Измена по контракту (СИ)

— Ты назвал небоскрёб своим именем?
— А что? Я не имею права? — он смотрит на меня с вызовом.
Похоже, я не первая, кто ругает его детище и сомневается в успехе мероприятия. Мне становится жалко молодого, амбициозного, но бедного архитектора, который мечтает о масштабном строительстве, а сам не может заплатить тридцать тысяч водителю.
— Извини, — говорю я. — Это твой дом, и ты можешь дать ему любое имя.
— Это не только моё имя, но и имя моего отца. Он много чего построил в городе, но мне бы хотелось увековечить его фамилию в чём-то грандиозном. — Он разводит руками, как рыбак, но по вертикали, а не горизонтали. Ну понятно, для него грандиозное — это высокое. — Папе нравился этот проект. Он бы хотел, чтобы «Дроздов-центр» был построен. Я же пять лет над ним работаю, кое-какие детали мы проектировали вдвоём. Сидели до утра в бюро…
Он запинается, а я прикусываю губу. Он похоронил отца всего год назад, боль потери ещё не прошла. Как я его понимаю. При воспоминании о маме на глаза наворачиваются слёзы. Эта боль не пройдёт никогда, мне нечем утешить мальчика, потерявшего папу.
Ветер ерошит волосы Влада. Я замечаю, что его лицо покраснело, а по вискам стекает пот. Вспоминаю Васю, которая просила его не сидеть долго на солнце.
— Недавно один богатый инвестор объявил конкурс, — продолжает Влад, — и я буду участвовать. Вся документация готова, рендеры готовы, но я хотел сделать макет и сфотографировать его на месте. Показать, как небо отражается в окнах. Это нереально красиво. Дух захватывает! Именно здесь, — он хлопает ладонью по песку, — скоро начнётся стройка. Прямо на этом месте, где мы сидим, участок уже продан. Можно считать, что мы находимся на первом этаже «Дроздов-центра». Ты только представь!
Он улыбается. Он так уверен в себе.
— Надеешься победить?
— Не просто надеюсь, я в это верю. Сергей Петрович, мой тесть, говорит, что сейчас отдают предпочтение местным архитекторам. Иностранные слишком дорого стоят, к тому же многие отказываются работать в России. Поэтому у наших ребят появился шанс прорваться в высшую лигу. А я — один из лучших, почему бы мне не победить? — заключает он.
Звучит довольно хвастливо, но я верю, что он один из лучших. Возможно, лучший из лучших. Несмотря на молодой возраст, он уже десять лет в профессии. Работает с шестнадцати лет.
— Ой, что-то у меня перед глазами мельтешит, — жалуется Влад.
На покрасневшем лице выделяется бледный носогубный треугольник. Кожа влажная, дыхание частое и поверхностное.
— Тебе нужно в тень, — говорю я. — Не стоило снимать панаму. Кажется, у тебя тепловой удар.
— Да, наверное, — отвечает Влад и заваливается на песок.
  
6. Подонок
 
Я несусь босиком к машине, раня ступни острым гравием и битым стеклом. Хватаю бутылку воды, салфетки и бегу обратно. Падаю на песок рядом с Владом, закрывая его от солнца. Набираю в рот воды и брызгаю в лицо. Влад в сознании, но взгляд затуманенный. Я касаюсь его щеки тыльной стороной ладони — горячий. Кожа красная. Кроме теплового удара у него ещё и солнечный ожог — не только на лице, руки тоже покраснели.
Как же так? Снял панаму и пиджак, а я ничего не сказала. Я, конечно, ему не мамочка, но меня грызёт иррациональное чувство вины. Я же видела, какой он белый.
Я смачиваю салфетки водой и прикладываю к лицу и шее. Обмахиваю его панамой. Приподнимаю его голову и прикладываю к сухим губам горлышко бутылки:
— Пей давай, сейчас полегчает.
— Не кипишуй, я в порядке, — говорит он между глотками. Оттягивает ворот футболки, обнажая верх груди: — Побрызгай ещё.
Я делаю как он просит. Набираю полный рот воды и с силой выдуваю на него. Он лежит передо мной такой слабый и беспомощный, что сочувствие зашкаливает. Я выливаю остатки воды ему на волосы и пальцами прочесываю назад, чтобы убрать со лба. Интенсивно обмахиваю панамой.
— Спасибо, — говорит он. — Ты очень добрая.
Я смущаюсь. Мои чувства к нему настолько противоречивы, что я не могу с уверенностью сказать, что мною движет, — доброта или деньги, которые я получаю от агентства «Скорпион».
 
