Убей-городок 2 (СИ)
Начало смены с 16 часов. Машина с рацией, в которую почти ничего не слышно. Зато сегодня у нас на смене Валюшка, и это хорошо. Защитит, если что, своих коллег.
И вот первый вызов. Мы как раз заправляемся. Десять литров на смену, и езди, как угодно. Хоть ты на машине, хоть машина на тебе. Сквозь хрипы и шумы рация невнятно сообщает, что на Бардина в подъезде от каких-то алкашей совсем житья нет. Приезжаем — на подоконнике на газетке солёная рыбёшка, называется «на рупь сто голов», рассол размазан по подоконнику, течёт на пол, «огнетушители» из-под бормотухи. На полу подозрительно сыро. Наплёвано, накурено, чинарики кругом. Клиента два. Один ещё кое-как мотыляется. Второй уже обрёл покой на полу, не в смысле «почил в бозе», а так, временно. Ходячего шугнули, заставив убрать всё за собой, рассовав по карманам «пожитки», включая селёдку. Не сопротивлялся и вообще видно, что человек рабочий, только залп из огнетушителей сильно повредил мозги. Определенно, третий «пузырь» уже был лишним. Пусть шлепает домой, авось и дойдет. Второго придётся брать.
Поднимать с грязного пола пьяного, да еще и вонючего мужика не хочется. И, даже вдвоем это сделать сложно. Пришлось «припахать» его собутыльника, пока тот не успел далеко уйти. Мужик что-то промямлил — дескать, а чего это я стану мильтонам помогать? Но осознав, что и его могут отвезти в вытрезвитель, начал помогать.
Вообще-то здесь работа медвытрезвителя, но у тех вечно нет транспорта. Единственная в эту смену машина то ли на вызове, то ли сломалась, то ли и то и другое вместе. Пока тащили клиента до машины, опять мечтал о спецодежде для таких случаев.
Пока ехали, вспоминал, а где же у нас вытрезвитель? Так вот же он — на Советском проспекте, что до революции именовали Воскресенским, в честь одноименного собора, в прямой видимости от церкви. Это потом её будут называть то Храм, то Воскресенский собор, а пока, в безбожном Советском Союзе это была просто церковь. И пусть купола снесены еще в тридцатые годы (восстановят в конце восьмидесятых), но церковь действующая. К слову — Воскресенский собор был построен еще в те времена, когда города Череповца не было, а на его месте имелся монастырь и три села. От Воскресенского монастыря нынче только и остался один собор, а было два. А еще и стены, и хозяйственные постройки.
Во время войны в Воскресенском соборе была размещена мастерская по ремонту авиадвигателей истребительного полка, а внутри храма оборудованы подъемные краны. В конце войны, когда государство смягчило свое отношение и к религии, и к храмам, собор вернули прихожанам.
И всё-таки, несмотря на всю безбожность теперешнего времени, устроитель вытрезвителя в этом месте наверняка был тайным верующим. Ведь скрытый смысл в таком соседстве был очевиден, ну или почти очевиден. Все условия для того, чтобы утром раскаявшиеся грешники, мучительно страдая от алкогольной абстиненции, направили после выписки свои стопы в Храм и свято зареклись от плохих поступков.
Однако, побеждал всё-таки закоренелый атеизм, и страждущие направлялись совсем к другим святыням, которые открывались только после одиннадцати. Если была такая возможность, конечно. Большинству надо было на работу и дальше насухую переживать муки отходняка.
А бывало и так, что сами сотрудники вытрезвителя, заметив, что человек, загибающийся с похмелья, запросто может помереть, наливали ему грамм пятьдесят-семьдесят. Конечно, не из сердоболия к забулдыге, а из голимого практицизма. Если тот помрет в стенах вытрезвителя, то потом придется долго доказывать прокуратуре, что смерть наступила в результате реакции организма на похмелье, а не в следствии действий милиционеров. И так бывало, что доставленный в «трезвыватель» гражданин, с признаками глубокого опьянениями (характерный запах, размер зрачков, цвет кожного покрова) вдруг умирал. Вот, тут беда. И объяснения, что фельдшер и дежурный наряд не разобрались, что прибывшая на вызов «Скорая помощь» тоже не обнаружила никаких симптомов сердечной болезни (или, что помимо опьянения имеется закрытая черепно-мозговая травма) и забирать в больницу отказалась, не проходило. Умер в вытрезвителе человек? Умер. Значит, милиционеры виноваты по определению. И вот тут уже и погоны слетали, и выговора сыпались не только на сотрудников вытрезвителя, но и на начальников повыше.
