Ультрамарины

Она прислушивается к огромному телу. Хотя никогда не слушала свое.
Она ощущает свободу и эйфорию в море, в долгом скольжении. В порту ощущения совсем другие, там бесконечное верчение на одном месте, скрипы, стоны, обездвиженность, стесненность и бесконечные манипуляции. Словно лошадь привязали к столбу.
На самом деле корабль — дикий зверь, он возвращается в города поневоле, да и моряки сходят на сушу просто потому, что их там ждут, там их должны похоронить в знак победы суши над водой.
Она бы положила руки на бедра этого зверя, ощутила бы его жар, отдалась бы волнению и вибрации тела, влюбленная, свободная. Она разжимает кулаки и с открытыми ладонями покоряется движению корабля, ощущая тепло, почти жжение внизу живота.
  
X
 
У него прозрачные глаза. Это первое, что она замечает, открыв дверь кабинета, чтобы выйти на мостик. Прозрачные глаза окунаются в ее взгляд, прежде чем исчезнуть в коридоре. Ей не нравится их холодность, белизна тумана.
— Простите, — она немного повысила голос, обратившись к новоприбывшему молодому человеку. — Не могли бы вы напомнить, какая у вас должность? Мне кажется, мы впервые на одном рейсе. Вы давно в море?
В ответ он удивительным образом пожимает плечами, затем указывает на свой улыбающийся рот.
— Простите, вы немой?
Он снова пожимает плечами, медленно разворачивается и направляется по коридору к лестнице, ведущей вниз.
Она чувствует ужасную неловкость. Обычно все неуклюже произнесенные слова, все подобные моменты записываются в черный блокнот, который раз в год сжигается. А волшебные силы амнезии делают свое дело в голове.
Она бы хотела позвать старшего помощника. Чтобы он оказался рядом немедленно и был свидетелем сцены. Чтобы он мог все объяснить. Она бы прокричала его имя, чтобы он примчался с другого конца корабля. Но в этот час возле ее кабинета никого нет. Все на своих постах.
Она не понимает, надо ли ей следовать за бледным юношей, проявлять авторитарность, запугивать человека до тех пор, пока он не заговорит, или выпрямиться, вспомнить о достоинстве, не воспринимать как оскорбление момент неловкости, связанный с разницей культур и языков. Ведь не первый раз, моя старушка, что-то идет не так и ты не находишь верных слов. Да и пойди пойми молодежь, этих странных матросов, которые пускаются в плавание, чтобы выжить или по романтическим причинам, но понятия не имеют о навигации. Когда кто-то не знает кодексов твоего мира, моя старушка, и не хочет их знать, ты обламываешься о себя саму и свои предрассудки.
Она распрямляется, идет по коридору затаив дыхание, спокойно движется к мостику.
— Госпожа капитан, взгляните, что это?
Стоит ей оказаться на мостике, ее всегда зовут, она всегда нужна, словно способна решить любой вопрос. Несколько секунд требуется, чтобы понять, о чем говорит сигнальщик. Интересно, что он вообще заговорил. Она оценивает его четкое произношение, гнусавый голос.
— А что такое? Ты никогда не видел туман? — Она отвечает резко, потому что больше не хочет сюрпризов, не хочет ничего бояться, ни в чем сомневаться, ей надо, чтобы цифры и пейзажи совпадали.
— Я видел туман, — продолжает он, — но не здесь. И не так внезапно… Может, нам обогнуть?
— А что прогноз погоды?
— Там ничего. Чистое небо повсюду.
— Синоптики порой ошибаются. Идем дальше. Прямо.
Она чувствует, что матросу не по себе, и понимает, что утратила то ли контроль, то ли доверие, то ли уверенность. Но конкретно в этот момент ей не хочется вникать в страхи и суеверия каждого. На других маршрутах она проходит и через холодный туман, и сквозь бурю.
Она не заметила. Из кабинета в коридоре она час или два не выглядывала наружу и утратила контакт с главным: с океаном, с его состоянием, рельефом, цветовой гаммой. Наконец она раскрыла глаза, перестала концентрироваться на внутреннем мире и увидела, что горизонт стерт, целиком поглощен белыми облаками.
 
