Незримые нити (СИ)

С каких пор душой зовется внутренний раздрай?
Порой, оглядываясь назад, он начинал подозревать, что общество его мира кто-то искусственно выстроил так, чтобы опутать каждого незримыми цепями. Чтобы не дать ни одному человеку достигнуть мира с самим собой, сделать каждого из них своим собственным врагом. Возможно, кто знает, потому в его мире люди и не владели магией?
Ведь не просто так все трактаты заклинателей начинались с рассуждений о принятии своей природы. А что может быть дальше от этого, чем объявление естественного — постыдным?
Дан вдруг подумал, что христианство все-таки уничтожило магию. Но не охотой на ведьм, совсем нет. Не кострами и виселицами. Не Святой Инквизицией и не Книгой Исхода.
А лишь тем, что объявило желание — искушением, а страсть — грехом.
Хотя, конечно, разгуливать голым по дворцу все равно не вариант. То есть, в исполнении принца Лиминя это может и приняли бы как особо экстравагантную выходку, но простой монах с такими привычками слишком уж привлекает внимание.
Простолюдину не пристало не испытывать стыда: это удел заклинателей. Рабам не положено снимать своих цепей.
А Айминь еще считает их свободными.
Так что волей-неволей пришлось ему постараться отстирать монашеский халат. Полчаса, наверное, потратил на это Дан, после чего критически осмотрел результат. Учитывая холодную воду, отсутствие мыла и весьма скромные навыки ручной стирки, результат был сильно ниже среднего. Болотно-зеленая грязь не столько отстиралась, сколько размазалась живописными пятнами, которые, будь он именитым художником-абстракционистом, передавали бы что-нибудь глубокомысленное.
— Поздравляю, Ваше Высочество, вы только что изобрели первый в этом мире маскхалат цвета хаки, — вздохнув, сказал Дан себе под нос.
Но делать было нечего: рубашка хоть и была почище, слишком явственно принадлежала представителю благородного сословия.
Так что очень скоро монах в камуфляже продолжил свой путь.
Библиотека дворца Хуфенг разочаровала. Если говорить без обиняков, то в сравнении с уже виденными ими библиотеками клана Шэнь она производила откровенно скудное впечатление. Дан уже усвоил, что в этом мире в домах простолюдинов книг обычно не было вообще, в домах знати же — непременно присутствовал один и тот же «минимальный набор». Входившие в него книги обычно носили такие не особенно конкретные названия, как «Наставления», «Беседы и суждения», «Жемчужины мысли» или «О пути и добродетели», и сводились к рассуждениям о том, как жить правильно, а как не очень. К этому обычно прилегал небольшой комплект книг по различным наукам, среди которых наибольшей популярностью пользовалась история.
В этот раз Дан уделил ей больше внимания, чем обычно. Хотя того, что искал, все равно не нашел.
Встречалась в библиотеках знати и художественная литература, любовные и приключенческие романы, но Даниилу они как-то не зашли. Слишком много в них было дистиллированной слезогонки, а также пафосных рассуждений о всесилии злой Судьбы и беспомощности человека перед Ней. Не сказать чтобы в книгах родного мира подобного не встречалось, но не в таких же количествах!
Дан мельком подумал, что шэньским романистам даже Оруэлл сказал бы: «Народ, больше оптимизма!».
Что же касается самосовершенствования, то каждая книга на эту тему стоила на вес золота и даже дороже. В сколько-нибудь заслуживающем упоминания количестве таковые встречались лишь во дворцах Великих Кланов. Но если во дворце Чиньчжу или в Чен-Мэй-Ву такие книги занимали привелегированное место в библиотеке и располагались так, чтобы любой посетитель мог видеть их и восхищаться богатством правящего клана, то осторожные Цзао явно не желали выдавать своих секретов кому попало.
Зато вот зал, примыкавший к библиотеке, впечатлял. Про себя Даниил окрестил его «музеем», хотя вряд ли он назывался именно так. Зал этот представлял собой огромное помещение, оформленное в черно-золотых тонах. И повсюду, куда ни глянь, были расставлены трофеи.
