Песнь одного дня. Петля
Как раз в эту минуту к ним заходит гость со своим воззванием. Свава рассеянно смотрит на воззвание.
— Ах, это! К нам уже приходили с ним три или четыре раза.
— Значит, вы его уже подписали? — вежливо спрашивает гость.
— О нет, нет! И не собираюсь! Я ничего не понимаю в политике.
Свава невольно улыбается. И гость видит, какая у нее красивая улыбка.
— Это не политика, — говорит он.
— А что же? — улыбается Свава.
— Вам это только кажется, потому что вы, как вы сказали, ничего не понимаете в политике.
— Зато мой муж понимает, он прекрасно разбирается во всех мужских делах.
— Вот удивительно, — говорит гость. — Почему женщинам доставляет удовольствие притворяться более глупыми, чем они есть? Я убежден, что вы против войны, что вы за мир. Женщины всегда за мир, потому что они думают о своих детях, будущее человечества им гораздо ближе, чем мужчинам.
— Одно я знаю точно, — говорит Свава. — Я против России. Просто ужас, что творят эти коммунисты!
Гость незаметно улыбается, ему уже приходилось слышать такие слова.
— Вы долго жили в России? — спрашивает он с интересом.
Свава не может удержаться от смеха.
— Нет, упаси боже, да я туда и не поеду ни за какие деньги!
— Тогда откуда же вы знаете, что там делается? Может быть, ваш муж был в России?
— Разве это обязательно? Достаточно слушать последние известия и читать газеты. — Свава начинает сердиться. — Для того, чтобы понять, что творится в России, вовсе не обязательно разбираться в политике.
— Иногда в европейских газетах и об Исландии пишут всякие небылицы, — серьезно отвечает гость. — Можете не сомневаться — буржуазные газеты и агентства печати многое искажают в сообщениях о России. Только мне непонятно, почему положение в России имеет какое-то отношение к этому воззванию? Мы боремся за мир и счастье для всех людей.
Пока Свава разговаривает с гостем, Ауса молчит. Но теперь она обращается к нему.
— Я слышала об этом воззвании, — говорит она. — Но не читала его. Давай, я подпишу. Я боюсь войны. У нас в стране есть иностранные войска, и, если вспыхнет война, мы все погибнем. Я знаю, что это правда. И все знают. А у меня маленький сын. Единственное, что я могу для него сделать, — это расписаться в том, что я не хочу войны.
Свава с удивлением смотрит на нее.
— Ауса, ты что, коммунистка?
— Не знаю, — отвечает Ауса. — Просто я с теми, кто хочет мира. И я против иностранных войск, где бы они ни размещались, в Исландии или в любом другом месте.
— Даже если они предназначены для обороны? — удивленно спрашивает Свава.
— Я против любых войск, — неожиданно твердо заявляет девушка. — Я против того, чтобы людей заставляли драться друг с другом, заставляли убивать или умирать, гнали на бойню, как баранов. А главное, я против того, чтобы их присылали к нам, в Исландию, под каким бы предлогом это ни делалось. Если начнется война, она принесет нам только страдания. — Ауса протягивает гостю листок, и он благодарит ее.
Свава так изумлена, что даже не замечает, когда гость прощается с ней.
— У нас в доме, в подвале, живет одна женщина, — говорит Ауса гостю. — У нее есть дочь, эта женщина тоже одинока, как и я. Зайди к ней. Может быть, она согласится подписать хотя бы ради дочери.
* * *
Портниха из подвала долго читает воззвание. Она читает его так медленно, что гость мог бы подумать, что она малограмотна, если бы она не принадлежала к поколению, которое считало своим долгом быть образованным и смотрело на образование как на панацею от всех бед. Дочитав, она вздыхает и возвращает гостю листок. Она такая маленькая, такая испуганная на вид. Ее дочь ушла с подружкой в кино, портниха дома одна.
— У нас в мастерской говорили об этом, — смущенно замечает она.
— Значит, вы его уже подписали? — спрашивает гость улыбаясь, точно не понимает, что на тех, кто ставит свою подпись под воззванием против войны и гонки вооружений, ложится большая ответственность.
— Нет, у нас, вроде, никто не собирался подписывать, — робко отвечает портниха, избегая смотреть на гостя, словно опасается, что он может прибегнуть к насилию.
— Неужели? Ну, а вы? Как вы намерены поступить?
— Я… Я тоже не подпишу, у нас никто не подписал, — говорит она, и ей явно неприятно, что она не может этого сделать.