Она открывает металлическую дверь и выходит. Ощущение холодного металла в руке помогает справиться с собой. Надо почувствовать консистенцию этого тумана, его температуру. Кажется, она придумала себе суррогат купания.
Она каждой клеточкой ощущает пронизывающую сырость грозы. Кажется, что вокруг корабля вьется туча, а капитан пытается ловить ее растопыренными пальцами. Прямо сладкая вата с ярмарки, как будто сахарная, плотная: никто не заметит, так что она высовывает язык и пробует, детские рефлексы помогают, когда ничто не предвещает радостной развязки.
Чем дальше она от двери, тем сложнее дышать. Каждый вдох словно огромный глоток воды, но она прожила достаточно долго со вкусом соли на коже, чтобы не паниковать от внезапной встречи воздуха, неба и океана.
Она делает еще несколько шагов. Какой-то туман не выведет ее из равновесия, потому что она знает свой корабль слишком хорошо и могла бы пробежать из одного конца в другой с закрытыми глазами без малейшего риска потеряться.
Но в белизне есть что-то головокружительное, поэтому она протягивает руки и замедляет шаг. Не хватало, чтобы из-за качки она упала. Впрочем, вода удивительно спокойная.
Вокруг слышатся голоса: несколько человек вышли в проход. Они осторожны, продвигаются по двое, по трое, держатся под руки. Они ловят воздух руками, щупают туман, словно это первый снег, затем вытирают руки об себя. «Зачем им после этого мыться?» — странный вопрос вертится у нее в голове.
Многие остались внутри, так безопаснее. Они еще не сталкивались с непривычными погодными условиями на корабле, поэтому способны лишь пугаться и жаловаться. Сигнальщик помчался с мостика к невозмутимым радарам. Один из матросов только что проснулся на скамье после небольшого перерыва. Как удостовериться в том, что веки не слишком отяжелели? У тех, кто в рейсе впервые, перехватывает дыхание, но это происходит, как только корабль отплывает, как только погода или пейзажи перестают соответствовать внутренним ожиданиям. Опытные моряки восприняли туман как легкую задачу, требующую чуть большей концентрации. Они слишком расслабились.
«Словно простыня старого призрака», — еще одна странная мысль в голове, и внезапно она вспоминает какие-то из своих снов, от которых сердце заходится. В комнате ощущается чье-то незримое присутствие, шевелятся занавески, скрипит мебель, тень на подоконнике, неожиданный сквозняк — страшно. Она привыкла к этому сну и всегда пытается понять невидимую силу, ищет озарения, ведь некоторые сны вещие. Но ничего подобного, ни единой догадки о том, кто уронил книгу или передвинул кресло. Подсказок нет. Иногда кажется, будто ночью кто-то кладет руку ей на спину.
И теперь она в похожем состоянии ожидания: вероятно, стоит лучше изучить туман, чтобы увидеть какой-то знак, объяснение. Или надо протянуть руку, открыть раз и навсегда занавес, узнать, что за ним скрывается. Но все слепо и немо, и в глазах пощипывает, потому что они устают искать незнамо что в молочной дымке.
Под ногами вечно пульсирует, красное биение сердца под белой массой. Эта сила согревает металл.
Держись, зверь. Это просто небольшая задачка дня. Если ты мне доверяешь, все скоро вновь пойдет по плану.
Она говорит и вспоминает, что все еще капитан. Она не помнит, сколько простояла без движения, окутанная туманом. Голоса вокруг нее давно стихли, все вернулись к работе. Тем не менее она знает, что спокойствие и радость продлятся недолго, к любой красоте, от которой перехватывает дыхание, привыкаешь, любой восторг теряет вкус.
Она поворачивается, на ощупь открывает дверь. Снаружи назревает дикий страх, словно что-то может внезапно толкнуть ее, сбить с ног, схватить за горло и швырнуть в океан абсурда. Возвращаясь в реальность, она пересекает границу между туманом и нормальностью, снова находит на мостике место, где можно дышать.