Отбор

Он крепче обнял меня, его губы легонько коснулись моего лба. Он принялся поглаживать мне спину.
— Я сегодня весь день только об этом и думаю, — признался он.
Его хрипловатый голос лишал меня способности мыслить ясно. Все, чего мне хотелось, — это чтобы он прикасался ко мне, целовал меня. И именно этим все бы и закончилось, если бы у него вдруг не заурчало в животе. Я встрепенулась.
— Ой, я же принесла нам кое-что пожевать, — произнесла я небрежно.
— Правда?!
Он явно попытался сказать это не слишком заинтересованно, но до конца свое воодушевление скрыть все-таки не сумел.
— Вот, цыпленок. Тебе понравится, сама его приготовила.
Отыскав в темноте маленький сверток, я сунула его Аспену, который, к чести своей, не стал набрасываться на еду сразу. Я надкусила яблоко, чтобы это действительно выглядело так, будто принесла еду нам обоим, но тут же отложила его в сторону, чтобы Аспен мог доесть остальное.
Хотя нашу собственную жизнь нельзя было назвать сытой, семья Аспена жила совсем впроголодь. Притом что его заработки были куда более стабильными, чем наши, платили ему существенно меньше. На еду его семье никогда не хватало. Он был старшим из семерых детей, и из тех же соображений, из которых я как можно раньше впряглась в семейную лямку, Аспен отошел в сторону. Свою скудную долю пищи он отдавал братьям, сестрам и матери, выбивавшейся из сил на работе. Его отец умер три года назад, и теперь семья практически во всем зависела от Аспена.
Я удовлетворенно смотрела, как Аспен, слизнув с пальцев специи, которыми был щедро приправлен цыпленок, принялся уплетать хлеб. Мне оставалось лишь догадываться, когда он ел в прошлый раз.
— До чего же ты вкусно готовишь. В один прекрасный день ты сделаешь какого-нибудь мужчину очень толстым и счастливым, — жуя яблоко, сказал он.
— Я намерена сделать толстым и счастливым тебя. Ты ведь знаешь.
— То-о-олстым, — протянул он мечтательно.
Мы оба рассмеялись, и он принялся рассказывать о том, что нового случилось в его жизни с тех пор, как мы в последний раз виделись. Его подрядили делать кое-какую бумажную работу для одной фабрики, и на следующей неделе он должен продолжить. Его матери наконец-то посчастливилось на более-менее постоянной основе устроиться прибираться к нескольким местным Двойкам. Близняшки грустят, потому что их заставили уйти из театрального кружка, в который они ходили после школы. Всем необходимо больше трудиться.
— Посмотрю, может, мне удастся найти какую-нибудь подработку по воскресеньям. Они так любят этот кружок, не хочу, чтобы бросили его, — произнес он с надеждой в голосе, как будто и в самом деле рассчитывал, что это получится.
— Аспен Леджер, и думать забудь! Ты и так вкалываешь как проклятый!
— Ох, Мер, — прошептал он мне на ухо. По коже у меня побежали мурашки. — Ты же знаешь Камбер и Селию. Им нужно общение. Они не могут все время драить чужие полы и переписывать бумажки в одиночестве. Не такой у них характер.
— Аспен, но это нечестно, что ты один все делаешь. Я знаю, как ты относишься к сестрам, но и себя загонять тоже нельзя. Если ты действительно их любишь, то должен лучше заботиться о том, кто думает о них.
— Мер, не переживай так. Придет и на нашу улицу праздник. Не буду же я заниматься этим всю жизнь.
Я не сомневалась, что будет. Потому что его семье всегда будут нужны деньги.
— Аспен, я знаю, что ты готов на это. Ты не супергерой. Не надо считать, что ты способен обеспечить каждого, кого любишь. Просто… просто тебе не под силу делать все сразу.
Мы немного помолчали. Я очень надеялась, что он воспримет мои слова серьезно, поймет, что если не притормозит, то загонит себя в гроб. Шестерки, Семерки и Восьмерки нередко умирали от изнеможения. Мне невыносимо было думать об этом. Я крепче прижалась к его груди, пытаясь выкинуть эти мысли из головы.
— Америка?
— Что? — прошептала я.
— Ты будешь участвовать в Отборе?
