Эркюль пуаро (сборник) (СИ)
– Я? По телефону? Нет. Какой странный вопрос!
– Возможно, но я вообще странный человек.
– Похоже на то. – Она стрельнула в его сторону своими темными глазами. – И очень опасный.
– Нет-нет, не опасный, а полезный... для того, кому грозит опасность. Вы поняли меня?
Лола хихикнула, показав белые ровные зубки.
– Нет-нет, – засмеялась она. – Вы опасный.
Эркюль Пуаро вздохнул:
– Вижу, вы ничего не поняли. Все это очень странно.
Тони вдруг очнулся от своих печальных размышлений и сказал:
– Как насчет того, чтобы немножко размяться, Лола? Пошли?
– Пошли. Да. Мосье Пуаро не очень храбрец.
Тони взял ее под руку и, двинувшись к танцевальной площадке, на ходу бросил через плечо Пуаро:
– А вы тут пока поразмышляйте о природе преступности, старик.
– Очень полезный совет. Вот именно, очень полезный, – сказал в ответ Пуаро.
Несколько минут он посидел в задумчивости, потом поднял палец. К нему немедленно подошел Луиджи, и по его итальянскому широкому лицу от улыбки разбежались морщинки.
– Mon vieux [200], – сказал Пуаро. – Мне нужно кое-что выяснить.
– Всегда к вашим услугам, мосье.
– Узнайте, пожалуйста, кто из приглашенных за этим столиком сегодня звонил по телефону.
– Это я и сам могу вам сказать, мосье. Молодая леди в белом платье звонила сразу, как только вошла в ресторан. Потом она отправилась в гардеробную, а вторая леди вышла навстречу и тоже пошла в кабинку.
– Значит, сеньора все же звонила! До того, как она вошла в зал и увидела столик?
– Да, мосье.
– А кто еще?
– Больше никто, мосье.
– Значит, придется мне поломать голову, Луиджи.
– Если, мосье, я могу чем-то...
Пуаро сделал знак рукой. Луиджи мгновенно удалился. К столу возвращался Стивен Картер.
– Все нас бросили, мистер Картер, – сказал Пуаро.
– О... Да, конечно, – отозвался тот.
– Вы хорошо знакомы с мистером Бартоном Расселлом?
– Да, мы довольно долго...
– Его свояченица, мисс Везерби, просто очаровательна.
– Да, прелестная девушка.
– Вы и с ней хорошо знакомы?
– Вполне.
– Н-да, вполне, вполне, – повторил за ним Пуаро.
Картер поднял недоуменный взгляд.
Музыка смолкла, и все вернулись к столу.
Бартон Расселл подозвал официанта:
– Еще бутылку шампанского, и побыстрее.
Потом поднял бокал.
– Послушайте все. Я хочу сказать тост. Честно говоря, я все думал о сегодняшнем вечере. Как вам известно, я заказал стол на шестерых. Нас же за ним было пятеро. Один стул оставался пустой. Потом, по очень странному совпадению, здесь оказался мосье Эркюль Пуаро, и я пригласил его составить нам компанию.
Вы и представить себе не можете, до какой степени это странное совпадение. Пустовавшее место я оставил для леди – той самой леди, в память которой я и устроил обед. И устроил я его, леди и джентльмены, в память моей жены Ирис, умершей именно в этот день четыре года назад!
Все, кто сидел за столом, невольно вздрогнули от неожиданности. Бартон Расселл невозмутимо поднял бокал.
– Прошу всех вас выпить в память об Ирис.
– Ирис? – быстро переспросил Пуаро.
И посмотрел на цветы. Бартон Расселл, перехватив его взгляд, спокойно кивнул.
– Ирис... Ирис... – зашептались гости.
Всем стало не по себе.
Бартон Расселл заговорил снова, медленно и тяжело, по-американски монотонно растягивая слова:
– Вам, должно быть, кажется странным, что день смерти жены я решил отметить обедом в модном ресторане. Но у меня на то есть причина... Да, вот именно, есть причина. И коли уж здесь присутствует мосье Пуаро, то я хочу объяснить, в чем дело.
Он повернулся лицом к Пуаро.
