Шалунья (ЛП)

— Ты собираешься сказать мне, что это будет?
— Ты узнаешь, когда это случится.
Звучит не очень хорошо. И все же мне так любопытно узнать, что за ужасную вещь Рамзес запланировал для меня, что я почти в предвкушении. Что, черт возьми, со мной не так, серьезно?
— Что ты делаешь прямо сейчас? — говорит Рамзес.
Я смотрю на белокурую голову Лукаса Ларсена между моих бедер, и у меня вырывается смешок.
— Ты действительно хочешь знать?
Голос Рамзеса опускается еще на одну октаву, урча мне в ухо. — Ты делаешь что-то, что заставит меня ревновать?
— Чрезвычайно.
— Плохая девочка. Как будто ты хочешь, чтобы тебя наказали.
Я тихо смеюсь. Я такая же, как Лукас. Может, мы все такие.
— Это ты пытаешься назначить наше следующее свидание?
Я слышу его улыбку. — Ты свободна завтра вечером?
— Возможно.
Когда я заканчиваю разговор, Лукас поднимает свое мокрое, грязное лицо. С нетерпением он спрашивает: — Это был Рамзес?
Господи, уже и слухи пошли.
— Возвращайся к работе, — говорю я, опуская его голову.
Мой сеанс с Лукасом длится два часа.
Когда я заканчиваю, он дрожит, весь в поту. Перед уходом я набираю для него ванну и кладу свежее пушистое полотенце.
Я меняю обувь в лифте. Шпильки возвращаются в сумку, и остаток пути до дома я могу пройти в кроссовках.
Уже почти полночь.
Я измотана.
Быть доминантом — это чертовски много работы. Мне приходится планировать эти сессии заранее, собирать инструменты, тратить полтора часа на прическу, макияж, ногти и гардероб.
Двухчасовой сеанс — это сценическое представление для аудитории из одного человека, которого нужно хлестать, дразнить, дразнить, дразнить и дразнить через нарастающую череду острых ощущений, ведущих к финальной кульминации.
БДСМ — это искусство.
Вот почему Рамзес произвел на меня такое впечатление.
Он создал опыт. А в конце он заставил меня реветь, как гребаного младенца. Это было мощно.
Не менее мощно, потому что я знаю, что он делает. На самом деле, это впечатляет меня еще больше — ведь гораздо сложнее обмануть своего коллегу-фокусника.
Я смеюсь, вспоминая, что он шептал мне, когда я лежала у него на коленях:
Даже когда я вижу, как ты манипулируешь мной, я хочу, чтобы ты это сделал…
Я могу сказать ему то же самое.
Больше всего в Рамзесе мне нравится то, что нас объединяет.
Я бы чертовски хотела просмотреть его список наблюдения, узнать, какие компании он отслеживает, и попросить его номера.
В моей голове промелькнула фантазия, в которой я могу спросить Рамзеса о чем угодно, и он должен рассказать мне все, все свои стратегии и секреты. За один день я могу узнать все, что меня когда-либо интересовало о Рамзесе Хауэлле и "Обелиске".8
Мысль о том, чтобы сидеть в его кабинете и вести такой интимный, откровенный разговор, настолько странно и неожиданно эротична, что мое лицо становится горячим, и я понимаю, что свернула не туда.
Я иду по обшарпанному району, краска облупилась со зданий, как кора с эвкалипта, мусор переполняет урны. Но он все равно приятнее многих мест, где я жила.
Пара работниц секс-индустрии пьют кофе у винного погреба. Одна из них моложе меня и блондинка, другая одета в голубую меховую шубу и сетки, под которыми больше ничего нет. У нее красивая кривая улыбка, и она смешит свою подругу. Они допивают остатки кофе, а затем, покачиваясь на высоченных каблуках, возвращаются на улицу.
Секс-работа есть секс-работа. Но частные клиенты — это не то же самое, что работа на углу, так же как вырасти бедным на Кони-Айленде — это не то же самое, что вырасти бедным в Мумбаи. Даже у эскортниц есть привилегии, я думаю.
У меня был дерьмовый опыт, особенно когда я начинала. Наверняка у этих девушек бывало и похуже. Мне везет и не везет. Успешная и с хреном в голове.
