Знойные ветры юга ч.2 (СИ)
— Скоро выходим, брат, — сказал Надир. — Ваши люди отдохнут неделю-другую, и тронемся в путь. Мы ждем только попутного ветра. Летом он дует на восток, а зимой — на запад. Через год вернемся.
— Ты же только женился, — усмехнулся Стефан. — Уже хочешь из дома сбежать?
— Может, если даст Аллах, — воровато оглянулся Надир и понизил голос до шепота, — через год моя жена хоть немного повзрослеет, и на настоящую бабу похожа станет. Я, честно говоря, семейную жизнь себе как-то по-другому представлял. Я, когда на нее лезу, все время раздавить боюсь. Ну, просто птенчик какой-то, а не жена. И вместо сисек у нее два прыща. Даже подержаться не за что. Хотя хозяйка добрая, тут ничего плохого не скажу.
— Я тебе в этом деле не советчик, — развел руками Стефан. — Ты же знаешь, я не по этой части. Но племянника с тетей обязательно познакомь. Правда, он немного постарше будет, и арабского не понимает.
— Я переведу, — кивнул Надир. — Тащи его вечером сюда. У нас, арабов, родня — это первое дело. Надо будет его еще и с ее братом познакомить. Он тут за меня останется. Хороший парень, только слишком горяч. Ты подарки приготовил?
— Само собой, — кивнул Стефан. — Мы семью не опозорим.
Вечером Святослав, оба его дяди и Бадр, шурин дяди Никши сидели за столом, на котором лежали лепешки, зелень и куски вареной баранины. Жена дяди подала еду и стояла неподалеку, не вмешиваясь в беседу и не говоря ни слова. Тетка Алия, укрытая платком, привела Святослава в полное замешательство, уж больно молода. Щуплая пигалица с едва наметившейся грудью скромно стояла, опустив глаза в пол, и на все вопросы отвечала односложно. Даже богатое ожерелье, поднесенное ей Святославом, заставило ее поднять смуглую симпатичную мордашку лишь на миг, а потом она снова опустила взгляд вниз. Почтенный Азиз ибн Райхан хорошо воспитывал своих дочерей. Алия поблагодарила за подарки и ушла на свою половину. Женщине не пристало сидеть с мужчинами за одним столом.
— Ну, можно считать, что познакомились, — махнул рукой Надир. — А ты племянник, по-арабски совсем не понимаешь?
— Нет, — удивленно посмотрел на него Святослав. — Латынь знаю, греческий, степной говор и язык кельнских франков. Его худо-бедно все германцы понимают. А арабский нет, не знаю.
— Зря! — поднял палец вверх Надир. — Будем учить.
— А зачем? — все так же удивленно смотрел на него Святослав. — На кой он мне?
— Ты еще удивишься, — усмехнулся Надир. — Отец разве ничего не сказал тебе? Ну, тогда и я не буду. А! Забыл! Тебе еще персидский выучить придется и язык коптов(1).
— Да мы же в походе! — возопил Святослав. — Когда мне это все учить-то?
— Ну, а вечера на что? — удивился Надир. — К вашему отряду прикреплен наставник Стефан. Он сам себя прикрепил. Он и будет вас персидскому учить.
— А язык коптов? — спросил ошарашенный новостями Святослав.
— Тут с нами один ушлый малый из Александрии плывет, — ответил Стефан. — Он в торговом доме твоего отца трудится. Его зовут Константин. Рекомендую познакомиться, этот парень далеко пойдет. Я месяц плыл с ним на одном корабле, и я тебе скажу, племянничек, это что-то…
* * *В то же самое время. Город Аврелианум (в настоящее время — Орлеан). Нейстрия.
Древний город, населенный римлянами, сирийцами и иудеями, давил своими каменными стенами на привыкших к степным просторам кочевников. Хан Октар ненавидел города, а потому при малейшей возможности сбегал оттуда, поселившись на одной из вилл. Многолюдство угнетало его безмерно. Оно душило его, словно удавка. Крики и толкотня приводили его в бешенство, как приводили в бешенство непрерывные склоки христиан и иудеев, жалобы которых стекались к нему со всех сторон. И он сам, и его племя приняли завет Христа, иначе было просто невозможно, но всадники не забывали своих старых богов, по привычке принося жертвы Великому Небу и богине Умай. Здесь они были уже не первыми пришельцами, ведь в окрестностях городов жило множество потомков алан, готов и бургундов, которых потом сменили франки. Франки так и остались жителями хуторов, и их речь была почти не слышна в городах. Да и мало их было южнее Луары.