– Четыре года назад, мосье Пуаро, я устроил такой же обед, только не здесь, а в Нью-Йорке. На нем были мы с женой, был мистер Стивен Картер, служивший в то время в посольстве в Вашингтоне, был мистер Энтони Чапелл, приехавший к нам погостить на несколько недель, и сеньора Вальдес, успевшая очаровать тогда своим танцем весь Нью-Йорк. Но главным украшением вечера была малышка Паулина, – он похлопал свояченицу по плечу, – хотя тогда ей едва стукнуло шестнадцать. Помнишь, Паулина?
– Да... Помню, – голос Паулины слегка дрогнул.
– В тот вечер, мосье Пуаро, произошла трагедия. Дело было так: раздалась барабанная дробь, началось выступление варьете. Погас свет, и остался лишь один освещенный круг посреди танцевальной площадки. А когда свет снова зажегся, моя жена лежала, уткнувшись в стол лицом. Она умерла, мосье Пуаро, умерла. Потом в ее бокале нашли цианистый калий, а в сумочке пакетик с остатками яда.
– Она покончила с собой? – спросил Пуаро.
– Именно к такому заключению пришла полиция... И я не оправился от удара до сих пор, мосье Пуаро. Конечно, у нее могли быть причины... Так решила полиция. И я согласился.
Неожиданно он ударил по столу.
– Но не поверил... Нет, четыре года я вспоминал, думал над тем, что произошло, и не поверил! Ирис не могла покончить с собой. Ее убили, мосье Пуаро, убил кто-то из тех, кто находится здесь. Я знаю.
– Послушайте, сэр...
Тони Чапелл хотел было вскочить.
– Успокойся, Тони, – сказал Расселл. – Я еще не закончил. Ее убил кто-то из вас, теперь я уверен. Кто-то, воспользовавшись темнотой, подбросил ей в сумку пакет с остатками цианистого калия. Мне кажется, я знаю, кто это. И намерен сегодня вывести на чистую воду...
Речь Расселла перебил звонкий голос Лолы:
– Вы сумасшедший, вы псих, кому бы в голову пришло поднять на нее руку? Вы сошли с ума. Я не хочу тут сидеть...
Конец фразы заглушила барабанная дробь.
– Варьете, – сказал Бартон Расселл. – Посмотрим и потом продолжим. Оставайтесь на месте все! Мне нужно успеть к танцовщицам. Мы для вас кое-что приготовили.
Он поднялся и вышел из-за стола.
– Потрясающе, – произнес Картер. – Бартон сошел с ума.
– Псих, – сказала Лола.
Медленно погас свет.
– С меня хватит, я ухожу, – сказал Тони.
– Нет, останься! – резко вскинулась Паулина. И тихо пробормотала: – О господи... о, господи...
– В чем дело, мадемуазель? – так же тихо спросил Пуаро.
Паулина ответила едва не шепотом:
– Все это ужасно! Точь-в-точь как в тот вечер...
– Ш-ш-ш! – зашикали на них из-за соседних столиков.
Пуаро еще больше понизил голос.
– Позвольте сказать вам кое-что на ухо, – шепнул он, осторожно коснувшись рукой плеча девушки. – Все будет хорошо.
– Господи, вы только послушайте! – воскликнула Лола.
– В чем дело, сеньора?
– Это та же самая песня! Та, которую играли в тот раз в Нью-Йорке. Бартон Расселл помнит всю мелочь. Мне это не нравится.
– Наберитесь мужества...
На них снова зашикали.
На середину площадки вышла девушка с черным как уголь лицом, на котором сверкали белки больших круглых глаз и белоснежные зубы. Низким, чуть хрипловатым голосом, трогавшим за душу, она запела:
Я забыла все.Я забыла лицо,Я забыла, как ты ходил,Что ты мне говорил,Что ты мне сказал.Я теперь не смотрю назад.Я забыла все.Я забыла лицоИ уже не могу сказать,Какого цвета твои глаза.Я забыла твое лицо.Я забыла все.Я не думаю,Нет, не думаю,Я не думаю о тебе.Говорю тебе,Я не думаюО тебе, о тебе, о тебе...Рыдания музыки и лившийся, будто теплое золото, негритянский голос околдовали зал. Голос притягивал, очаровывал. Заслушались даже официанты. Затаив дыхание, не отводя глаз, все смотрели на площадку и на певицу, завороженные чистым глубоким чувством.