После наступления темноты (ЛП)
Кенни ухмыльнулся; его лицо засветилось, как у демонического Чеширского кота. "Так и должно быть".
Выражение лица его друга было ужасающим. Он отступил назад. " А почему?"
Кенни уставился на него, ухмылка исчезла. "А?"
"Почему это должно иметь для меня значение?"
"А что для тебя должно иметь значение?"
"Ты только что сказал, что адрес должен что-то значить для меня".
"О чем, черт возьми, ты говоришь?" Кенни легко рассмеялся. "Ты просто сказал "почему" ни с того ни с сего".
Гарри почувствовал резкую боль в животе, как будто что-то глубоко внутри него сломалось. "Я..."
"Чувак, ты в порядке?"
"Да, я... я в порядке, извини".
Он кивнул, но выглядел неуверенным. "Ты уверен?"
"Я просто плохо соображаю и..."
"И?"
"В общем, это неважно, я просто устал".
Кенни пожал плечами. "Ладно, тогда тебе лучше".
"Спасибо."
"Звони, если что-то понадобится".
Гарри стоял в эркере и смотрел, как Кенни идет к своей машине, а затем выезжает с подъездной дорожки. Ветер усилился, но дождь по-прежнему шел мелкий и туманный. Дом Роуз выглядел тихим. Он закрыл глаза и сосредоточился. Постепенно нервы успокоились, но впервые с тех пор, как он ел суп, в горле защекотало.
Когда он направился на кухню, чтобы найти антибиотики, лекарство от кашля и обещанный ими драгоценный сон, в кармане пальто зазвонил беспроводной телефон.
* * *
Он надеялся увидеть на определителе номера мобильный Келли, но вместо этого на экране высветилась надпись: Входящий вызов.
"Алло?" В ответ раздался низкий статический сигнал, белый шум, пробивающийся сквозь линию. "Алло?" Снова помехи, на этот раз более громкие и сопровождаемые тупым стуком, похожим на звук лопнувшего громкоговорителя. "Есть кто-нибудь?" Из глубины помех донесся слабый высокочастотный тон, который становился все громче, пробиваясь сквозь шипение.
Гарри прислушался: тон превратился в нечто, напоминающее невнятный человеческий голос. Он прокатывался по линии повторяющимися волнами, искаженная электроникой попытка речи, медленно переходящая в визгливое крещендо агонии и отчаяния.
Он держал трубку подальше от уха, но все равно слышал, как она превратилась в одно единственное слово, которое можно было разобрать и прокричать снова и снова, как ужасную мольбу или, возможно, предупреждение.
"Гарри!"
Мужской - он был уверен, что это мужской голос, но - не совсем верно, он - никогда не слышал, чтобы кто-то так говорил. Даже без искажений и помех он звучал фальшиво, как будто машина пыталась изобразить человека, а не кто-то говорил естественно.
"Кто это?" - спросил он.
В ответ раздался такой оглушительный всплеск помех, что он чуть не выронил телефон. Держа телефон перед собой и беспомощно глядя на него, Гарри слушал, как помехи стихают и сменяются странной серией громких щелчков. Затем линия оборвалась, и он услышал лишь раздражающее жужжание стандартного сигнала набора номера.
Дрожащими руками он повесил трубку и снова проверил идентификатор. На маленьком цифровом экране телефона прокручивалась надпись "Входящий вызов". Он видел частные звонки или блокированные звонки, но никогда - просто входящий звонок без дополнительной информации. Он быстро набрал *69, чтобы попытаться перезвонить на этот номер.
"Нам очень жаль, - сказал записанный голос, - но номер вашего последнего входящего вызова больше не обслуживается. Функция обратного вызова в данный момент недоступна".
Гарри положил трубку и уронил телефон на кофейный столик. Ему не хотелось даже прикасаться к этой чертовой штуковине. Как, черт возьми, номер может быть нерабочим, если мне только что с него звонили? Что, черт возьми, происходит?
Он медленно подкрался к эркеру и выглянул на улицу. Все выглядело так же, как и раньше, ничего необычного или странного, но могло ли быть совпадением то, что телефон зазвонил именно после того, как Кенни ушел? Почему не тогда, когда он еще был там? Кто-то следил за ним?
Может быть, человек на крыше увидел приближающуюся полицию и спрятался. Может быть, он знает, что это я им позвонил, и сейчас следит за мной и каким-то образом смог подключиться к моей телефонной линии. Мне все равно, насколько я болен и как мало спал, я знаю, что не воображаю и не путаю то, что только что услышал. Это реальность, что-то происходит, я...
" Стоп", - сказал Гарри вслух, его голос был ровным и безэмоциональным в пустом доме. Повернувшись спиной к окну, он снял трубку и набрал номер оператора. Ответила женщина с приятным, но деловым голосом, и он объяснил ей, что только что произошло.
"Хм, - сказала она. "Возможно, номер был отключен сразу после звонка. Не могли бы вы подтвердить свое имя, номер и адрес?"
Гарри так и сделал.