— Мы никогда не станем тут своими, — с горечью сказал Октар старшему сыну. — Зря я польстился на посулы этого лживого демона, Дагоберта.
— Ты уверен, отец, что это он убил мою сестру? — испытующе посмотрел на него Бумын, широкоплечий рябой здоровяк, сидевший с ним за столом.
— Не знаю, — резко ответил Октар. — Я уже ни в чем не уверен. Сердце говорит, что моя девочка умерла плохой смертью, но он же поклялся на могиле отца… Мы ходили с ним в базилику святого Вицентия, и он поклялся. Понимаешь?
— Тогда что тебя беспокоит, отец? — не понял Бумын. — Король не станет шутить такими вещами. Его же Христос покарает.
— Кого может покарать бог, который не стал защищать самого себя? — поморщился Октар. — Я говорил со служанками, имена которых мне дала та бургундская стерва. И знаешь, что?
— Что? — подался вперед Бумын.
— Две из них недавно пропали, — горько усмехнулся Октар. — Вот были люди, и нет их. Как будто не было никогда. Я спрашивал майордома, спрашивал дворцового графа. Они не никогда не слышали этих имен. Но они лгут, сын. Лгут, как последние рабы. Их глаза бегают так, словно они украли коня. Я заплатил кое-кому, и выяснил, что жена проклятого колдуна оказалась права! Мой каган соврал мне, а жена самого лютого врага сказала правду! Ты это понимаешь?
— И что ты думаешь? — Бумын даже плеснул вином на стол от неожиданной догадки.
— Они убили мою дочь, убили моего внука, а потом убили тех, кто ее убил, — все так же горько сказал Октар. — Cui bono! Ищи, кому выгодно! Так сказала бургундская ведьма.
— Женам короля это выгодно, — тут же сообразил Бумын и заревел. — Ведь они уже поделили королевства между своими сыновьями! Я вырежу печень этим лживым сукам и накормлю ей нашего королька! Я возьму десять жизней за жизнь моей сестры!
* * *Две недели спустя. Вилла Клиппиакум (в настоящее время—Клиши, предместье Парижа)
— Ты еще кто такой? — Дагоберт недоуменно смотрел на угодливо склонившегося человечка в полотняной рубахе до колен и мягких кожаных туфлях.
— Я Доссо, ваше величество, — робко ответил человечек, благоговейно рассматривая длинные, расчесанные на пробор волосы Дагоберта, достающие до пояса. — Я слуга герцога Орлеанского. Виночерпий я.
— Зачем ты притащила его сюда? — Недовольно посмотрел на жену король. — Ты будешь теперь приводить ко мне всю шваль, какую встретишь на улице?
— Выслушай его, мой король, — скромно опустила глаза Нантильда. — Он мой верный слуга. И твой тоже. — Говори, Доссо! Расскажи все, что слышал, и не пропусти ни единого слова.
— Ну, это… Бумын, значит, это который нашего герцога сын, — начал свой косноязычный рассказ виночерпий, — он ее величеству обещал печень вырезать и этой печенью ваше величество накормить. И печень ее величества Рагетруды тоже сказал, что вырежет. А еще он сыновей ваших обещался убить.
— Что-о? — выпучил глаза Дагоберт. — Да что ты такое несешь?
— Он сказал, что за жизнь своей сестры десять жизней возьмет! Вот! — выпрямился слуга. — Я своими ушами слышал! Разрази меня гром! Святым Мартином и святым Дионисием клянусь, все так и было!
— Вон! — прошептал бледный, как мел Дагоберт. — Пошел вон! — а когда виночерпий кубарем выкатился из его покоев, мертвым взглядом посмотрел на жену. — Ты же сказала, что никто ничего не узнает!
— А никто ничего и не знает, — хладнокровно ответила Нантильда, хотя ни малейшего хладнокровия не ощущала. Напротив, ей было безумно страшно. Королев франков убивали и за куда меньшие прегрешения. — Никто ничего не докажет.
— Да никто ничего и не станет доказывать, дура! — заревел Дагоберт. — Одного подозрения достаточно! Ты втравила меня в это!
— Я? — подбоченилась Нантильда. — Ты же сам сказал, что если выделить удел третьему сыну, то нас даже воробей заклевать сможет. Бургундский ублюдок тут же пойдет войной. И все пойдут вместе с ним, даже твой младший брат! Ты сам сказал, что мы в западне! Герцог Само опутал нас целой сетью своей родни!