Крепостной (СИ)
— Ну, давай попробуем, — вздохнув, произнёс Николай. То, что, вроде как, такой перспективный проект окончился пшиком — сильно его разочаровало. Он уже, наверное, в мечтах представлял себе как русские полки громят всех врагов, а все вокруг восхищаются им, как главным организатором всех этих побед… Это было вполне объяснимо. Даже многим взрослым людям свойственно ещё до получения первых результатов начинать мечтать, как они будут пользоваться их плодами, мысленно тратить ещё не заработанное, так же мысленно купаться в лучах славы, а тут — мальчишки.
Следующие несколько дней прошли в организационных хлопотах. Следовало вернуть штуцера, обзавестись разрешением на новые эксперименты, получить взамен пехотные ружья, переделать пулелейки… К удивлению Даниила, генерал Ламздорф провальными результатами испытаний оказался вполне удовлетворён. Похоже, он рассматривал их как очередной способ ткнуть своих подопечных носом в их собственную незрелость и очередной раз подчеркнуть необходимость учёбы и послушания. С первым бывший трубочист был согласен на сто процентов, а вот со вторым… не на сто. Нет, то, что умение подчиняться — непременная компетенция любого военного, он освоил хорошо. Как говорил Суворов: «Не научившись повиноваться — не научишься повелевать!» Но без инициативы хорошего командира не бывает. Николаю же предстояло стать не просто командиром, а командиром над командирами — самим государем императором! Так что ему инициатива нужна была как воздух. Ламздорф же делал всё возможное, дабы всю инициативу в мальчиках убить на корню и загнать их в рамки правил и установлений. Существенную часть из которых он волюнтаристски устанавливал сам. Что у него получилось в прошлом варианте истории — Бог весть, но, судя по тому, что как раз во времена Николая Россия сильно отстала от Англии с Францией в научном и промышленном отношении, что закономерно окончилось поражением в Крымской войне, вероятно получилось это у него хорошо. Нет, Николай старался. Более того — многое у него получилось. В конце концов, первые железные дороги в России были построены именно в его правление. Да и сам он получил в обществе прозвище «царь-инженер». Это уже потом авторы советских учебников подхватили придуманное «обиженкой» Герценом, закорешившимся с Ротшильдом, прозвище «Николай Палкин» и вписали его в учебники… Однако, увы, сделанного оказалось недостаточно. Но здесь, вроде как, ситуация пока развивалась не так однозначно. И, во многом, благодаря Даниилу. Один случай с луками взять — Ламздорф запретил, но они всё одно новые луки сделали и свои планы в индейцев поиграть реализовали. Да и другие его «шалости» тоже на это работали. Хотя он, конечно, в первую очередь затевал их, чтобы посильнее маленьких Великих князей к себе привязать. Совместные детские шалости — они очень часто в крепкую взрослую дружбу перерастают. И хоть здесь на это шансов было немного — уж больно разный у них социальный статус, но, как минимум, на кое-какое покровительство в будущем рассчитывать было можно. А ему много и не надо — выбраться из «крепости» и заиметь возможность начать какое-нибудь своё дело… Но даже и так, некое влияние на характер Николая и Михаила они точно оказывали. Так что, дай бог — у старшего из них с царствованием всё сложится хотя бы немного получше. Неуютно как-то жить в стране проигравшей, он знает, он жил — в стране-победительнице куда как лучше. Такой опыт у него тоже имелся.
Как бы там ни было — с подготовкой всё прошло хорошо. Более того, им для экспериментов предоставили новенькое пехотное ружьё, принятое на вооружение весной этого года. То есть только-только. Оно было сконструировано на базе французского и английского образцов и имело несколько меньшие калибр и вес, чем фузеи.
Испытания новой пули начались в начале сентября… и заставили Данилку после первых же двух дней, сгонять в дворцовую церковь и поставить свечку. Потому что насколько у них всё шло через, так сказать, задний проход с «пулей Минье», настолько же гладко всё пошло с «пулей Нейслера».