 
Здесь были чучела и скелеты различных животных, — и не только животных. По крайней мере, не обычных животных. Даниил был абсолютно точно уверен, что ни одно животное планеты Земля не сочетает козлиные рога с клыками, какие сделали бы честь саблезубому тигру. А вот череп неведомого существа, в котором (в черепе... хотя, вероятно, и в существе тоже) Дан мог бы поместиться целиком, вполне себе сочетал.
Никаких табличек или подписей под трофеями не было, и Дан мог лишь гадать, кому этот череп принадлежал.
Охотничьи трофеи плавно переходили в военные. В первый раз в жизни Даниил увидел оружие племен, которые шэньцы высокомерно называли варварами. Не умея ковать металл, варвары использовали дерево, резную кость и даже эбонит. В одном из трофеев Дан даже опознал меч из акульих зубов, какие в его мире ассоциировались с народами тихоокеанских островов. Это было странно. Как-то, когда речь шла о варварах за Стеной, он скорее представлял себе каких-нибудь гуннов или монголов.
На этом фоне небольшой медальон с символикой клана Фен смотрелся вопиюще дисгармонично и привлекал к себе массу внимания. Он тоже висел среди трофеев, — явно как напоминание об участии Цзао в походе по усмирению мятежного клана.
Разницы между мятежным кланом, варварами за Стеной и дикими животными для Цзао явно не было.
Чем дальше вглубь зала шел Даниил, тем сильнее ощущал он магию. По обе стороны от него на алых подушках были разложены старинные предметы — мечи, копья, диадемы, шпильки для волос. И каждый из них был магической реликвией, от которой еще ощущалась энергия создавшего его заклинателя или заключенного там некогда духа или демона. Как правило, энергия слабая, остаточная. Не хранились в «музее» реликвии, которые до сих пор можно было использовать. Однако присмотревшись к остаткам энергии, Дан мог различить структуру. К науке создания реликвий и талисманов он испытывал необъяснимую тягу, — возможно, потому что в отличие от боевой магии, она позволяла не разрушать, а творить.
Жаль только, что времени заниматься этим практически не было: в условиях войны с Веймином и поисков убийцы Сяолуна не до творения. Тут нужны были быстрые и грубые средства.
Говорят, что война — двигатель прогресса. Вот только прогресс этот все чаще оказывается до прискорбия односторонним. В любом из миров. В любом из миров, пока люди будут думать о войне друг с другом, ядерную бомбу, способную разрушать города, создадут не менее чем на столетие раньше, чем термоядерный реактор, способный обеспечить людей дешевой энергией.
Потому что если то, что ты построил, слишком легко разрушить, то рано или поздно ты сам захочешь не строить, а разрушать.
В конце пути должно было находиться что-то грандиозное, но здесь Дана постигло разочарование. Подушка, предназначенная для некоего особо драгоценного предмета, пустовала. Лишь по легкой деформации Дан мог предположить, что обычно на ней лежало что-то длинное и тяжелое.
— Это место для реликвии клана, — послышался женский голос у него за спиной, — Но будучи Хранителем реликвии, деверь носит её с собой. Сюда её приносят лишь для официальных церемоний.
Обернувшись, Даниил увидел темноволосую женщину лет тридцати, с красивыми, правильными чертами лица античной статуи. На фоне Айминь или Сюин она выглядела спокойной и сдержанной, но в карих глазах виднелась искорка любопытства.
— Приветствую госпожу клана Цзао, — поклонился Дан.
Он не помнил, как точно положено обращаться к ней. Он уже знал, что в этом королевстве не принято было менять фамилию при вступлении в брак: поэтому, в частности, покойная королева звалась Лунь Сянцзян, хоть и вошла в клан Шэнь. Но при этом знал он также, что супруга главы Цзао была вольной заклинательницей, не принадлежавшей к Великим Кланам, и потому не имела фамилии. А обращаться к ней по имени — для простолюдина как-то слишком уж нагло.
Однако проблема решилась сама собой.
— Право же, поднимитесь! — воскликнула женщина, — Я странно чувствую себя, когда мне кланяется принц.