Незримые нити (СИ)

Пред кем склонилось даже само Время. Последний враг, не поклонившийся воле заклинателей, последнее сокровище, что не дали боги людям.
— Значит, это правда, — первым нарушил молчание Веймин, — Мой отец не тот, за кого себя выдает. На троне королевства Шэнь — самозванец.
Какое-то время он будто не знал, куда деть руки, когда в них нет черного клинка Шехунгуая. А затем решительно заявил:
— Барышня Фен, я хочу, чтобы вы тайно передали мою волю главам Великих Кланов. Сейчас, когда Цуйгаоцзун считает меня погибшим. Мы должны тайно собраться в одном месте и начать подготовку к войне.
В первый момент она даже не поняла, о чем, настолько ошарашило её увиденное.
— Ваше Высочество... — несмело сказала Сюин, — Вы видели то же, что и я. Вы видели ЭТУ мощь. По-вашему, вы можете ей противостоять?
— Я, может, и нет, — ответил Веймин, — А вот если собрать союз всех Великих Кланов, шанс есть. В одном Лиминь был прав: время Цуйгаоцзуна закончилось. Мертвец должен лежать в могиле, уступив престол своим потомкам.
«Этот мертвец выбрал именно тебя следующей королевой», — мелькнула мысль на границе сознания, — «Ты можешь быть причастна к этой силе. Ты можешь стать её частью. Разве не этого ты хочешь?»
Между тем, Айминь метнулась к Веймину, схватив его за рукав:
— Мой принц! Пожалуйста! Сейчас, когда вас считают мертвым. Давайте сбежим! Вас наконец-то не станут искать! Мы сможем жить простой жизнью. Вдали от интриг дворца. Там, где отцы не убивают своих сыновей!
Однако первый принц резко вырвал рукав из ее руки.
— Вы в своем уме, барышня Лаошу? Я никогда не поступлю подобным образом. Трон королевства Шэнь — не только мой по праву, но и мой по долгу. Моя обязанность — править этой страной. Поэтому я свергну демона, что притворяется моим отцом. И стану королем.
Он перевел взгляд на Сюин.
— А вы, наследница Фен. Если вы мне поможете, я обещаю вам. Вы станете моей королевой.
  
Глава 10. Круги
 
Когда чары, сковывавшие его волю, немного ослабли, Дан попытался пошевелиться. Ощущение было такое, будто все мышцы его окоченели. С большим трудом ему удалось шевельнуть пальцем, но о том, чтобы сражаться или творить какие-то заклинания, не могло быть и речи.
Он мог лишь в бессилии мычать, когда его усадили на грубый, массивный деревянный стул. Руки примотали веревками в трех местах, ноги — в двух, голову зафиксировали железные скобы. С него сорвали одежды, и видимо, Цуйгаоцзун учел печальный опыт Миншенга: его слуги не оставили ему даже сяку.
Постепенно онемение начало спадать. Как будто тысячи иголок закололи по всему телу. Не сдержавшись, Даниил сдавленно застонал.
Хотя и знал, что это лишь начало.
Кресло с королем поставили напротив него. Взмах руки, — и слуги молча, без каких-либо вопросов покинули камеру. Лишь у самого входа остался один молодой простолюдин в коричневом кожаном фартуке и с лицом, чем-то неуловимо напоминающим рыбу.
В темноте, разгоняемой лишь светом от единственного окна под самым потолком, сверкнули алые глаза, когда король неторопливо начал:
— Раз уж мы решили сбросить маски и перейти к столь грубым мерам, буду говорить с тобой прямо. Ты дашь свое согласие на ритуал обмена телами. Рано или поздно, но твой разум сломается под пыткой, и ты будешь готов согласиться на что угодно, лишь бы они прекратились. В твоих интересах не доводить до этого. Понимаешь меня?
Дан попытался что-то сказать, но язык не слушался. Пришлось ограничиться вопросительным взглядом в сторону слуги, как раз направившегося к столику в дальнем углу камеры.
— Тебя интересует, не боюсь ли я обсуждать такие секретные вещи при палаче? — догадался король, — Не беспокойся. Когда этот талантливый юноша поступал ко мне на службу, я лишил его слуха и дара речи. Он услышит лишь то, что я сам пожелаю.
С этими словами Цуйгаоцзун поймал взгляд палача, и тот, понятливо кивнув, стал разжигать жаровню. Явно намеренно медленно, демонстративно бросил он на неё щипцы, длинные иглы, зазубренное лезвие и еще несколько инструментов, названия которым Даниил не знал, а о назначении предпочитал не думать.
 
