Орден Святого Георгия (СИ)
— Лучше воздержитесь от таких разговоров, ваше сиятельство, — улыбнулся я. — На публике нам непременно следует изображать злейших врагов. Точнее, тирана и его беззащитную жертву.
— Это моя больница. Что хочу — то и делаю. — Вяземская смешно сдвинула брови, изображая суровый вид. — Врачи лишнего болтать не будут. А что раненого сюда привезли — так это Георгиевским офицерам по чину положено. И бояться нам нечего. Здесь чужих глаз нет.
— А не здесь — есть? — Я тут же навострил уши. — За тобой следят?
Новости про Рогатого с Юсуповым тут же отошли на второй план. Мы с Вяземской не виделись уже недели две и не потрудились даже придумать способ связаться друг с другом. Конечно, случись что-нибудь срочное или по-настоящему важное, она непременно передала бы мне весточку, но…
— А как иначе? — вздохнула Вяземская. — Уж больно его сиятельство Александр Владимирович меня охаживает. Человек пять новой прислуги в дом пригнал. Говорит, для защиты, на всякий случай, а там такие рожи, что смотреть страшно.
Значит, мне не показалось — Меншиков действительно заглотил наживку. И для начала поспешил окружить свою юную… скажем так, протеже целой сворой сторожей. Которые наверняка не охраняли дом на Каменноостровском проспекте, а попросту шпионили. Проверяли свежий кадр на благонадежность. Конечно же, в меру своей медвежьей квалификации. А кто-нибудь вполне мог приглядывать и за больницей, но вряд ли настолько тщательно, чтобы ходить за Вяземской по пятам.
В палате мы, во всяком случае, были только вдвоем.
— Для защиты? — усмехнулся я. — От злого и страшного серого Волкова?
— Не иначе! — Вяземская легонько ткнула меня кулаком в плечо. — Кто его знает. Может, просто следят. Куда не пойду — обязательно кто-нибудь рядом ошивается… Хотя и ходить мне, считай, и некуда. Только в больницу.
— Его сиятельство запретил? — Я на мгновение задумался. — Впрочем, сейчас нам всем уж точно не до балов. Тебе удалось что-нибудь выяснить?
Пора заняться делом! Я провалялся всю ночь и утро — примерно полсуток, а то и больше. Не то, чтобы время активно поджимало, однако проводить его лежа в постели даже с самой соблазнительной юной особой Петербурга определенно не следовало. Полноценной одежды поблизости не было, но я все равно откинул одеяло, рывком сел и…
— Ты куда? — Вяземская попыталась поймать меня за рукав больничной рубахи. — Стой! Рано еще вставать!
Пожалуй, она была права: стоило мне подняться с постели, как голова тут же закружилась, а тело сердито отозвалось болью. Спина и весь левый бок хором напомнили, что еще совсем недавно представляли из себя месиво из плоти и раздробленных костей — и восстановиться целиком еще не успели. От силы на необходимый минимум для дальнейшей жизни, не больше. Даже зверь внутри жалобно заскулил, требуя еще хотя бы полдня. Полежать, зализать раны… Я привычно загнал его куда подальше — как сотни и тысячи раз делал до этого.
Не сломаемся. Бывало и похуже.
— Ничего я узнала. Так, ерунда всякая.
Вяземская насупилась и невесело вздохнула. То ли обиделась, что я практически сбежал у нее из-под бока, то ли корила себя за нерасторопность. А может, и вовсе уже успела разочароваться в нашей затее и жалела, что по моей милости впуталась в очередную опасную игру с теми, кто убил отца.
— Ничего, — мрачно повторила она — и вдруг встрепенулась. — Хотя, было кое-что! Вчера вечером, я навещала Меншикова. Около семи часов. Он сам пригласил меня отужинать, но когда подали кофе, дворецкий сообщил, что его немедленно желает видеть какой-то Митрофанов.
— Просто Митрофанов? — на всякий случай уточнил я. — Без чина, без титула, без имени-отчества?
— Кажется, без… — Вяземская уселась на койке и сбросила ноги на пол. — Точно уже и не вспомню. Но старик тут же вскочил, как ошпаренный, и удрал в кабинет. Даже не извинился. А через четверть часа засобирался куда-то, а мне велел подать машину.