Про медицинский вытрезвитель уже говорено-переговорено. В 90-е годы демократы долго выступали о необходимости его закрытия и, нужно сказать, в этом преуспели. Дескать — эти учреждения мешают человеку и гражданину выражать свою внутреннюю свободу. Мол — на Западе каждый волен упиться до поросячьего визга, упасть в канаву, а то и прямо на тротуар, а прохожие будут обходить павшего, потому что они уважают личный выбор каждого.
А вот когда медицинские вытрезвители позакрывали, то сразу вдруг вспомнили, что восемьдесят процентов преступлений против личности (хулиганство, грабежи, телесные повреждения разной степени тяжести) происходят либо по отношению к пьяным, либо совершаются самими нетрезвыми людьми. А зимой, когда «усталый» гражданин решил отдохнуть в сугробе, а проснулся утром, в отделении хирургии, с ампутированными конечностями?
Так что, побывать в вытрезвителе неприятно, а после его посещения и в голове гудит, и морально тяжело, да и счет за посещение предъявят — три рубля. А еще на работу отправится «телега», по итогам которой последуют выводы со стороны партийной или профсоюзных организаций — выговор, увольнение (точнее сказать — доведение до увольнения), или снятие с очереди на квартиру.
Но с другой стороны, нетрезвый гражданин, помещенный на койку, не будет ни избит, ни ограблен, да и на морозе он не замерзнет.
Я уже подзабыл это заведение. На моей памяти вытрезвитель, в основном, был на улице Краснодонцев, пока их не аннулировали подчистую. Был медвытрезвитель даже в Панькино в бараке, без водопровода и канализации, зато с наличием выгребной ямы и привозной воды. А здесь на Советском — обшарпанные стены, покрашенные тёмно-синей краской. Это не для подавления настроения посетителей, просто другой не было. А может расстарался какой-нибудь клиент с возможностями, подкинул бадейку краски, чтобы на работу о его конфузе не сообщали.
В тамбуре, мешая всем проходящим, зачем-то ютилась эмалированная ванна, высоких эстетических чувств не вызывающая. Наверное, ею пугали клиентов: будешь бузить — вымоем. Прямо в одежде. Из толстого резинового (а какие ещё могли быть?) шланга, который лежит грязным удавом на дне ванны.
В медицинский вытрезвитель небольшая, но очередь. Не мы одни нынче привезли клиентов. Вон, «ночники» — наряд вневедомственной охраны, где-то подцепили пьяненького мужичка для того, чтобы не ругали за отсутствие работы по общемилицейской линии. Фельдшер отказал в помещении — не в той кондиции. Куда ж его теперь болезного? Разве что в отделение оформить по Указу «от 19-го» [3].
В коридор выходит несколько дверей. Отдельная палата для женщин. Сотрудники вытрезвителя говорят: лучше пятерых пьяных мужиков принять, нежели одну пьяную бабу!
Лежит парочка зафиксированных буянов. Девушки в наряде все, как на подбор — крепкие, сноровистые. На процесс фиксации можно любоваться бесконечно, потом попросить повторить.
Нашего клиента, уже успевшего немного очухаться (хотя бы стоит на своих ногах), фельдшер сноровисто ощупывает и осматривает на предмет повреждений. Заприметив небольшую ссадину на лбу, замазывает йодом. Потом внимательно роется в шевелюре — не ли вшей? Вшивых в вытрезвитель не возьмут.
Но вот, нашего клиента берут. Выгребаем из его карманов все содержимое — пару мятых рублей, мелочь, снимаем часы. Все относим дежурному, который вносит содержимое карманов в протокол. И, о радость! В кармане брюк отыскивается пропуск на Сталепрокатный завод. Значит, установочные данные известны, и не надо выяснять личность. И теперь знают, куда отправлять сообщение о том, что гражданин посетил вытрезвитель.