Неистовые сердца (ЛП)

ГЛАВА 22. КАМЕНЬ
Я впилась ногтями в окно, постучала в него, пытаясь заставить охотника очнуться. На нём были джинсы и больше ничего. Его кожа, обычно тёмная, теперь была оттенка расплавленного воска. Что, чёрт возьми, с ним случилось?
«Каджика!» Я закричала в нашу связь. «Каджика!»
Охотник растянулся на испачканных, скомканных простынях. Охотники истекали кровью, как люди, но исцелялись, как фейри. Его бледность сказала мне, что полученная им рана не заживала. На него напали? Неужели один из Дэниели вернулся, чтобы прикончить его? Может быть, Пит или Куинн? Я перестала стучать по стеклу, перестала дышать и прислушалась к чужому присутствию.
Если кто-то и был здесь, то вёл себя исключительно тихо. Я пошевелила пальцами, чтобы набить их пылью, а затем огляделась в поисках камня, которым можно было бы разбить окно, но потом подумала, что лучше не разбивать окно и не впускать жестокий осенний холод.
Я вприпрыжку побежала вокруг дома к входной двери и повернула ручку. Когда она не поддалась, я призвала огонь и нагревала замо́к до тех пор, пока он не расплавился, растекаясь по древесным частицам. Я широко распахнула дверь и вошла, осматривая тёмную прихожую в поисках признаков жизни. Когда никто не набросился на меня, я направилась к открытой двери спальни. Мой ботинок заскользил по деревянному полу, и я замахала руками и зацепилась за комод, который был таким грубым, что заноза скользнула под мою кожу. Из проколотой раны засочился дым. Я зашипела, схватив крошечную занозу, и бросила её на пол, где она приземлилась в то, что заставило меня поскользнуться.
Я присела на корточки и принюхалась. Кровь.
Я бросилась к Каджике.
«Каджика?» Я накрыла ладонью его лицо.
Он был горяч, как сковорода. Несмотря на то, что буква «W» на верхней части его ладони всё ещё мерцала — признак жизни, — я поискала пульс на его запястье. Он щекотал кончики моих пальцев, но удары были такими вялыми, что это мало успокаивало меня. Я осторожно прощупала грудь Каджики в поисках источника крови.
Несмотря на то, что его поясница была в крови, пореза не было. По крайней мере, ничего такого, что я могла бы увидеть. Я попыталась перевернуть его на живот, чтобы осмотреть спину, как вдруг большим пальцем задела шишку на внутренней стороне его предплечья. Шишка, которая была залатана толстыми швами. Ручейки крови, разбавленной желтоватой жидкостью, сочились вокруг нити, увеличивая лужу под охотником.
Я не была врачом, но то, что было зашито у него под кожей, заражало его тело. Я уже собиралась отправиться на кухню, когда заметила на его тумбочке пару кусачек для ногтей, а также использованные иголку и нитку. Гнев нахлынул на меня, как пыльный бык, которого давным-давно создал поединщик во время празднования середины месяца.
Я бы отравила газом того, кто это сделал. Вита уколола мне кончики пальцев. Я прогнала её прочь, схватив кусачки для ногтей. Я осторожно обрезала нитку и вытащила её. Рана зияла, как открытый рот. Хлынула кровь, забрызгав мои руки и пальто, выбрасывая застрявший комок. Я потрогала кожу вокруг разорванной плоти в поисках ещё комков, но наткнулась только на натянутые сухожилия и эластичные мышцы.
На моих глазах кожа закрылась, подтверждая, что то, что отравляло его, исчезло, и что его тело теперь может начать исцеляться. Даже при том, что у Благих и Неблагих не было «аллергии» на одни и те же вещи, я не осмеливалась дотронуться до пропитанного кровью комочка голыми пальцами. Я сотворила сетку из пыли, а затем подняла эту штуку и отнесла в ванную. Я бросила его в раковину, где он загремел, как камень. Моя пыль осела обратно в ладонь, и я повернула ручку крана. Вода потекла и смыла кровь, обнажив мутно-белую поверхность с прожилками неоново-оранжевого и синего электрик.
Замешательство подавило мой прежний гнев, когда я осознала, что отравило охотника — опал. Я подождала, пока вода не станет прозрачной, прежде чем нагнулась и подняла камень. Как он попал ему под кожу? Неужели кто-то — мстительный Благой или озлобленный Дэниели — понял, что опал оказывает враждебное воздействие под плотью? Я даже не знала этого, а я была сведуща во всём, что связано с Неблагими и охотниками.