Я прохожу мимо девушек, гадая, чувствуют ли они какую-то связь со мной. Могут ли они сказать, что все мы сегодня делаем одно и то же? Или я выгляжу как очередная богатая сучка в пальто за $1600?
 
Однажды я прочитала книгу под названием "Сутенер", написанную настоящим сутенером.
Он говорил, что может работать со своими девушками только до тех пор, пока они не сойдут с ума. Он называл это "пробег на шлюхе".
Когда я поворачиваю за угол, я думаю: на мне много миль.
Я чувствую это. То, что раньше было легко, теперь не так просто.
Боже, я странная на этой неделе.
Это Рамзес виноват.
Не могу поверить, что я плакала перед ним.
И что он собирается делать? У него было целых три дня, чтобы дуться и строить планы.
Я выбрала нового клиента из списка, но еще не звонила ему. Рамзес держит меня на взводе и отвлекает.
И все же единственное, чего я с нетерпением жду на этой неделе, — это новой встречи с ним.
Я прижимаю ладони к щекам, лицо все еще пылает.
Как бы я хотела сейчас идти к нему домой…
Пять минут с его руками по передней части моих брюк, и мое сердце не билось бы так. Я бы получила то, что мне нужно, и смогла бы уснуть…
Хотела бы я нанять Рамзеса, чтобы он сделал то, что я хочу, на час…
Я смеюсь, действительно представляя себе это. Мои кроссовки стучат по тротуару, сумка подпрыгивает на заднице. Ночь пахнет открытыми пивными и гардениями. Я приближаюсь к своему дому.
Это мне нужен эскорт. Такой, как у Рамзеса… потому что я тоже не хочу сейчас оставаться одна.
Эта мысль промелькнула в моем мозгу как шутка, но когда мой ключ коснулся замка, она зазвенела в ушах как колокол:
Я не хочу быть одна прямо сейчас.
В моей квартире тихо, как в могиле.
Мозг все еще забит до отказа после сеанса. Я не кончила — ни разу. Большинство клиентов не такие, как Рамзес. Им плевать, если я кончаю.
У меня есть вибратор, даже несколько. Я могла бы позаботиться об этом ноющем зуде и отправить себя спать.
Вместо этого я достаю телефон.
Я пишу Рамзесу:
Я боюсь увидеть тебя завтра. Что ты планируешь?
Его ответ приходит с приятной быстротой:
Не бойся.
Это скорее приказ, чем заверение. Я все равно ухмыляюсь.
Я посылаю ответ:
Почему ты до сих пор не спишь?
Он отвечает так быстро, что, должно быть, сидит за клавиатурой.
Я всегда ложусь поздно.
Он выжидает, прежде чем добавить:
Ты сейчас дома?
Трудно определить тон по тексту, но это похоже на приглашение, а не на ревность.
Я отвечаю:
Просто раздеваюсь.
Я снимаю туфли и начинаю расстегивать пальто, чтобы это было правдой.
Я надеюсь, что Рамзес заглотит наживку.
Раздеваться перед камерой и трогать себя, пока Рамзес смотрит, будет гораздо веселее, чем делать это в одиночку.
Его ответ еще лучше:
Это будет завтра.
Иди и сделай это здесь.
Смеясь как идиотка, я хватаю свои туфли.
В 12:49 я уже у него дома.
11
РАМЗЕС
Я провожу утреннее совещание с Бриггсом и не могу перестать ухмыляться.
Это проблема, потому что утренняя беседа идет не очень хорошо, а ухмылка вызывает подозрения.
После третьей или четвертой порции плохих новостей Бриггс спрашивает: — Что с тобой происходит?
— Что ты имеешь в виду?
Я прекрасно понимаю, что он имеет в виду, но Бриггса весело травить газом.
Я улыбаюсь так сильно, что щеки болят. Они не привыкли к таким упражнениям.
Бриггсу от этого очень неловко.
— Почему ты так счастлив?
Потому что прошлой ночью Блейк мяукала как котенок, скача на моем члене, и это заставило меня взорваться как Везувий.
Вслух я говорю: — Прекрасное утро.
— Хорошее утро? — Бриггс смотрит так, будто я говорю на суахили. — Ты что, издеваешься надо мной? Я что-то забыл? Ты действительно злишься?