Убийца великанов 1 (СИ)

  
Убийца великанов - 1
   
Пролог
 
Пугливый вскрикнул, резко подался назад и запутался в складках длинных одеяний. Наступив на подол, он потерял равновесие и упал. Крик перешел в пронзительный визг, когда он скреб ногами и руками по полу в попытке отодвинуться подальше от меня.
Громкий звук вызывал агонию, буквально убивая меня. Я корчился от нестерпимой боли в ожидании неминуемой смерти. В сознании меня удерживала боль другого рода. Она сосредоточилась в ладони, в которой я со всей силы сжимал нечто круглое и твердое. Мгновение назад я сорвал это с груди Пугливого, из-за чего он так перепугался. Точно такие же маленькие светящиеся диски были у всех присутствующих. Они манили и побуждали прикоснуться. И я не удержался, схватив тот, что оказался ближе всего.
Что же это?
Ладонь свело судорогой и обожигало холодом. А сквозь вопли Пугливого пробивался совсем другой звук, которого не могло быть в камере из изоляционного стекла, не пропускающего вибрацию.
Этот звук был страшней пытки и прекрасней чистейшего удовольствия.
Скорбь и радость.
Терзание и восторг.
Смерть и жизнь.
Чужая жизнь.
***
Он поправил съехавшую на глаза шляпу из соломы и с сосредоточенно принялся за сорняки. Он ретиво полол и копал, несмотря на палящее солнце и невыносимую жару, распугавшую даже насекомых. Он знал, что Волат будет доволен опрятным и совершенным клумбам у своего дома. Мысли о брате вызвали улыбку. 
Вечером он собрал инструменты, вернулся в рабочую хижину, наспех поел и лег спать, чтобы с самого утра снова приступить к работе. День за днем, цикл за циклом. 
Он скрупулёзно следил за порядком в саду и задерживался до самого вечера, рассчитывая на случайную встречу и какой-то знак внимания. Раньше Волат изредка удостаивал его недовольным взглядом или мимолетным жестом, отсылая прочь или указывая на плохо сделанную работу. 
И это было приятно. 
Он был согласен на что угодно, кроме безразличного пренебрежения, как к остальным отвергнутым. В последнее время Волат перестал его замечать, словно его больше не существовало. 
И это огорчало. 
Он вымещал злобу, с остервенением вырывая молодые ростки, посмевшие осквернить клумбу, как вдруг послышался легкий трепещущий отзвук. 
Это не ветер в зарослях тростника и не пение птиц. Что это? Стон? 
Вот снова! Только в этот раз громче, ярче. Неистово. 
Он выронил растение и задрожал всем телом, оглядываясь в поисках источника этого дивного ни на что не похожего звука. 
Тон сменился. Низкий и протяжный, как звериный вой, но не имеющий с ним ничего общего. 
Он бесшумно ступал по земле, медленно приближаясь к дому Волата. В груди что-то так мучительно сжалось, что невозможно было сделать вдох. 
Один звук плавно сменял другой, заполняя всю площадку перед беседкой. Переборы поднимались до вершин, замирая на самом пике, а потом стремительно падали в бездонную пропасть, раздаваясь словно из самых недр земли. Тут было все — древняя твердь гор, стремительный бег воды и легкость воздуха. 
В центре беседки покачивалась седьмая женка брата, и эта небывалая благодать разливалась от нее. 
Немыслимая магия! 
Еще никогда он не внимал столь всеобъемлющему и неудержимому потоку. Сбитый с толку, он летел, растворяясь в этой сверхсиле без остатка. Его трясло вместе с невесомой вибрацией на акцентах и в конце длинных протяжных звуков, исходивших от девушки. 
Отступник, позабывший все, кроме желания усердно трудиться, остро ощутил, как его сердце бьется в ритме со всем миром. Жгучие слезы бежали вниз, а глаза сами собой закрылись. В этот миг все перевернулось, вдохнув в него жизнь заново. Не в силах совладать с собственным телом, он опустился на землю и прикоснулся к ней ладонями в поисках поддержки и опоры. 
Заметив движение, девушка испугалась и замолчала. Она резким движением схватила со скамейки вуаль, чтобы прикрыть лицо, но отложила ее обратно, сообразив, что перед ней всего лишь отвергнутый. 
 
