обладатель густым басом. – Проверим зрачковый рефлекс…
Он посветил мне в глаза фонариком, я зажмурился.
– Превосходно реагирует! – обрадовался седоусый. – Пациент, вы меня слышите?
– Слышу, – буркнул я.
– Как ваше самочувствие?
Я прислушался к своим ощущениям. Голова гудела, а к горлу подкатывала тошнота.
– Мутит, – признался я. – Как с похмелья…
– Вам повезло, батенька, – сказал врач. – Можно сказать, что вы родились в рубашке. Удар, видимо, пришелся по касательной, да еще и волосы смягчили.
– Удар? – удивился я. – Какой еще удар?
– Не помните?
– Нет…
– А что помните последнее?
– Ко мне подошли в темноте трое или четверо… – начал припоминать я. – Попросили закурить…
– Вот кто-то из них вас по голове и огрел… – не дождавшись иных подробностей, сообщил седоусый. – Ну хватит воспоминаний… У вас, похоже легкое сотрясение головного мозга. Так что придется несколько дней провести в больнице. Вам показан покой.
– А как же работа?.. Жена… Мама… Они будут волноваться.
– У вас есть домашний телефон?..
– Есть, только я сейчас номера не помню…
Доктор нахмурился, и я напрягся. Еще решит, что у меня не легкое, а тяжелое сотрясение мозга.
– Но я вспомню, доктор! – поспешно пообещал я и зачем-то добавил: – Мне недавно установили телефон…
– Адрес помните?
– Адрес?.. – переспросил я. – Кажется – помню… Октябрьской революции… двадцать три, квартира тринадцать…
– Вот и замечательно! – сказал врач. – Не беспокойтесь, мы сообщим вашей семье… А пока отдыхайте…
Лицо отодвинулось. Я услышал, как доктор что-то вполголоса говорит девушке – видимо медсестре. Потом прозвучали шаги, раздался щелчок и стало темно. Кто же это шарахнул меня по башке? И что было потом?.. Ничего не помню… Мысли мои путались, а сознание уплывало… Видимо, я попросту уснул… Проснулся от того, что в палате снова зажегся свет. Вошла сестра. Я увидел ее через приоткрытые щелочки век. Девушка наклонилась надо мною, и я смог увидеть ее декольте… Хм, недурно…
– Как вы себя чувствуете? – спросила она.
– Неплохо, – пробормотал я. – Голова только болит…
– Сейчас я вам сделаю укол…
– Спасибо…
Медсестра обследовала локтевые сгибы, выбирая вену, куда можно будет вколоть обезболивающее. Правая рука ей понравилась больше левой. Она перетянула ее жгутом выше локтя и велела:
– Поработайте кулачком!
Я принялся сжимать и разжимать пальцы.
– Зажмите кулак!
Я подчинился. Девушка стала гладить пальчиком место сгиба, потом ловко всадила во вздувшуюся вену иглу. Шприц в ее руке был стеклянным, многоразовым и достала она его из продолговатой металлической коробочки для стерилизации. Сделав укол, сестричка перевязала сгиб моего локтя, забрала коробку и вышла из палаты, погасив свет. Головная боль стала проходить, и я снова уснул. Когда я опять проснулся, в палате было светло от того, что наступило утро. Все это время я провел на спине, отчего она затекла. Я осторожно повернулся на бок.
Теперь я мог видеть всю палату и убедиться, что кроме меня, в ней ни души. Что это? Особое внимание медперсонала или в больничке просто мало пациентов? Как бы то ни было, а валялся я в одиночестве. Башка, вроде, не болела. И тошноты я не чувствовал. Осторожно ощупал пострадавшую голову. Она был забинтована, и прикоснувшись к затылку, я ощутил резкую боль. Тем не менее, ничего ужасного с нею, похоже, не случилось. Жить буду. Вот только какая сука меня долбанула?..
Пока я себя ощупывал, в больнице началась утренняя суета. А мне захотелось по малой нужде. Я сел на кровати. Откинул одеяло и обнаружил, что в одних трусах. Интересно, кто же это меня раздевал? Неужто – эта сестричка с внушительным бюстом?.. Та-ак, а как мне идти в сортир? В одних трусах?.. В этот момент дверь открылась и в палату вошла, нет… не медсестра – толстая тетка лет шестидесяти, в белом халате и косынке, завязанной на затылке. Увидев меня, всплеснула руками и запричитала:
– Куда же это ты намылился, милок?.. Дохтур вставать не велел.