Согласно действующих наставлений при стрельбе по стандартной местной мишени размерами «мерная» или «маховая» сажень высотой и ⅔ этой же сажени шириной[2], на дистанции 200 шагов, то есть около 140 метров, требовалось положить в цель половину выстрелов. А на дистанции 300 шагов — не менее четверти. Так вот — тот самый семёновец, который столько настрадался при испытаниях «пули Минье», с новой пулей добивался половины попаданий по стандартной мишени на дистанции 400 шагов. Впрочем, дальше точность резко падала. Но Даниил подозревал, что по крупной цели типа вражеской колонны или каре — дистанция в пятьсот, а то и шестьсот шагов вполне достижима… И всё это без каких бы то ни было других проблем. И навеска пороха осталась стандартной, и отдача практически той же самой. Скорее всего, потому, что вес пули, даже, слегка уменьшился. Максимум на ползолотника в зависимости от образца. То есть ещё и экономия свинца получилась. Небольшая, но приятная… А вот убойность даже подросла. Во всяком случае, на те же двести шагов новая пуля проникала в доски мишени куда глубже, чем обычная, круглая.
Но затем всё затормозилось. Генерал Ламздорф напрочь отказался давать делу дальнейший ход, объявив всё «глупыми мальчишескими бреднями». Хотя протоколы испытаний Даниил оформил по всем своим старым армейским канонам… Обращения мальчишек к матери так же ни к чему не привели. Последней надеждой стал разговор с братом-императором, которого два Великих князя очень ждали и на который сильно надеялись. И Даниил был вынужден слегка охладить их пыл.
— Знач так, ребя… тут надо всё сделать по уму. Технически!- он им уже успел пересказать советский мультик «Фока — на все руки дока», так что на подобный заход они понимающе кивнули.- Просто подбежать и начать жаловаться брату на мать и воспитателя — это загубить всё дело. Потому что в таком случае он даже разбираться не будет в чём тут дело.
— Так мы ж…
— А неважно! Вы должны слушаться воспитателя и матушку? Ну вот и слушайтесь… А в чём и почему — всё равно.
— И чего тогда делать?
— А вот слушайте, чего я предлагаю…
Пообщаться с братом маленьким Великим князьям выпало аккурат на Рождество Пресвятой богородицы. Когда семья «государыни» прибыла в Петербург для совместного с императором и его семьёй участия в службах и литургии. Похоже, мать с генералом сразу же изложили свою версию «забав» младших братьев, потому что Александр точно ждал, что Николай с Михаилом тут же кинуться к нему, жалуясь на мать и воспитателя. И то, что этого не произошло — явно привлекло его внимание. Так что, когда младшие братья ни на службе, ни на совместном обеде к нему так и не подошли, Российский император не выдержал и сам подозвал к себе обоих младшеньких, дружелюбно спросив как у них дела, как учёба… и нет ли у них каких-нибудь личных просьб?
— Всё хорошо, мой император, — с достоинством ответил наученный Данилкой Николай. И замолчал. Михаил так же молча кивнул.
— Хм-м… и ты не хочешь мне ничего рассказать?- разговор вёлся по-французски, но бывший майор к этому моменту усвоил его достаточно хорошо, чтобы свободно понимать, о чём идёт речь.
Николай вздохнул.
— Очень хочу, брат мой… но маменька и Матвей Иванович строго-настрого запретили мне затрагивать эту тему. И я, как послушный сын и воспитанник, вынужден повиноваться этому запрету.
— Хм-м-м…- Александр окинул братьев задумчивым взглядом и, снова повернувшись к Николаю, продолжил, — а ты повзрослел, мой мальчик. Я даже не заметил когда… Но сам ты желаешь мне об этом рассказать?
— Очень, мой император!
— Ну что ж — тогда я, как твой император, на время освобождаю тебя от этого запрета и дозволяю тебе рассказать мне всё то, что ты так желаешь.
Николай не сумел сдержать лица и аж задохнулся от восторга, едва не заорав, но сумел-таки сдержаться и, восстановив на своей пока ещё совершенно детской рожице серьёзное выражение, громко рявкнул:
— Даниил!
Данька, который стоял, замерев, за его правым плечом, порскнул к буфету, на полке которого был заныкан тубус с протоколами, выудил его, раскрыл и чётким движением передал листы в руку Николаю. Заслужив при этом одобрительный взгляд императора.