Нити Жизни (СИ)

Внезапно Эслин поняла, что парень не так уж сильно пьян, как ей показалось.
– Ладно, – Эслин старалась разобраться по-хорошему. – Слушай, ты очень добрый человек, ты спас меня. И теперь я верю, что ты поймешь меня и отпустишь домой. Мой отец тоже староста и он щедро тебя отблагодарит. А может, наши родители даже договорятся о свадьбе? Конечно, если я вернусь домой целой.
Она робко поклонилась и бочком двинулась к лесу, но Сон преградил ей дорогу. Его глаза потемнели от злости и возбуждения.
– Хватит мне тут в уши лить! Достойный отец свою дочь одну никуда не пустит. Понятно же про тебя все… Веди себя хорошо, и я выполню обещание. И так уже долго жду! Мог бы даже не кормить, а взять с парнями там же у колодца.
Сон резко свел ее руки у нее за спиной, со смехом прикусил девичью шею и принялся возить влажными губами по коже. Сжавшись от омерзения, Эслин лихорадочно крутила в голове исходы – есть ли у нее шансы в драке или лучше перетерпеть этот кошмар и спокойно уйти до рассвета? Ведь здоровяка не унять одним ударом, пусть и ножевым…
– Молодец, добром же лучше, – бормотал Сон, ослабляя завязки штанов. – Вот так, хорошая девочка, стой спокойно.
Эслин вдруг передернуло всем телом, и она резко выпалила:
– Не говори со мной как с коровой на дойке! Или не на дойке. Кто знает, какие у вас тут в захолустье развлечения…
Парень поднял на нее глаза и замер. Его взгляд источал такую звериную ярость, что Эслин окатило страхом, как ледяной водой из ушата. Она мигом пожалела о своих словах.
– Да я тебя всю разуважил, неблагодарная! – взревел Сон.
– Не кричи! – шепотом взмолилась Эслин. Трясущимися от волнения пальцами она аккуратно ослабляла пояс и надеялась, что это выглядит так, будто она сдается.
– Вот так подбирай всяких псин шелудивых! Ты даже не можешь дойти своим куриным умишком, какую я тебе честь оказал, – орал будущий староста, брызгая слюной. – Да любая на твоем месте бы на ушах стояла, лишь бы мне услужить…
– Заткнись, просто заткнись, ты все испортишь, – в отчаянии бормотала она, почти не слыша его – так стучало в ушах.
Она быстро замахнулась и ударила. Нож вспорол ему бок. Сон зарычал, но схватил ее за запястье левой рукой, а правую сжал в кулак. Удар. Хруст. Голову Эслин резко откинуло, в глазах заискрилось. Она пошатнулась, вцепилась в него и принялась молотить бездумно, куда придется, но он быстро повалил ее на землю, выбил дух, и еще раз приложил головой так, что Эслин завыла и жалко скрючилась, ощущая острую боль во всем теле и кровь во рту.
С праздника к ним побежали на крики несколько человек.
– Схватите эту тварь! В нее злые духи вселились!
Пока Эслин поднимали, Сон в окровавленной рубахе успел еще раз вмазать ей по лицу так, что в местную управу ее не вели, а тащили.
И вот вчерашний полицай уже звенел ключами и отпирал дверь, чем и вернул Эслин из воспоминаний.
– На вот пожуй напоследок! – мужчина поставил на пол тарелку с остатками вчерашнего пира, и собрался закрывать дверь.
– Что значит напоследок? Я лишь вашего жеребца поцарапала легонько, – просипела Эслин внезапно пересохшим горлом.
– А то и значит. Помост сейчас сколотят. Уважаемый человек в тебе абасы распознал, а мы эту нечисть с корнем рвем, не мешкая, – раздраженно сообщил полицейский, держась за голову.
– Да никакая не нечисть я! Где суд? Кто тут главный? И как повесят-то? Король Тортур же отменил смертную казнь!
– Ну так, где король, а где мы? – полицмейстер даже рассмеялся. – Живем на отшибе, дальше только эти отмороженные в Изысках. Может, столице и отменили, а у нас тут никто нянчиться с преступниками не будет, некуда их сажать и довольствия нет. Староста приговор вынесет.
– Но ведь по закону преступников и отправляют в Изыски на копи?! – Эслин начало трясти.
– Ну из столицы они как-то всех скопом и отправляют с конвоем. А нам оно надо малым отрядом по здешним лесам какую-то мразь таскать? В чаще абасы так и кишат. Ты лучше спасибо скажи, что на месте не забили. Могли ведь, кабы я не подоспел. А теперь все чин по чину будет, быстро и чисто.