— Я медсестра, если ты помнишь, — буркаю я.
— Я помню. Спасибо, сестра.
С моей помощью он садится и нахлобучивает панаму на мокрые волосы. Влажная футболка обрисовывает грудные мышцы и ложбинку посередине. Нет, он точно чем-то занимается. Плаванием, скорее всего.
— Тебя не тошнит?
— Немного.
— А голова не кружится?
— Немного.
— Тебе нужно к врачу, — заключаю я.
Как минимум кровь сдать.
— Да ну перестань. Всё нормально.
— Когда ты увидишь себя в зеркале, то испугаешься.
— Чё, сильно обгорел? — Он бормочет матерное слово. — Как же меня задрало это лето. Каждый раз одна и та же херня.
Из жалости я не говорю ему, что на дворе май, а всё лето ещё впереди.
Стоя на коленях, мы разбираем «Дроздов-центр» и укладываем в коробку. Туда же отправляются набережная с фонарями и сквер с цветущими клумбами. Пока мы возимся, Влад посматривает на мои голые ступни. Меня его внимание не раздражает, просто интересно, куда он пялится.
— Слушай, — наконец говорит он, — что у тебя с ногой?
— А что?
— Покажи мне, — просит он.
Я сажусь и выворачиваю ступню к себе. Вот чёрт! Я всё-таки поранилась. Под большим пальцем кровоточит небольшой порез.
— Ай, ерунда, — говорю я. — Какой-то идиот разбил на дорожке бутылку. Заклею пластырем, в бардачке должен быть.
Влад берёт меня за щиколотку, наклоняется и нежно целует пальцы. Запылённые, обсыпанные песком, с облупившимся лаком. На мгновение я столбенею от шока, потом отталкиваю Влада обеими руками:
— Ты что, с ума сошёл?!
Он плюхается на задницу и выглядит шокированным не меньше меня. Глаза по пять копеек, хлопает ресницами.
— Прости, прости, прости, — повторяет он, как заведённый. — Я не хотел тебя оскорбить. Яна, пожалуйста, не сердись на меня…
— Господи, Влад, да я не сержусь!
Хотя я сержусь. Только непонятно на кого. Дурацкая ситуация!
— Какой же я мудак, — произносит Влад.
В его голосе сквозит такое неподдельное и мучительное раскаяние, что мне становится страшно. Он вот-вот заплачет. Я прямо чувствую, как ему стыдно. Глаза его увлажняются, а цвет лица напоминает зрелый помидор. Он и так-то был красным, а теперь совсем пунцовый. Что происходит? Последствия теплового удара? Бред какой-то.
— Всё, забудь, проехали. Пошли к машине, пока тебе опять не стало плохо.
Он прикусывает губу и поднимается. Хватает коробку под мышку и топает к машине. Я плетусь за ним. Мы садимся в душный салон, я сразу же включаю кондиционер и направляю все сопла на своего хмурого пассажира. Но температуру выставляю не слишком низкую. Не хватало ещё, чтобы он простудился в мокрой футболке. Влад отводит взгляд и грызёт нижнюю губу. Выглядит очень расстроенным, как подросток, укравший в магазине бутылку водки и пойманный с поличным.
А я смотрю на его полные красивые губы и не могу выбросить из головы картинку, как они прижимаются к моей ноге. Чудовищная ситуация. Мне никто не целовал ноги. Разве что мама, когда я была маленькой, но я этого не помню. А поцелуй Влада запомню на всю жизнь.
Столько бесстыдной нежности в нём было…
Откуда этот порыв?
Какая муха его укусила?
— В офис? — спрашиваю я.
— Нет, ко мне домой.
Он называет знакомый адрес. Голос его звучит довольно властно — никаких истерических ноток больше не слышно. Молодец, парень, быстро справился со срывом.
Мы не болтаем на обратном пути в город. Я искоса посматриваю на Влада, контролируя его состояние. Вроде в порядке, хоть и обгорел на солнце. Пугающая багровость исчезла. У дома он просит заехать в подземный паркинг. Я заезжаю.
— Припаркуйся здесь, — он указывает на свободное место у лифта.
— Зачем? Я через минуту уеду.
— Нет, ты пойдёшь со мной.