— Йды вдэ, — произнесла она недовольно и повторила приказ уйти жестами, гордо вскинув голову и тряхнув бесстыдно распущенными светлыми волосами. 
Он вздрогнул и, словно очнувшись от долгого сна, быстро заморгал. В одно мгновение исчезла та самая нить, указавшая путь из пустоты и призвавшая надежду. 
— Пожалуйста, еще раз, — попросил он, еле вспомнив, как пользоваться собственными пальцами, и благоговейно поклонился. — Мне очень нужно…нужно… 
— Кто ты? — спросила девушка и приблизилась, всматриваясь в загорелое лицо незваного слушателя. 
— Отступник, госпожа. Это мой выбор и моя вина. 
Он вновь ощущал себя полнейшим ничтожеством. Момент был упущен. Его переживания погасли. 
— Ты не великан, — на лице девушки промелькнуло облегчение. 
— Я вещь. 
— Ты не чудовище. Это все, что имеет значение. 
«У нее красивые глаза. Цвета неба и полны грусти», — эта мысль поразила его, и он поспешно отвернулся. Отвергнутые, тем более отсутпники, сами избравшие свою участь, не имеют права смотреть на женщин великанов.
— Имя? 
— Айола. Фиолетовая. 
— Я имела в виду твое имя. 
— У меня его нет. Но меня иногда называют Убродом. 
— Что это значит? 
— Это отвратительный снег, надругавшийся над землей. 
— А мне нравится снег. Как тебя звали раньше? 
— Дейон. 
— Идем, Дейон! — Айола схватила его за руку и потянула за собой к беседке. 
— Куда? — растерялся он от неожиданного рывка. 
Маленькая теплая ладонь мягко и требовательно касалась его кожи там, где заканчивался рукав рубахи, посылая волну мурашек по всему телу и приводя в ужас от неведомых доселе ощущений. Отвергнутые трогали друг друга только для наказания. 
— Мне спевать? — промолвилаАйола отпустила его в центре беседки, а сама остановилась у противоположного входа перед лестницей.
— Спевать? — непонимающе переспросил Дейон, пробуя на вкус ее слова и потирая то место на запястье, где совсем недавно были ее пальцы. 
— В неживом языке великанов нет подобного понятия. У людей есть для этого слово, — показала руками она и продолжила вслух. — Песнь. 
— Песнь, — промолвил он, повторяя, затем попросил жестами. — Ты сделаешь для меня? 
— Для себя. Только это напоминает о том, что я все еще жива. 
Сделав глубокий вдох, Айола запела. 
***
Мне тоже когда-то «спевали». Замелькали образы и картинки из прошлого.
Смех. Зеркала. Красивая женщина в белом.
Кто она?
Где она?
Судя по красно-желтым движущимся пятнам тепла, в помещении, помимо него, здесь находились только четверо мужчин. И никаких женщин.
Пугливый продолжал верещать и брыкаться. Мягкий и Огромный занимали собой почти все пространство. Это они творили сковывающую меня магию. А Ломаный прижался к стене, чтобы не путаться у них под ногами. Он тоже всегда боится, но его страх пронизан злостью, а не паникой.
Дверь внезапно распахнулась, впуская незнакомца. Он подскочил к Пугливому и плотно закрыл ему рот рукой. Мои мучители всегда приходят на тридцатую ночь. Их вибрации мне хорошо знакомы, но этого человека я чувствую впервые.
Вот это сила!
— Тихо, — прошипел Сильный на ухо Пугливому, вытирая руку о его одежду.
— Он схватил Печать и чуть не придушил меня! — попробовал оправдаться Пугливый. — А должен быть без сознания, пока я наношу знаки.
— Используй жесты, — шепотом ответил Сильный.
— Хватит обниматься. Император долго ждать не будет, — проворчал Огромный, даже не стараясь говорить тише. — Свен, забери Печать!