 
Эслин слушала, и ее колотило все сильнее.
– Ну ладно, за неискупимые преступления, убийство, а меня-то за что?! Вы даже не знаете, кто я! Все ваше драное село вырежут и сожгут за меня! Я из столицы, вообще-то! – бессилие и ярость затопили ее изнутри и начали выплескиваться через глотку, голос зазвенел.
Страж порядка зевнул, достал из ее тарелки кусок пирога, откусил и помахал им перед ее носом:
– Страсти какие… Хватит, девка. Забыла, куда попала? Тут тебе не середина, начинкой забитая. Тут корка черствая. Край! Кто сюда попал – тот следы свои забрал, – он усмехнулся, довольный рифмой, откусил снова и проговорил, жуя. – Много здесь заезжих сгинуло, и опальных благородных, и ученых, которых в снега нелегкая несет. Вон у меня над столом список с именами висит. Ищем. Со всех сил. Ладно, ты есть будешь, нет?
Он обтер об штаны руки, крякнул, поднялся и запер замок. Удаляющиеся шаги еще долго звучали в ушах Эслин. Шторм в душе быстро стих, волны негодования устало улеглись. С каждой минутой ее все сильнее затягивало в бездну отчаяния. Ради чего ей бороться, ради кого…
Весь ее маленький отряд, все, кто приехал с ней сюда спасать других, мертвы. Потерянная, изможденная, она и сама теперь полезна для своих соратниц не более, чем покойница. Мать всегда предпочитала ей брата, а год назад и вовсе пожелала ей смерти от пыток. Все ее бывшие покровители уже нашли себе новые объекты любовного интереса. Так может это гордыня – быть столь жалкой и желать при этом спасения?
Эслин глубоко вздохнула, сложила ладони и подняла их над головой:
–Небесная Госпожа, Мать всего Сущего! Не осталось ни сил, ни слов, говорить с тобой. Ты протягивала мне много Нитей. Ты, наверное, увидела мои чистые намерения. Но я оказалась с самого начала негодной, раз меня так просто ударили и сломали. Если ты во мне разочаровалась, то дай смирения уйти с достоинством и легко.
Эслин прислушалась к себе – все ли мертво или есть хоть одна искра – и тогда продолжила:
– Но если ты спасешь меня снова, то обещаю вытянуть себя за волосы и действовать во имя твоей славы. И ты больше не услышишь нытье. 
Эслин приложила левую руку к сердцу, широко отвела ее в сторону, и принялась за завтрак. Вскоре за ней пришли, скрутили руки и снова привели к знакомой площади, только теперь с обратной стороны дома. Там стоял небольшой помост с виселицей, и Эслин вновь захлестнуло паникой, она никак не могла нормально вдохнуть. Вокруг помоста собрались люди, а в центре стоял перевязанный Сон с отцом.
Обвинение в том, что она дух, Эслин даже не восприняла всерьез. Внутри теплилась надежда, что разум восторжествует и такой глупый предлог вызовет негодование хоть у части селян. Но увидев их настороженные глаза, воздетые руки с образами Небесных родителей и какими-то оберегами из дерева, она поняла, что в северной глуши такой причины и впрямь достаточно для повешения. Холод быстро поднимался по телу. Ее подвели к веревке.
Сон дождался кивка отца, прокашлялся и заговорил:
– Как все вы знаете, абасы постоянно рыскают в Среднем мире среди людей. Им нет большего удовольствия, чем вселиться в нечистого душой человека и через него испытывать плотские наслаждения – чревоугодие и … прочее.
В толпе захихикали, додумав прочее.
– Вчера эта девушка вышла из леса и, увидев ее, я сразу заметил, что этим телом уже управляет злой дух. Она пыталась меня очаровать, и я даже захотел спасти бедняжку и отвести к нашему шаману, но понял, что поздно – ее разум полностью подчинился абасы.
У Эслин сами собой поднялись брови от такого описания их встречи и от того, как Сон вальяжно и властно себя ведет. Все напряженно слушали.
– Когда и абасы, сидящий в ней, понял, что я все знаю, то он прыгнул на меня и ударил с нечеловеческой силой, едва не разделив пополам. Я начал биться с ним, и с трудом одержал победу. И теперь очень важно довести дело до конца – повесить ее, чтобы дух застрял в этом теле и больше не бродил среди нас.