— Еще не поздно, дух, — сказал Цуйгаоцзун, — Ты не можешь избежать смерти, но ты можешь избежать боли. Дай добровольно свое согласие на ритуал. И я позволю тебе тихо и легко уйти во сне на десять судилищ Ада.
Дан попытался помотать головой, но скобы, удерживавшие голову, не позволили ему этого.
— Нет... — кое-как вымолвил он. И сам почувствовал, как жалко это звучит.
— Подумай еще раз, — участливо посоветовал король, — Пока инструменты нагреваются. Смерть во сне или смерть в муках. Вот весь твой выбор.
В онемевшем рту скопилось слишком много слюны. Её просто необходимо было куда-то деть, и гнев не дал ему вовремя взвесить, насколько это разумно.
Вместо ответа Дан просто молча плюнул в лицо королю.
Цуйгаоцзун лишь хмыкнул. Он не стал тянуться к оплеванному лицу даже рефлекторно: повинуясь его жесту, глухонемой слуга торопливо отер его лицо платком.
— В былые времена я не задумываясь бросил бы вызов наглецу, посмевшему сделать нечто подобное. Но я уже стар, тело мое не так сильно, а глаза не так остры. Поэтому мы сделаем по-другому.
Блеснули алые глаза, когда его приказ, минуя неслышащие уши, проник прямо в мозг слуги-палача. Безмолвно поклонившись, тот отошел в сторону — и вернулся, держа в руках две толстые деревянные балки.
Даниил задергался, но ослабленное тело не смогло оказать даже символического сопротивления. Без малейшего труда палач расположил балки у него под коленями, под углом к земле.
— Обычно для этой пытки нужны два палача, — делился знаниями король, — Ну, или один, но очень сильный, чтобы одновременно давить на оба рычага. Однако мой сын Цзиньлун, еще когда был собой, сконструировал любопытный механизм «распорки», с помощью которой можно управиться с обоими рычагами в одиночку. Честно говоря, конструирование орудий пыток было единственным занятием, в котором он проявлял и фантазию, и изобретательность. Страшно представить, что стало бы со страной, доведись ему и вправду править.
— Хуже бы не было... — произнес Дан.
Из чистого духа противоречия и чтобы скрыть страх, охвативший его при виде холодной деловитости палача. Тот не испытывал к нему ненависти.
Лишь усердно выполнял свою работу.
Цуйгаоцзун взмахнул рукой, и надавив на распорку, глухонемой палач повел балки в стороны. Изначально Дан лишь почувствовал неприятный дискомфорт, когда они надавливали на его колени. Но знание человеческого тела позволяло ему понять, что это только начало.
Что скоро его суставы взмолятся о пощаде.
— Как... ты собираешься... — с трудом выговорил он заплетающимся языком.
— Ходить после этого? — догадался король, — Дыхание Жизни, мой мальчик, Дыхание Жизни. За эти триста лет я скопил огромное количество духовных сил, столько, сколько невозможно скопить за короткую человеческую жизнь. Взяв их с собой в новое тело, я за несколько дней легко исцелю любые раны. Тебе ведь не так повезло в этом плане, да? Все, что скопил мой сын за шестнадцать лет самосовершенствования, он прихватил с собой в твой мир. Ты же довольствовался жалкими крохами. Но не волнуйся. Скоро это закончится. Моя сила и твоя юность объединятся и смогут творить великие дела, — какие никогда не смог бы творить ты сам. Ты должен быть горд, что причастен к ним.
Ответить Дан уже не мог. Давление на ноги все усиливалось, и вскоре затрещали, разрываясь, сухожилия. Адская боль пронзила его ноги, и он, не сдерживаясь, закричал.
Давление все усиливалось. Колени отчаянно сигналили, чтобы он что-то сделал, пока они не стали следующим, что не выдержит, но сделать он ничего не мог. Чувство собственной беспомощности охватывало его разум, подавляло, почти вынуждало согласиться на что угодно, лишь бы это прекратилось.
Наконец, король махнул рукой, останавливая экзекуцию. Палач чуть ослабил давление на балки, но лишь чуть-чуть. Из-за контраста или из-за чего еще, но боль в порванных сухожилиях сейчас ощущалась еще сильнее. Перед глазами плыли радужные круги, все воспринималось как будто в тумане, но властный голос короля звучал с невероятной четкостью, проникая в уши подобно сверлу.