— Но ведь они не узнают, что вы подписали. Фамилии подписавших не будут опубликованы, и никто из посторонних их не увидит, — пытается ободрить ее гость.
Но портниха качает головой.
— Рано или поздно такие вещи всегда становятся известны. К тому же у нас говорили, что это затея коммунистов, и я не знаю, как к этому отнесется моя дочь. Она гораздо лучше меня разбирается в таких вопросах. Нет, я боюсь вмешиваться в эти вещи… как-нибудь в другой раз. — Она виновато улыбается гостю, и видно, что она действительно не может подписать воззвание.
Гость прячет воззвание, ему стыдно за эту униженную женщину, которая не смеет самостоятельно принять решение. Но когда он выходит на крыльцо и вдыхает свежий воздух, напоенный благоуханием весны и берез, он вспоминает служанку и ту странную влюбленную пару и улыбается над своим неверием в жизнь и в счастье. Может, все-таки правы они? Может, мы будем жить, несмотря на старания поджигателей войны? Гость кивает окну своего друга и выходит на улицу, чистую и свежую после вечернего дождя. По обе стороны улицы стоят благоухающие сады. Дом с облегчением смотрит ему вслед.
* * *
После ухода гостя молодой человек сел. Он больше не похож на счастливого крестьянского сына, завоевавшего принцессу и полкоролевства в придачу. Он трет лоб и ощущает странную пустоту, словно из него что-то вынули навсегда. Откуда взялась эта пустота? И почему именно теперь, когда жизнь наконец-то начала улыбаться ему? Почему он чувствует себя так, словно дряхлый старик одолел его в рукопашной схватке на глазах у всех? Что он такого сделал? Отказался от старых громких фраз. Вступил в определенную партию. В ту, в которую было выгодно. Вот и все. Никто его не принуждал. Он уже давно собирался это сделать. Даже изучал их программу. Когда это вообще не имело никакого отношения к делу.
Программа как программа. Пестрит высокопарным вздором о прекрасных идеалах: свобода, справедливость, права человека, демократия и тому подобное. Он не намерен что-либо делать для этой партии, хотя ему было сказано, что все члены партии должны принимать активное участие в ее работе.
Молодой человек вспоминает разговор с министром. Даже удивительно, как быстро он во всем ориентируется. Да и работу его министр тоже знает. Может, это его родственница рассказала ему, в чем суть дела? Ох уж эта работа! Молодой человек стискивает зубы. А ведь ею следует гордиться, этой чепухой, которую он однажды вечером настрочил без всякой подготовки под горячую руку, когда его собственные идеалы потерпели крах. А может, это были тоже чужие идеалы? Идеалы рассчитаны на глупых, неопытных и односторонних людей, чтобы воодушевлять их, или для того, чтобы помогать более предприимчивым и многосторонним людям добиваться власти и уважения. Так же, как и религия. Самое ужасное, когда провозвестники идеалов сами начинают верить этой чепухе. Когда он писал ту работу, он верил тому, что в ней говорилось. А теперь? Как сказать, все-таки ее оценили по достоинству. Так почему же ему не гордиться ею? По крайней мере эта работа — единственное, что он был способен сделать собственными силами. Подумаешь, прекрасные отметки на экзаменах! Какая от них польза? Теперь человек вынужден плясать, как все, хочешь не хочешь, а не то чего доброго… Он стряхивает с себя оцепенение и встает. Ходит взад и вперед по комнате. Он не позволит распоряжаться собой! Он еще станет выдающимся человеком. Он не позволит кому бы то ни было помыкать собой. Когда он уедет в Америку, вырвется из этого проклятого захолустья, где все знают друг друга, тогда уже никто не сможет им распоряжаться. В свободной демократической стране человеку вовсе не обязательно всю жизнь состоять в одной и той же партии. Ведь в этой партии человек и сам начинает думать теми лозунгами, которые она изготовляет для безмозглых болванов! Дудки! Он им всем покажет, он не позволит командовать собой. Он не дурачок, не деревенщина с комплексом девической стыдливости. Он всех проведет. Он отомстит всем, кто унижал его. Всем, кто содействовал тому, что он оказался вынужденным вступить сегодня в эту партию, в ту, в которую было выгодно. Он рассчитается с теми, по чьей вине ему пришлось прибегнуть к услугам этой старой девы и предстать перед ее родственником с просящей улыбкой бедняка. Неожиданно его взгляд падает на часы, и он вздрагивает, время кого угодно заставляет с собой считаться.