Бич сновидений (СИ)

— Пошли.
Вот за это мне нравились оракулы. Решительны и почти не видят границ между черным и белым.
Мы вышли на улицу.
Сейчас Полис казался мне как никогда безмолвным. Выжидающим. Холодным. Здания подсвечивали золотые огни, но они не могли прогнать тьму, клубящуюся на подступах к нему. Мимо окна машины проплывали величественные постройки, облицованные мрамором. «Печатная машинка», театр, Храм всех богов, сверкнул золотом на крыше массив корпорации «Зевс». Центр был красив как всегда.
Мой разбуженный дэймос чувствовал перемены, витающие в воздухе, но я не мог сказать, что они ему нравились. Он чуял угрозу и для себя самого.
Мелькали мосты через реку, черную и блестящую. Пешеходов было немного, и они шагали торопливо, подняв воротники или раскрыв зонты. Дождь шел то сильнее, то слабее. Платаны стояли без листьев — черные силуэты на фоне подсвеченной фонарями ночи.
Я листал сообщения на своем коммуникаторе. Герард. Снова Герард……и опять Герард. Клио… Эйнем. Рик. Интересно, что нужно брату моей ученицы? Сообщить, что она в госпитале? А вот это неожиданно — Орфа. Подруга Хэл.
Я открыл сообщение.
«Мэтт, пропал Маркус. Заявление о его пропаже приняли, но мы подумали, может быть ты мог бы…» Дальше читать я не стал. Один камешек, другой… Вот и покатила лавина, увлекая за собой все больше и больше людей. И этот человек — одна из таких песчинок. Нет смысла убирать симптомы, когда надо лечить основное заболевание.
Пуговицы всех знакомых Хэл до сих пор лежали в кармане этой куртки. Можно заглянуть в мир снов пропавшего. Дело на минуту. Вспомнился сон, где Фобетор Хэл ловил ее друзей. Маркус оказался отрезанным от всех. Вместе со мной.
Мне, действительно, хватило нескольких секунд сна, чтобы увидеть тьму, когда я сжал пуговицу в кулаке. Тьму глухую и непроглядную. Будет совсем негуманно написать Орфе: «Извини, твой друг мертв». Поэтому я не ответил.
Такси остановилось возле одного из спусков на набережную. Я набрал на сенсорной панели «ожидание», забрал свой рюкзак и выбрался из салона. Адриан, не сказавший ни слова всю дорогу, вылез следом за мной, неодобрительно наблюдая за тем, как я захлопываю дверцу.
— Машину так оставишь? — осведомился он.
— А что, были прецеденты?
— Ну… угонять стали.
К хорошему привыкаешь быстро…
Мы спустились на старую набережную Полиса и пошли по брусчатке вдоль реки. Наши шаги заглушал шум ветра. Видно было, что оракулу интересно, куда мы направляемся: он смотрел по сторонам, поминутно оглядывался, но вопросов не задавал.
— Здесь, — сказал я, наконец останавливаясь.
Мы стояли под аркой моста, выстроенного в давние времена. Гулкое эхо гуляло вдоль свода, слышался умиротворяющий плеск.
Я часто бывал на этом самом месте в ранней юности. Если обойти опору, с дороги не видно сидящего на каменном выступе. А если затаиться, можно увидеть, как охотятся цапли…
Сейчас для цапель было слишком холодно и темно, для двух сновидящих — в самый раз.
— Это мост, — сказал Адриан, видимо рассчитывающий по крайней мере на древнюю виллу.
— А ты хотел поселиться в Палантире?
— Хочешь сказать, я буду делать предсказания тут?
— Могу прикатить тебе бочку.
Он рассмеялся неожиданно и посмотрел на меня почти добродушно.
— Ладно. Внесу ценный вклад в жизнь Полиса своими предсказаниями, попрошу у города аренду. Вон у того пилона можно пристроить неплохой портик.
Я никак не прокомментировал это заявление, потому что вполне могло случиться так, что предсказание у Адриана будет всего одно. Единственное. Но как заметил Феликс напоследок:
«В качестве наживки вполне бы подошел Герард. Он тоже сильный оракул. Однако Герард хорошо позаботился о тебе. Обеспечил такой кредит доверия. Теперь мы позаботимся о нем… Надо выплачивать по займам. Иногда».
— Что делать? — спросил Адриан, и я вернулся мыслями к тому, что сейчас произойдет.