"Спасибо, одну минуту".
Внезапно он услышал, как ABBA поет "Танцующую королеву", что, в конечном счете, было более тревожным, чем телефонный звонок. К счастью, оператор быстро вернулся. "Спасибо, что подождали. Этот звонок только что поступил?"
"Да, мэм. Сначала он был искажен, но..."
"Я не могу найти никаких звонков на ваш номер за последние несколько минут", - перебила она, по ее тону было видно, что подробности ее не особенно интересуют. "Последний входящий звонок был некоторое время назад". Она назвала время и номер, которые совпадали с обратным звонком доктора Пула. "Но с тех пор ничего не было. Если это повторится, позвоните в " Repair " и сообщите об этом. Они смогут вам помочь".
Кто бы ни был звонивший, он выкрикнул имя Гарри, так что он прекрасно знал, что это не случай пересечения линии, технического сбоя или какой-нибудь другой аномалии. Но не было смысла зацикливаться на этом. "Хорошо", - вздохнул он. "Спасибо".
Он повесил трубку, но держал телефон в руке, крепко сжимая его. Злой, расстроенный и потрясенный, он обвел глазами стены, плинтусы, полы и ковры, вглядываясь в каждый предмет мебели, каждую безделушку и беспорядок, каждое пустое место и темный угол, каждую тень - все это предстало перед ним, как чужой пейзаж, которого он никогда раньше не видел. Внезапно вся ностальгия, теплые воспоминания, даже чувство приближающейся утраты при расставании с этим местом показались ему неважными. То, что когда-то было защитным барьером, теперь больше походило на тюрьму: стены, которые когда-то отгораживали от плохого, теперь служили лишь для того, чтобы держать его внутри. До этого момента Гарри жил в этом доме годами, ни разу не почувствовав дискомфорта, страха или опасности, но всё изменилось за считанные часы.
Что-то происходит...
Паника поднималась из самых глубин его существа, нарастая, как гигантская волна, становясь все сильнее и сильнее, а затем закручиваясь под себя, увлекая за собой все на своем пути, в темные, бездонные места, куда никто и никогда не должен был попасть.
Держи себя в руках. Сохраняй спокойствие. Дыши, просто... дыши.
Он старался дышать ровно и медленно, не кашляя, и вскоре приступ паники начал стихать. А еще через мгновение он и вовсе покинул его.
Гарри никогда в жизни так сильно не хотел спать, и теперь, когда у него было лекарство, чтобы сделать это, он слишком боялся его принять.
Я не могу спать, не сейчас.
Конечно, сон помог бы ему проветрить голову и обострить мысли, но в таком состоянии он был бы слишком уязвим. Он не мог рисковать, не после всего, что случилось. Он не мог доверять... чему именно... себе, дому, телефону, двору, улице, всему тупику, ветру, дождю, шуму, тишине... чему?
Непреодолимое чувство ужаса витало в воздухе, словно призрак, заставляя его чувствовать себя неловко и скованно: чужой в собственном доме. Единственный раз он чувствовал нечто подобное много лет назад, когда в дом его детства проникли, пока он, его сестра и родители были в отпуске. Вернувшись из поездки в Диснейленд, они обнаружили, что кто-то вломился в дом днем или двумя раньше. Украли телевизор, несколько мелких кухонных приборов, немного денег, которые отец хранил в столе наверху, и большую часть маминых драгоценностей. У Гарри, которому в то время было всего семь лет, украли мелочь, которую он копил месяцами. Кто-то разбил его копилку (это был щенок, сидящий на крыше маленькой конуры, а не настоящий поросенок), и даже спустя годы он помнит, как стоял в своей спальне и смотрел на то, что оставили грабители. Они рылись в его вещах - в его вещах, - опустошая ящики и стол и разбрасывая все по полу. Видимо, для острастки они стащили с книжной полки модели самолетов, которые он часами собирал вместе с отцом, и растоптали их. В дверном проеме он обнаружил керамическую скамейку, разбитую вдребезги. Это было настолько странное чувство, что он даже не смог заставить себя заплакать. Мысль о том, что кто-то пришел в дом - их дом, их владения, убежище, на которое он и его семья всегда полагались, чтобы защитить их от бед, единственное место, где они могли по-настоящему расслабиться и жить без страха, - и нарушил его безопасность, бродя по коридорам, спальням и не только, вызывала настолько сильное чувство нарушения личных прав, что это было не просто тревожно или беспокойно, это было глубоко травмирующе. Его мать однажды описала это чувство как нечто, по ее мнению, похожее на изнасилование. Но все, что знал Гарри, - это то, что он больше никогда не будет чувствовать себя в безопасности в среде, где это было естественно и необходимо. Это осознание проникло в него так глубоко, что оставило шрамы, которые так и не зажили до конца, и в конце концов сделало мир более холодным и жестоким. Больше всего он возмущался, потому что кража его базового чувства безопасности была худшим, что могли сделать грабители. Похищенное однажды, как и всякая невинность, оно никогда не может быть восстановлено.