Кольцо огня
– Главное, что он остается в наших сердцах.
Через несколько минут я наконец-таки одна. Совершенно нелогично, но я сама себе кажусь обломщицей, хотя у меня есть занятие. Я ищу информацию о различных методах, с помощью которых можно проявить скрытые сообщения, не повредив папирус. Затем долго принимаю ванну и заказываю пиццу. Когда, по моим ощущениям, лет через сто ее привозят, я забираю коробку в свою комнату и удобно устраиваюсь на кровати. Ненадолго задумываюсь, не включить ли что-нибудь на Netflix. Однако если сделаю это, то обязательно вспомню о том, что мы с братом не успели досмотреть последний сериал до конца. А к такому я пока еще не готова. Горе творит со мной странные вещи. Я считала себя сильнее. Думала, знаю, как справляться с ударами судьбы, но это не так. Говорят, есть пять стадий горя, и я застряла где-то между первой и второй. Между отрицанием и гневом. За ними следуют торг, депрессия и принятие. Две последние кажутся мне самыми ужасными. Не знаю, смогу ли принять смерть Малакая, однако он сам этого хотел, а разве его желание не должно стоять на первом месте? Он хотел уйти. Понимание этого причиняет такую же боль, как и в первый раз, когда Азраэль сказал мне об этом.
Я съедаю кусок пиццы, после чего отодвигаю ее в сторону. На вкус она как картон. Что я вообще здесь делаю? Заперлась в своей комнате и в этом доме. Скорбеть по брату – это одно, а отгораживаться от жизни – совсем другое. Достаю из письменного стола ручку и лист бумаги. Пару лет назад я увлеклась каллиграфией и все свободное время упражнялась в письме разными шрифтами. Усевшись на кровать по-турецки, вывожу по верхнему краю листа: «Список дел». Первым пунктом в нем записываю «Найти регалии». Вторым – «Прощание с Малакаем». Я исполню волю брата, кремировав тело, а потом полечу в Египет, чтобы развеять его прах над пустыней. В принципе, я всегда понимала, что должна так поступить, пускай это и будет тяжело.
«А дальше? – Покусываю кончик ручки. – Что я буду делать после?»
Эти пункты не имеют никакого отношения к моим заветным желаниям, а ведь список на самом деле создается для них. Я пишу цифру 3. Когда-то я поведала Сету, что мечтаю отправиться в путешествие с Малакаем. Мы собирались посетить места, где вершилась история. Я еще не бывала в Иерусалиме или в Санкт-Петербурге. Мне хотелось бы увидеть Боснийские пирамиды и проехать по Трансильвании. В Англии меня теперь ничего не держит. С другой стороны, я странствовала по миру бо́льшую часть жизни. Для меня это привычно, и если продолжу жить как раньше – брать заказы и искать сокровища, – то каждый день будет напоминать о Малакае, которому я уже не смогу позвонить. Вот только какая у меня есть альтернатива? Мой дом сгорел. Нужно решить, что делать с тем, что осталось от поместья. Титул Малакая, вероятно, унаследует какой-нибудь дальний кузен. Все это – суета, которой я не хочу заниматься. Если попросить, дядя Джордж возьмет это в свои руки.
Надо найти себе настоящую работу. Я могла бы защитить докторскую диссертацию, читать лекции или работать в Британском музее. Могла бы написать книгу о сокровищах, которые мы искали и нашли. Пока это звучит довольно скучно, но рано или поздно мне придется влиться в нормальную жизнь. Почему бы не прямо сейчас, раз все и так меняется?
Я сверлю взглядом лежащий передо мной лист. Мечтать не должно быть так сложно. У любой девушки в моем возрасте есть мечты, но мне на ум не приходит ни одной приличной. Подвинув к себе ноутбук, я ввожу в поисковик «Список желаний». В первый момент результаты шокируют меня своей банальностью. Серьезно? Связать свитер, подоить корову, неделю питаться вегетарианской пищей, освоить фокус. Не очень-то грандиозные цели, однако, немного поразмыслив, я прихожу к выводу, что именно это и делает их столь очаровательными. Я не умею вязать и ни разу не собирала пазл на тысячу деталей. Никогда не каталась на санях с конной упряжкой и не устраивала пикник зимой. Не умею играть на музыкальных инструментах и еще ни разу самостоятельно не красила комнату. Мне всегда хотелось сделать фотографии на старый фотоаппарат и самой проявить пленку. Пирог я тоже ни разу не пекла и не умею крутить обруч. Чем дольше я об этом думаю, тем длиннее становится список. Очевидно, моя жизнь еще не окончена, и можно заняться кучей мелочей, которые раньше даже не приходили мне в голову.