– Что же мне под себя ходить? – возмущенно спросил я.
 
– Зачем – под себя… – пробурчала она. – Судно подкладное на что?.. Судно подкладное на что?..
Не церемонясь, она отодвинула меня в сторонку, наклонилась, отклячив необъятный зад, вытащила из-под кровати причудливо изогнутый металлический сосуд. Сунула мне его в руки.
– Вот сюды и делай свои дела, – сказала она. – Да побыстрей… Обход начался…
Я думал она выйдет, но та принялась бродить по палате, поправлять постели на трех не занятых койках и раздергивать на окне шторы. Мне было уже невтерпеж и отвернувшись, я «сделал свои дела» в судно. Когда я закончил, санитарка отняла у меня сосуд и ушла. Голова у меня слегка кружилась и поэтому я с облегчением повалился обратно в койку. Можно было с чистой совестью подремать. Конечно, попадание в больницу в мои планы не входило, но пока от меня мало что зависит. Я думал она выйдет, но та принялась бродить по палате, поправлять постели на трех не занятых койках и раздергивать на окне шторы. Мне было уже невтерпеж и отвернувшись, я «сделал свои дела» в судно. Когда я закончил, санитарка отняла у меня сосуд и ушла. Голова у меня слегка кружилась и поэтому я с облегчением повалился обратно в койку. Можно было с чистой совестью подремать. Конечно, попадание в больницу в мои планы не входило, но пока от меня мало что зависит.
Похоже, я и в самом деле задремал, потому что когда в палату ворвалась целая толпа, я не сразу сообразил, что происходит. Среди вошедших узнал своего «дохтура» и медсестру. Остальные люди в белых халатах были мне незнакомы, но интересовались они именно моей персоной. Быстро стало понятно, что главный здесь не седоусый, а моложавый высокий врач, который выслушал доклад моего «дохтура», задал пару наводящих вопросов, покивал и резко повернулся к выходу, а за ним и все остальные. Я снова остался один.
Впрочем – не долго. В коридоре прогремело что-то металлическое. Дверь палаты распахнулась и в ней появилась еще одна тетка, немногим моложе санитарки. Она внесла металлическую тарелку и блюдце с двумя кусочками белого хлеба, на которых лежало по кубику масла. Водрузив все это на тумбочку, она вышла и снова вернулась с ложкой и стаканом с бурой жидкостью. Мне доставили завтрак почти что в постель. Вот только не мешало бы умыться и почистить зубы.
И если с первым особых проблем не было – в палате имелся умывальник, то взять щетку и зубную пасту было негде. Тем не менее, я поднялся, добрел до умывальника, умылся и прополоскал рот. Когда я наклонялся над раковиной, голова моя начинала кружиться, но в целом я чувствовал себя терпимо. Я даже выскреб из металлической тарелки всю манную кашу и слопал хлеб, размазав по нему подтаявшие кусочки масла. В стакане оказался чай, сладкий, но не вкусный.
Позавтракав, я опять завалился на койку и задремал. Странное равнодушие овладело мною. Меня не волновало сейчас то, что происходит за больничными стенами. Капитан Киреев с его предъявами, школьные дела, три секции, которые я на себя взвалил, затея с детской киностудией и все остальное, что вот уже третий месяц составляло мою жизнь, стали казаться не столь важными. Вряд ли это был обыкновенный эгоизм больного, которого не волнует ничего, кроме собственного здоровья, скорее всего я просто устал и жаждал отдыха. В конце концов, врач прописал мне покой.
Однако отдохнуть мне не дали. После обеда, состоявшего из жидкого овощного супчика, несоленого пюре и костлявой жареной мойвы, в палате появился невысокий, крепко сбитый мужчина, в накинутом на широкие плечи халате, под которым угадывались погоны. В руках незнакомец держал кожаную папку. Отрекомендовался он старшим лейтенантом Свиридовым, следователем УВД Приречного, то есть, нашего района. Старлея интересовало совершенное на меня нападение. В этом я ему мало чем мог помочь, ибо не видел человека меня ударившего, да и остальных – тоже, но от следователя так просто не избавишься.