Вечер, семь часов. Ужин, потом появление таинственного Митрофанова. Беседа, сборы — итого половина девятого. В самый раз, чтобы доехать до конца Невского проспекта к Александро-Невской лавре, и там…
Совпадение?
— А ты видела этого Митрофанова? — Я огляделся в поисках хотя бы ботинок. — Или, может, слышала, как они разговаривали?
— Не видела. Они ж в кабинете заперлись. Я подобралась к двери — шипят, как аспиды, толком ничего и не разобрать. Только пару слов и получилось. — Вяземская наморщила лоб, вспоминая. — Название такое странное…
Глава 31
— Велесова ночь. — Я легонько стукнул кулаком по столу. — Такие дела, ваше преподобие.
— И ты ради этого помчался через половину города, не потрудившись даже переодеться? — Дельвиг приподнял брови. — Я, конечно, ценю подобное рвение, однако…
Пожалуй, я правда погорячился. Для непосвященного человека пара слов, которые Вяземская каким-то чудом смогла подслушать сквозь дверь кабинета, не значили ровным счетом ничего. И мне следовало начать издалека, с объяснений. И не торопиться: в конце концов, времени пока имелось в избытке.
Уж точно достаточно, чтобы заехать домой и нацепить положенную для визита к начальству форму.
— А что? — Я потеребил полу побитого молью пиджака, прихваченного из Покровской больницы. — Нормальная вроде одежда…
— Нормальная, нормальная, — усмехнулся Дельвиг. — Это я так, к слову. Сам знаю, ты парень толковый, без надобности суетиться не будешь. Так что давай-ка присаживайся, наливай кофейку и рассказывай про свою Велесову ночь. С самого начала.
Кофе оказался как нельзя кстати. Его преподобие всегда варил сам, не доверяя ни местным поварам, ни Захару, ни даже мне. Не спеша колдовал над бурлящей на примусе туркой, иногда подсыпая каких-то хитрых специй, и напиток всякий раз получался ароматным, черным, как ночь, и крепким. Настолько, что мог взбодрить даже после пары суток без сна.
Или после того, как огромная тварь из Прорыва размазала тебя в лепешку.
— Благодарю. — Я несколько раз подул и осторожно коснулся губами края чашки. — Итак, Велесова ночь. Древний, еще языческий праздник. Будь здесь почтенный Петр Николаевич, он не преминул бы добавить, что его можно сравнить с кельтским Самайном. Или даже Хэллоуином: англичане и американцы отмечают День Всех Святых первого ноября, сразу же после…
— Хэлл… что? — переспросил Дельвиг. — Поручик, ты где слов таких набрался?
— Хэллоуин, — терпеливо повторил я. — Костюмы, попрошайничество по соседям, угощение. И фонари в виде страшных голов, вырезанные из тыкв. Старая ирландская традиция.
— Откуда ты вообще все это взял? — Дельвиг недоверчиво прищурился. — У нас тут не Ирландия и уж тем более не Америка.
Кажется, перестарался. В моем двадцать первом веке про Хэллоуин знал любой студент. И даже ждал нетерпением — когда еще выпадет возможность полюбоваться на пьяненьких и шаловливых одногруппниц, облаченных в костюмы ведьмы, суккуба или Женщины-кошки? А особо продвинутые могли бы и сами рассказать о Самайне побольше меня. Но здесь и сейчас, в начале века двадцатого, за почти сотню лет до появления общедоступного интернета, такие знание наверняка были уделом специалистов по истории или культуре.
А не какого-то там вчерашнего гимназиста.
— Откуда?.. В газете читал, кажется, — соврал я. — А про Велесову Ночь мне еще Арина Степановна рассказывала, когда жива была. У древних славян традиции изрядно отличались от кельтов, однако есть и кое-что общее. К примеру…
— Довольно! — сердито буркнул Дельвиг. — Ты же не думаешь, что наши колдуны-заговорщики собрались ходить по дворам и… колядовать?
— Увы. — Я со вздохом поставил чашку с кофе обратно на стол. — Боюсь, они задумали что-то куда серьезнее. И последняя ночь октября годится для этого как нельзя лучше. Именно тогда светлый Белобог передает права Чернобогу, природа и все сущее готовятся к зиме, а тепло сменяется холодом?
— Сменяется холодом? — Дельвиг насмешливо фыркнул. — В Петербурге такое скорее происходит где-то в августе.