 
Порыв чего-то мерзкого окрасил воздух, и у меня скрутило живот. Я отодвинула опал подальше от носа, думая, что он источник запаха, но это не уменьшило его. Я резко перевела взгляд на дверной проём, за которым лежал охотник. Я приоткрыла губы и вдохнула только через рот, когда вернулась в комнату.
Я прижала кулак ко рту, приближаясь к неподвижной фигуре Каджики. Я положила камень за пояс его трусов, чтобы он соприкоснулся с его кожей. И так же внезапно, как запах пронёсся по дому, он рассеялся.
Я выпрямилась и посмотрела на Каджику сверху вниз, ненавидя то, что между нами встал камень, и всё же благодарная за его существование. Я вздохнула и приступила к уборке беспорядка. Я начала с того, что выжгла кровь под подошвами своих ботинок, чтобы не оставлять за собой кровавых следов, а затем исследовала дом, открывая двери и шкафы, пока не нашла то, что искала — швабру и ведро. Я наполнила ведро водой, плеснула в него мыла, а затем схватила швабру. Я вернулась в спальню и вымыла пол, грубые нити влажно хлюпали, впитывая кровь охотника. Я сполоснула швабру и повторно провела ею по всей спальне, а затем вернулась в ванную.
Когда вода высохла, остались вьющиеся белые полосы. Я что, неправильно мыла? Разве я не должна была наливать воду на дерево? Или это было мыло, которым я пользовалась? Я никогда в жизни ничего не мыла… никогда не гладила и не вытирала пыль. Всё делалось для меня, когда я жила в Неверре, и с тех пор, как я переехала в Роуэн, я использовала огонь.
Если бы мне удалось улететь раньше, я бы вызвала пламя, чтобы очистить дом Каджики, но мне не удалось улететь. У меня заканчивалось время. И теперь, когда порталы закрыты…
Я покачала головой, прогоняя мрачные мысли.
Я вылила розовую воду в унитаз, а затем вернула швабру и ведро в шкаф. Я схватила кухонное полотенце и смочила его водой с мылом, а затем вытащила сухое из кучи в шкафу и вернулась к Каджике. Я осторожно протерла его кожу, сначала размазывая кровь, но потом влажный хлопок впитал красные пятна. Я вытерла его насухо, затем положила ладонь ему на лоб.
Лихорадка спала. Я прижала ладонь к его обнажённой груди, и ровные колебания его сердца отдались в моей руке. Мои кончики пальцев коснулись края одной из его татуировок. Я проследила узор указательным пальцем, чувствуя, как трепещет пленённая вита. Принадлежала ли она моей матери, или вита матери была одной из тех, что освободили в лагере Дэниели?
Чувствуя, что Каджика не оценит моего исследования, я убрала руку и пошла складывать грязные кухонные полотенца в угол его ванной. В зеркале над раковиной я взглянула на своё пальто. Я вызвала небольшое количество огня и сожгла брызги крови.
А теперь перейдем к кровати…
Я выдвинула ящики комода. Они заскрипели, выскользнув наружу. В первых двух было нижнее бельё, носки и футболки были разложены аккуратными однотонными рядами. В гардеробе охотника не было ни намёка на цвет.
В последнем ящике лежало то, что я искала, — свежие простыни. Я достала стопку и положила её сверху, затем расстелила простыню под Каджикой и попыталась перевернуть его, но это было всё равно, что пытаться сдвинуть валун, застрявший в песке. Я попыталась вытащить простыни из-под охотника, но попытка была бесполезной. Всё, что мне удалось, это смять испачканные простыни.
Я подошла к другой стороне кровати и подползла к Каджике, опустилась на колени рядом с ним, надеясь, что новый ракурс даст мне больше рычагов воздействия на его тело. Я просунула руки ему под талию, пытаясь перевернуть его снова, но моя вторая попытка была такой же жалкой, как и первая. Мне даже не удалось приподнять его тело ни на дюйм.
Согревшись от усилий, я сняла пальто и бросила его на стул у письменного стола. Несмотря на то, что я слышала, как мой брат кричал мне, чтобы я не тратила огонь впустую, я собрала его в свои пальцы и направила на пятно. Красное пятно поднялось с простыней светло-серого цвета, как волна, отступающая от песка.