Я аккуратно переношу записи на новую страницу. Малакай подарил мне первый курс каллиграфии, желая, чтобы я хоть десять минут посидела спокойно. Ручка, которую я использую сейчас, хоть и не совсем подходит, но ничего страшного. Закончив, я вскакиваю, чтобы принести себе из кухни чего-нибудь выпить. Устроюсь под одеялом с бокалом вина и посмотрю какой-нибудь ужастик. Прошмыгнув по опустевшему дому, обнаруживаю на кухне еще и плитку шоколада. С добычей в руках возвращаюсь в свою комнату и выбираю «Кладбище домашних животных». Это один из любимых фильмов Малакая, и я смотрела его раз десять, что, впрочем, не делает историю менее жуткой. Я пью вино и съедаю половину шоколадки. Впервые после смерти брата мое сердце перестает быть безжизненным комом где-то в районе живота. Я справлюсь. Просто каждый день буду делать что-то для себя и шаг за шагом продвигаться вперед. Я не сдамся. В тот момент, когда доктор Луис Крид хоронит погибшего сына на заколдованном скальном плато, меня накрывает дрема.
Не успеваю по-настоящему заснуть, как в коридоре что-то с грохотом падает на пол. Резко вздрагиваю, и ноутбук соскальзывает с кровати. Он падает на бокал с вином, отчего тот вдребезги разбивается. Мне не удается сдержать вскрик. Дверь распахивается. Секунду спустя Азраэль хватает меня за руки, оказавшись на коленях на краю моей кровати. Его фигуру окружает яркий свет, а крылья смыкаются вокруг моего тела. Мягкие и теплые.
– Все в порядке? – Он внимательно оглядывается по сторонам. – Здесь кто-нибудь есть? На тебя напали?
– Отпусти меня! – шиплю я. – Почему вы подняли такой шум и что ты тут делаешь? Сейчас глубокая ночь.
– Ты кричала, – оправдывается ангел, как будто это достойная причина врываться ко мне в комнату.
– Потому что испугалась.
– Кимми просто немного оступилась, – примирительным тоном поясняет он. Его свет гаснет, а крылья складываются. – Не так уж это было и громко.
Взгляд Азраэля падает на ноутбук, на экране которого продолжается фильм. Маленький восставший из мертвых Гейдж как раз душит соседа. Ангел ставит компьютер обратно на кровать и снова переводит глаза на меня.
– Лежишь в постели одна и смотришь ужастик? В темноте?
– Это не ужастик, а классика восьмидесятых, – защищаю и себя, и Стивена Кинга одновременно.
– Конечно, – бормочет он, начиная собирать осколки.
Я с недоверием наблюдаю, как со стоическим выражением лица Азраэль убирает у меня в комнате. Если бы захотел, он мог бы использовать свои сверхъестественные способности, чтобы заставить битое стекло исчезнуть, но ангел явно тянет время.
– Если имеешь что-то против моего вкуса по части кино, можешь сразу проваливать. «Бойцовский клуб» – тоже далеко не шедевр.
– А по-моему, наоборот. И я не одинок в своем мнении. «Бойцовский клуб» – это ода жизни. В нем речь о смысле за гранью общества потребления и зависимости от успеха. И о том, почему обладание всем этим не делает нас по-настоящему счастливыми, – сообщает он с раздражающим спокойствием.
– Ладно, мистер Супербогатый Кинокритик, а теперь исчезни, чтобы я могла досмотреть свою оду смерти!
– Можно мне присоединиться? – Он бросает взгляд на вторую половину кровати.
– Э-э-э… нет.
Невольно кошусь на стройное мускулистое тело, которое выпрямляется прямо передо мной. Узкая футболка натягивается у ангела на груди. И я тут же вспоминаю ощущение его кожи под пальцами.
– Могу принести нам еще вина, а ты поделишься со мной оставшимся шоколадом.
– Я сказала «нет».
Продолжая держать осколки в руке, он внимательно смотрит на меня.
– Стоило попытаться.
– Можешь больше не стараться. Я вынуждена работать с тобой, но моя постель для тебя – табу. Запретная зона. Недоступная территория. Во веки веков, – подчеркиваю я.