Драгоценность черного дракона (СИ)

- Что б меня гончие при жизни драли!
Сердце его города, сила тьмы, копящаяся столетиями, теперь растворилась в теле совсем юной, ещё даже не вошедшей в силу Драгоценной.
- Помоги ей… Отец, такие дела в твоих руках, Справедливый и Карающий, — разнесся в мертвых стенах тихий шепот.
Привычные, затверженные с детства слова. Он не поможет, не придет. Быть может, его уже просто нет? Или это заклятья не дают древнему вырваться, прийти на помощь своим детям? Меньше всего на свете он ожидал, что отчаянный вопль о помощи услышат, хоть и не так, как он надеялся. Рваный белый круг портала возник прямо посреди комнаты. Задрожали, разрываясь, края — и из него буквально выпал… брат. Ругающийся такими словами, каковые от всегда выдержанного Первого алькона Гир и не думал больше никогда услышать.
- Иррэ-наррэ! Ashhh! Siare danarde! Kerte-ro!
- Я тоже рад тебя видеть, Кин…
На миг его тело снова налилось силой, обрело плотность — и призрак крепко-крепко обнял ошарашенного брата.
- Гир? Гирьен?..
Мужчина чуть склонил голову, жадно впиваясь взглядом во вновь ставшее призрачным тело.
- Неплохо выглядишь… в целом…
Они не виделись с тех самых пор, как на руке старшего алькона защелкнулся рабский браслет. Кто же отпустит одну из древнейших тварей в место её силы? Гирьен узнавал о происходящем за стенами по обрывкам, слухам, чужим обмолвкам. Но этого было чудовищно мало. Как и времени на выяснение происходящего сейчас.
Он лишь успел в нескольких словах обрисовать брату произошедшее, замечая тень беспокойства или даже чего-то, похожего на панику, на бледно-сером лице.
- Она ещё жива? — спросил отрывисто.
- Да, как видишь, — Гир кивнул на собственную усыпальницу, где, почти в объятьях его тела, лежала глупая девочка.
- Вижу… — отрешенное.
Но он мог бы поклясться, что внутри совершенной оболочки бурлит ярость. И эта ярость связана не только с возможным крушением его планов. В этот момент лицо девушки исказилось — и она что-то едва слышно зашептала, мечась в полубреду и сжимая крепко кулачки с прорезавшимися когтями.
Кинъярэ возился долго — что-то шептал, творя магию такого уровня, что даже призрака прошибло настолько, что он предпочел удалиться на верхние ярусы дворца. Час, другой, третий… Беспокойство сменилось паникой. Умрет девчонка — погибнет и город, и он сам отправится в небытие, да и окончательная гибель столицы подкосит альконов… Тархен шэсс, да что же он там возится то столько? Он уже хотел было спуститься, когда брат сам поднялся наверх.
Бледный до серебра — как будто всю силу выпили. Длинные блестящие волосы потускнели, в глазах появился голодный блеск, заострилось лицо — всю силу он из себя выплеснул, что ли? Но, спустя секунду, в голову пришло осознание другого.
- Не получилось?
Где-то рядом раздался тоскливый вой гончей — блеснули в полутьме заалевшие глаза.
- Нет. Невозможно насильно вытащить того, кого здесь ничто не держит. Кстати, очень похоже на твою ситуацию, Гир, только немного с другой стороны…
— Значит все… кончено?
- Разве я это сказал, Гир? — улыбка на бледных губах казалась страшным оскалом. — Я не для того столько сил на неё угробил, чтобы она сейчас посмела бежать к Матери в гости. Нет. Раз так, я проведу обряд полного Посвящения.
- Да ты с ума сошел! — Гирьен не сумел сдержать удивления. — Она не выживет! Здоровые-то полукровки не выживали!
- У неё просто не будет шанса умереть, — прозвучало мрачноватое обещание, — я свяжу нас нерушимыми узами. Введу в свою семью.
Миг — и на губах Души Города уже цветет странная, почти лукавая насмешка.
- А не пожалеешь?
- Разве я когда-нибудь делал что-нибудь непродуманное? — приподнялась белесая бровь.
И младший благоразумно промолчал.
На подготовку им понадобился ровно час, тем более, что далеко идти не нужно — малое храмовое святилище испокон веков пряталось в тени дворцов Шэннэ.
Ритуал пробуждения сути любого живого существа прост — и смертельно опасен.
Он посмотрел на посеревшее лицо, прокушенную губу и совершенно седые волосы, одна прядь которых окрасилась в фиолетовый цвет. Легко уложил невесомое тело девушки на алтарь, почти чувствуя, как его жар жжет ладони.
 