— Нет! Конечно же нет! Я не хочу, чтобы все считали, будто я способна даже на мгновение допустить, что выйду замуж за совершенно незнакомого человека! Я люблю тебя, — с жаром ответила я.
— Ты хочешь быть Шестеркой? Вечно голодной? Постоянно озабоченной нехваткой денег? — спросил он.
В его голосе звучала боль, но он искренне ждал от меня ответа: если придется выбирать между жизнью во дворце, полном прислуги, готовой исполнить любое мое желание, и в трехкомнатной квартирке вместе с семьей Аспена, что я решу?
— Аспен, мы справимся. У нас обоих есть голова на плечах. Все будет хорошо.
Хотелось бы, чтобы это было так.
— Мер, ты же знаешь, что все будет иначе. И мне все равно придется содержать семью. Я не из тех, кто способен бросить родных на произвол судьбы. — (Я сжалась в его объятиях.) — А если у нас появятся дети…
— Не если, а когда. Мы просто будем беречься. Кто сказал, что у нас непременно должно быть больше двух?
— Ты же знаешь, что такие вещи не в нашей власти!
Я уловила в голосе Аспена нарастающее раздражение. Впрочем, я его не винила. У богатых была возможность регулировать численность своих семей. Кастам от Четвертой и ниже предлагалось полагаться на судьбу. Эта тема была предметом наших ожесточенных споров на протяжении шести месяцев, с тех самых пор, как мы начали всерьез искать способ быть вместе. С детьми вопрос сложный. Чем больше в семье детей, тем больше рабочих рук. С другой стороны, тем больше ртов нужно кормить…
Мы молчали, не зная, что сказать. Аспена с его вспыльчивым характером в спорах нередко заносило. Правда, в последнее время ему лучше удавалось держать себя в руках и до взрыва дело не доходило. Именно это он пытался сделать сейчас.
Не хотелось, чтобы он волновался и расстраивался; я искренне считала, что у нас все получится. Если тщательно спланировать то, что спланировать можно, проще будет справляться с тем, что спланировать нельзя. Возможно, я смотрела на жизнь сквозь розовые очки, возможно, я была слишком влюблена, но искренне верила, что мы с Аспеном способны на все, стоит только по-настоящему захотеть.
— Я считаю, что ты должна это сделать, — произнес он неожиданно.
— Сделать что?
— Подать заявку на участие в Отборе. Думаю, ты должна участвовать.
Я уставилась на него:
— Ты в своем уме?
— Мер, выслушай меня. — Его губы почти касались моего уха. Это было нечестно; он не мог не понимать, что отвлекает меня. Его голос, хрипловатый и неторопливый, звучал так, будто он собирался сказать что-то романтичное, хотя на самом деле никакой романтикой в его словах и не пахло. — Если у тебя есть шанс на лучшую жизнь, а ты откажешься от него ради меня, я никогда себе этого не прощу. Я этого не вынесу.
Я нетерпеливо фыркнула:
— Что за чушь! Представь, сколько тысяч девушек подадут заявки. Да меня даже не заметят.
— Если ты уверена, что тебя не выберут, зачем волноваться? — Его ладони принялись поглаживать мои плечи. Когда он так делал, у меня не оставалось сил спорить. — Я хочу, чтобы ты всего лишь подала заявку. Просто сделай попытку. Если ты пройдешь — замечательно. А если нет, по крайней мере, я не буду корить себя за то, что лишил тебя шанса вырваться из этого болота.
— Аспен, но я не люблю его. Он мне даже не нравится. Я вообще его не знаю.
— Его никто не знает. Впрочем, в этом-то вся и соль. Вдруг он тебя заинтересует?
— Прекрати. Я люблю тебя.
— А я — тебя. — Он подкрепил свои слова долгим поцелуем. — И если ты меня любишь, то сделаешь это, иначе я изведусь от мысли о том, что могло бы быть.
Когда он перевел разговор на себя, у меня не осталось ни единого шанса. Не могла я сделать ему больно, ведь я изо всех сил старалась облегчить ему жизнь. И потом, я не сомневалась, что в финал мне не попасть никогда в жизни. Так почему бы в самом деле не подать эту заявку, чтобы все наконец от меня отстали?
— Умоляю тебя, — выдохнул он мне в ухо.
По коже снова побежали мурашки.