Измена. Я тебя (не) прощу (СИ)

- За дверью ватага ваших родственников. Кого-то позвать? - врач подает бутылку воды, потом что-то поправляет в системе. - Ты ела в последний раз когда?
- Нет, никого не хочу видеть. У меня нет родителей, я сирота. Есть только бабушка, слышите, это она держит оборону от людей, которые меня родили, а потом предали. И если я дам согласие на то, что вы предлагаете, - слово “прерывание” даже произнести не могу, комом становится в горле. - Я стану, как они. Как моя мать.
- Поняла, - голос врача стал тише, мне показалось, что она растерялась от происходящего. - Ела когда?
- Часов в десять чуть-чуть перекусила. Не хочу есть, сохраните ребенка...
Говорю и сама не верю в происходящее. Как такое может быть?
Врач садится рядом со мной, гладит по голове, потом берет за руку.
- Я тут так давно работаю, и знаешь, не перестаю удивляться насколько большое и чистое женское сердце. К нас девочку привезли как-то, она забеременела в криминальной ситуации, на десятой неделе угроза. Вроде радоваться надо, грех на душу не взяла, но и потом в ребенке его биологического папашу не видеть. Она ребенка потеряла, так и девочку потом еле откачали. Просто перестала жить хотеть. Вот и на тебя смотрю, синичка, можно стереть тот путь и начать заново, а борешься.
- Ребенок ни при чем. Мои родители вроде хотели меня и что? И Алинку, а потом из дома выгнали. А чужие люди...
- Понимаю. У меня трое пацанов, папаша так их хотел, что пил беспробудно от желания нянчится. А потом к какой-то ушел. И меня с тремя детьми тоже полюбили, отца, может, мой муж не заменил, но хорошим другом стал. Они его “папой” зовут. Я на смене, а они ужин готовят.
Она протягивает мне телефон с видео, седоватый мужчина и трое разновозрастных мальчишек варят спагетти, режут колбасу огромными кусками, а самый маленький “плюет” из бутылки кетчупом.
В глазах защипало, стало тяжело дышать, словно нос заложило. Я тоже хочу семью, свою семью... как оказалось, у меня ее никогда и не было.
- Так, я предлагаю тебе немного поспать, отдохнуть. Не волнуйся, я буду рядом. У тебя будет сиделка, она никого к тебе лишнего не пустит, пока ты будешь отдыхать.
Я принесу тебе поесть. Тарелку с чашкой больничные дам, потом кто-нибудь из твоих принесет домашнее. А не принесут, пользуйся этими. Не переживай, девонька, все наладится. Парень там твой бросается, это жених твой? Не он же будущий горе - папаша?
- Это, наверное, Олег. Он мне, - а кто он мне? Я его знаю ровно три дня, а значимость его оказалась сильно больше, чем у людей, которые больше двадцати лет рядом. - Он мой недавний знакомый, мой ангел-хранитель.Были случаи, когда беременность сохранялась и успешно потом все было?
Не знаю, какой ответ я жду? Нужна ли мне точная статистика или пока так.
- Всякое было. Отдыхай.
От меня, кажется, отмахнулись. Окей, значит, я молчу и не задаю неудобных вопросов. Ухожу в дремоту.
Я снова попадаю в этот недострой, но теперь я не могу выйти из дома, везде Артур, в каждом окне. Он идет с канистрой, а я уже чувствую запах гари. “Тебя никто не спасет. И ребенка... Если я не доделал все, то рядом есть люди, которые завершат мое дело”. А потом яркое пламя, вся комната горит. А я не могу спастись. Через ребенка ты всегда будешь привязана ко мне, всегда, - лицо Артура появляется в огне. - Я тебе не дам спокойной жизни, и никто не даст. Вся твоя жизнь - ад, и гореть тебе в этом пламени вечно”. Огонь накрывает меня.
Вздрагиваю. Не чувствую руку. Сколько я спала. Ругань за дверью еще не прекратили или уже вышли на новый виток.
- Что вы тут за балаган устроили, вы забыли, где находитесь? Выяснять отношения - за периметр больницы, вот прямо за забор.
Голос врача громкий, четкий, ее слышно очень хорошо.
Что-то с ней огрызается отец, слышу, как у него вылетает в словах “р”, значит, вчера пьяный был и не до конца протрезвел. Отец немного картавит, в нормальном его состоянии этого почти неслышно, но стоит ему остаканиться, во рту появляется каша.