Вспыхнули светильники в виде драконьих голов, прокрался откуда-то леденящий холод, мешающийся с запахом вереска.
- К сути твоей взываю силой своей и сущностью…
Ритуальный кинжал легко рассек ладонь. Первые капли крови упали на алтарь и на пересохшие губы девчонки.
- Пробудись и будь тем, кем тебе начертано от рождения, Риаррэ, дочь Смерти! Род Амондо примет тебя, узы нерушимые свяжут тебя, Мать наша призовет тебя! Ame!
Он подошел ближе, к краю каменной громады, стараясь её не коснуться. Прикрыл глаза, выравнивая дыхание. И со всей силы вогнал кинжал в центр пульсирующего фиолетового узора на женской груди. В самое сердце. И тут же отступил прочь.
- Для Детей Госпожи нет иного пути вернуться на свою тропу, кроме как умереть… Смерть — наша жизнь, наше возрождение, наше начало и конец.
Теперь все зависит только от неё.
Сила взметнулась, выплескиваясь в пространство. Загорелись ярко-синим светом руны алтаря, пряно-острый вереск сменился горьким миндалем, кружа голову. Медленно, словно застывая в каждой минуте, текло время, и Кинъярэ уже успел подумать о том, что вот, проклятье, упустил последний шанс, когда фигурка на алтаре дрогнула, сотрясаясь от кашля. Алькон не двинулся с места, зная, что это ещё далеко не конец, только не сводил взгляда с древнего алтаря. И не пропустил момента, когда веки приподнялись, и на него в упор посмотрели фиалковые глаза с четырьмя зрачками, что слились в миг в одну вертикальную щель.
Работы будет много, молодые альконы вспыльчивы, эмоциональны и нестабильны. Но пока ты жив — исправить и изменить можно все.
  
Глава 6. Дитя Смерти
 
 
Жизнь недалеко ушла от своей сестры Смерть. В конце концов, именно от неё умирают.
 
Записка в кабинете Первого алькона
 
Она плыла в прохладном мареве, укутывающем с ног до головы. Хотя… разве сейчас у неё была голова? Вовсе ничего не было, ни раздирающих душу сомнений, ни яда чужой навязанной любви, ни ненависти, ни недоверия. Да и физической боли не было. Тишина, покой и тепло. Всегда бы так. Вечно. Счастье укутало с ног до головы, хотелось смеяться и мчаться сквозь появляющиеся вокруг белые искорки вперед, кружась и ликуя.
Она не помнила в этот момент ни своего имени, ни прошлого, ни… Да ничего. И помнить не хотелось — отчего-то казалось, что не было там, в оставленной жизни, ничего хорошего. Иначе как бы она здесь оказалась? И где это — здесь?
Белые искорки вокруг стали увеличиваться, растекаться в разные стороны потоками — но все они смыкались где-то вдалеке, в одной точке. Она тоже направилась туда, влекомая общим порывом. Оглядываться по сторонам — скучно, да и страшновато как-то — только пугающая темнота и пустота — и едва заметные тени на грани. Сколько прошло времени — искорка не знала — только в какой-то момент оказалась у мерцающих серебристо-серыми узорами высоких врат, у которых стояло двое стражей — высоких белокожих воинов с длинными острыми косами. Или серпами? Она не помнила, откуда всплыло это название — просто приняла, как данность. Уже хотела было прошмыгнуть в ворота вслед за другими искорками, когда её поймали.
Ладонь с заостренными когтями медленно подхватила, поднося прямо к глазам воина.
- Откуда ты здесь, дитя? — спросила среброкосая тварь изумленно, показывая острые клыки.
- Она не понимает. Кажется, память заблокировалась, — озабоченно заметил второй.
- Она совсем маленькая, мне казалось, что в Мире наши дети больше не выживают в рабстве.
- Нет, она не оттуда, — задумчиво отозвался второй, потирая лоб.
- Из другого мира…
- Первый провел ритуал пробуждения, видимо, на свой страх и риск.