— В первый раз я проведу тебя в сон. Потом твой дар все сделает за тебя. Главное, не бойся.
— Вот чего я не делаю никогда, так это не боюсь.
 
Вода обнажала широкое основание, на котором стояла опора. Мы сели на квадратную плиту, прислонились спинами к древним камням. Адриан откупорил бутылку, налил вино в чашку, поставил на камень рядом с собой. В сыром воздухе разлился божественный аромат сладости винограда, нагретого солнцем, и приглушенных нот пряных трав.
Я опустил руку в карман и коснулся заклепки с одежды оракула, которую сорвал в давней драке. Закрыл глаза.
«Вокруг…»
Река ответила тихим шепотом, ветер загудел вдали, шум города рассыпался связкой золотых бубенцов. Сон опрокинулся на меня и Адриана полной чашей дурманящих видений. Как будто я одним махом осушил бутылку клоносского, вместо того чтобы наслаждаться его мистическим ароматом…
Оракул, для которого пока ничего не происходило, поднялся, огляделся. Посмотрел на меня, все еще сидящего на камнях.
— Ну и…
Я покачал головой, заставляя его замолчать, прислушаться. Шумела вода. Далеко. Но сильный, рокочущий звук нарастал.
Даже в темноте я видел, как побледнел Адриан, как сжались его кулаки и напряглись плечи.
— Твоя задача устоять, — сказал я, вставая.
— Знаю, — ответил он кратко.
— Сейчас тебе не надо запоминать образы, которые она несет, потом научишься, просто стой…
— Знаю! — повторил он резче и даже не заметил, как я сжал его предплечье.
Мне тоже нужно было удержаться.
Волна неслась как обезумевшая лошадь. Сходство с дикими конями Посейдона усиливалось тем, что на гребне этого вала кипела пена, развеваясь подобно гривам. Гладкая антрацитовая стена приближалась, я покрепче уперся ногами в землю, набрал полную грудь воздуха. И прежде чем нас накрыло, успел увидеть лицо Адриана.
Он улыбался.
Воспоминание о волне Герарда было еще живо, но это оказалось нечто другое. Дикое, безудержное, ледяное. Меня сдавило, швырнуло в глаза размытые образы, не успевшие зафиксироваться полностью дезориентированным сознанием. Ударило, скрутило, поволокло, перепутало верх и низ, лишило возможности пошевелиться.
И когда я уже почти совсем решил, что рассыплюсь на молекулы в этом потоке: увидел движение в воде. Темную тень, свободно плывущую против течения. Недавно у меня мелькала ассоциация с форелью, легко перепрыгивающей перекаты горных рек, теперь скользнула мысль о барракуде, кружащей рядом с жуком, упавшим с ветки. И этот жук, как ни печально осознавать, я сам.
Еще одна секунда, растянувшаяся до предела, и волна начала уходить. Сила потока ослабевала, я понял, что все еще держусь за Адриана, а он стоит уверенно и твердо, глядя сквозь мутную толщу. Та несет нам навстречу нечто стремительно-неудержимое. Тень, все более обретающую очертания человека…
Я не успел разглядеть его. Вокруг меня и оракула вскипел водоворот. Харибда мира снов, затянув в пучину, швырнула вниз.
Все ниже и ниже.
В абсолютную, бесконечную глубину.
Туда где нет ни времени, ни его волны. Лишь то, что существовало до начала всех времен.
То, что называют Бездной.
…Было тихо. Тишина, это первое что я осознал, приходя в себя. Бархатная тишина казалась необычайно приятной после гула и воя волны. Потом пришли ощущения — мокрая одежда, но теплый ветер, веющий в лицо. Яркий свет, касающийся век…
Я открыл глаза. Мы стояли на широкой старой дороге, мощеной черными, стертыми прямоугольниками камней. Очертания этого пути размывались по краям, словно зрение расфокусировалось и не могло уловить четкие ориентиры. Все остальное пространство заполняли собой облака.
Громады облаков складывались в белые храмы, пронизанные лучами, но стоило лишь на миг отвести взгляд, как они превращались в паруса кораблей, несущихся по морской зыби. А потом становились тропами, уводящими в далекие сады. Каждый раз, когда я видел эти нереальные картины, испытывал одно-единственное чувство — восхищенное изумление. Можно сколько угодно путешествовать по мирам снов: они будут разными, волшебными, пугающими, гротескными, оригинальными, но то, что может показать это место, не увидишь и не почувствуешь нигде. Начало всех начал, бесконечность идей.