- Мне все равно, кто вы, и вы тоже. Я вам еще раз повторяю, никого не пущу, - врач говорит еще строже. - Девушке надо отдыхать. А вам лучше в храм согласно вашей вере топать и отмаливать то, что вы там натворили.
 
- Я ее мать!
- Лина совершеннолетняя, находится в сознании. По ее просьбе никого к ней не пускаю. Или молча сидите в коридоре, что не очень понятно зачем, или видите отсюда. Как новости будут, девчонка сама с вами свяжется.
- Вы как с нами разговариваете, - свекор решил показать свою “власть”. - Ваша фамилия! Через час вы тут работать не будете, приползете ко мне с извинениями.
- Моя фамилия на бейджике. Если не уйдете, я вызову охрану.
Глава 41. Всех куплю
- Чернышев Артур Глебович, вы обвиняетесь в покушении на вашу жену - Чернышову Ангелину, - мент зачитывает мне обвинение, голос ровный, как у робота.
Меня заводят в комнатушку, она не похожа на камеру, но и кабинетом назвать тяжело. Маленькое окно почти под потолком. Два металлических шкафа, стол и несколько стульев. На полу какие-то папки с документами.
- Какое обвинение, вы что не видели, что меня с его подельником меня избили? А что касается моей жены, я сам решаю, как муж, как к ней относиться и что с ней делать. Сами знаете, что жена должна мужика побаиваться, а не то порядка дома никакого. Кстати, заявление от потерпевшей есть?
- Есть, - откуда-то из-за спины появляется пацан, который вместе с Демьяновым “учил” меня жизни.
Интересно, откуда они узнали, что Линка находится в этом поселке. Неужели меня мать сдала? Фигня какая-то, не может быть, чтобы она встала на ее сторону, а не поддержала меня. Надо отцу сказать, чтобы разобрался с ней. Если будет отпираться, я про любовника и его сыночка напомню.
- У меня есть право на звонок, - меня никто не замечает. - Эй, нелюди, вы меня сначала избили, потом в эту дыру призели. Интересно, ваше начальство знает, о вашем самоправии? Не боитесь со мной местами поменяться? Думаете, я так это оставлю, я вас сам сгною.
- Вы нам угрожаете? - тот, который приезжал с Демьяновым, подходит почти впритык. - Если с девчонкой что-то случится, то тебе лучше исчезнуть. Я тебя в любой дыре найду. И в камере, и в подворотне.
Кидает мне телефон, обшарпанный, старый. Он падает на пол, отпинываю его ногой.
- Я с вот этого звонить не будут. В руки не возьму, да и номера я не обязан знать наизусть. Мой телефон верни.
- Вань, да отдай, не связывайся с дерьмом, - мент постарше говорит тому, который был с Демьяновым.
Тот ухмыляется, но отдает телефон.
- Пап, - звоню отцу. - Тут полный произвол! Меня в какой-то дыре держат. Звони своему низкорослику, пусть он меня отсюда вытаскивает, - слежу за ментами, ощущение, что им пофигу, что я рядом - говорят о чем-то своем.
- Ты к ней зачем поехал? У тебя мозгов нет совсем? - отец разговаривает на повышенных тонах, рядом с ним разны голоса. - Ты ее трогал зачем? В курсе, если она того, то тебе лет десять полного государственного обеспечения светит.
- Ты лучше у мамы поинтересуйся, кто Лину из города увез, кто ее спрятал, а потом кто сдал Демьянову, где его ненаглядная сидит. Глеб Михайлович, не нам с тобой, не для того, чтобы наладить нашу с Линкой семейную жизнь. Она под него прогнулась! А легла еще под кого-то. А ты на меня всех собак стравил, я такая же жертва, как и ты, пап.
“Вовремя предать, это не предать, это предвидеть...” Чтобы закрыть свою задницу, я пойду на все. Пока отец будет злиться на мать, он будет поддерживать меня.
- Пап, ну залог за меня внесите, а тут, что жить теперь буду? - блин, как-то не комильфо при ментах так себя вести. Из дерзкого я превращаюсь в отцовского побирушку. А ему только это и надо, снова про уважение мне будет рассказывать, про сыновний долг.
- Посиди, о поведении подумай. Не забывай, что мы все в одной обойме. И молись, всей своей паршивой душонкой, чтобы с твоей женой все было хорошо.