Волшебные чары
Когда он окреп настолько, что смог подолгу говорить, то рассказал графу и викарию все, что произошло с ним.
Викарий пересказал все это своей жене и дочери в тот же вечер.
– Это кажется еще более невероятным, чем мы представляли, – начал он, – за исключением того, что полностью согласуется с отвратительной репутацией де Виля.
– Мы сгораем от любопытства, дорогой, – улыбнулась миссис Брук.
– Я расскажу вам все, – ответил викарий, – но, конечно, потребуется время, чтобы восстановить все из рассказов его светлости, поскольку он еще страдает провалами в памяти, и придется подождать, пока он сможет вновь ясно мыслить.
Гермия и ее матушка узнали, что после того как графа отозвали обратно в усадьбу – что, как он знает теперь, было предлогом отвлечь его от маркиза, – последний продолжал ехать один.
Он обогнул край Леса Колдуний, направляясь туда, где, как сказал его хозяин, содержится годовалый молодняк его лошадей.
Маркиз не спешил, и поэтому троим мужчинам, выскочившим из кустов и захватившим его врасплох, не трудно было стащить его с лошади.
Думая, что это разбойники, он яростно защищался, пока они не одолели его и не потащили в глубь леса.
С ними был еще один, выглядевший моложе этих троих, но он не разглядел его как следует. Они прижали его к стволу поваленного дерева.
– Двое из них, – рассказывал он викарию, – были либо иностранцами, либо цыганами, третий же, более образованный, являлся, очевидно, главарем.
Именно этот человек представил ему письмо, написанное на листе личной бумаги маркиза, выкраденной из его дома в Лондоне.
После сильных избиений маркиз с трудом мог прочесть его, по вскоре понял, что это было поручение его тренеру снять его лошадь с соревнований Золотого Кубка на скачках в Эскоте.
Зная, что лошадь Светлячок была фаворитом этих соревнований и не сомневаясь, что с его обычным везением он завоюет Кубок, он отказался подписать письмо.
Однако они начали систематически избивать его, пока, зная, что ему не совладать с ними тремя, он не согласился на их требование и не поставил свою подпись внизу письма.
Как только маркиз сделал это, он ощутил сильный удар сзади по голове, за которым наступила ослепительная боль, и он уже ничего не помнил.
– Нет сомнения, – сказал викарий, рассказывая историю, – что все это было подстроено Рошфором де Вилем по той простой причине, что он владел половиной ставок на лошадь, которая легко выиграла Золотой Кубок, поскольку лошадь маркиза не участвовала в забеге.
– Я думаю, что его ставки были на большую сумму, – заметила Гермия.
– Конечно! – ответил викарий. – Но заговор был подстроен еще хитрее, чем кажется, поскольку владельцы этих ставок выпустили еще одну лошадь, которую расхваливали как лучшую, чем та, которая в конце концов победила!
– Но ведь это незаконно? – спросила миссис Брук.
– Нет, просто неспортивно, – ответил викарий. – Эта подставная лошадка, на которую многие поставили, не получила ни одного из призовых мест, а та, на которую поставили друзья Рошфора де Виля, с легкостью пришла первой к финишу!
– Они получили огромный куш! – воскликнула Гермия.
– Это и было нужно Рошфору де Вилю, – сказал викарий, – но он не был настолько глуп, чтобы приказать наемникам убить маркиза на месте и сразу.
– Убить! – ужаснулась миссис Брук.
– Вместо этого, – продолжал викарий, – они затащили его в эту хижину колдуньи – как ее называют – и бросили на пол!
Он помолчал и затем медленно сказал:
– Они знали, что никто из деревни или из поместья не посмеет заглянуть в хижину старушки Уомбат.
– Я думаю, любой мог сказать им это, – воскликнула его жена.
– Это – намеренное убийство, которое было бы трудно доказать, – сурово сказал викарий, – поскольку, если бы Гермия не оказалась такой мудрой, чтобы сообразить, где мог оказаться маркиз, он легко мог умереть в ту же ночь и уж обязательно умер бы через два или три дня!
У миссис Брук вырвался вскрик ужаса.
– Какой дьявольский замысел! Что же предпримет теперь маркиз?
– Джон уже поговорил с главным констеблем, и они рассматривают возможность предъявления обвинения Рошфору де Вилю. Конечно, трудно будет доказать, что он был замешан в этом деле, поскольку эти три злодея, конечно, исчезли, получив несомненно большую плату за услуги.
– Но если господин де Виль не смог… убить маркиза… в этот раз, – сказала Гермия, – он обязательно… попытается сделать это снова?
– Это возможно, – согласился ее отец. – Но мы должны заботиться о том, чтобы поставить маркиза на ноги. У него могучее здоровье, и я не думаю, что это займет много времени.
Услышав от Хиксона, что маркизу не только лучше, но, по словам камердинера, «он соскучился до смерти, мисс», Гермия пошла навестить его.
Утро уже давно наступило, и ее отец и мать ушли по делам, и няня тоже отправилась в деревню за покупками.
Девушка робко постучала в дверь спальни и, не получив ответа, вошла в комнату, Маркиз полулежал в постели, опираясь на несколько подушек.
Хотя с его лба повязка была уже снята, затылок был еще закрыт каким-то компрессом. – Он выглядел более худым и бледным, чем в их последнюю встречу.
Но когда он взглянул на нее, она заметила, что его глаза остались такими же острыми и проницательными, что и раньше, и это, заставило ее смутиться.
– Входите, Гермия! – сказал он. – Я все гадал, когда же вы найдете время посетить меня.
– Конечно, у меня было время, и я хотела сделать это раньше, – ответила Гермия, подходя к кровати, – но вам был необходим покой, вам нельзя было разговаривать.
– Я готов с ума сойти от этого покоя! – раздраженно сказал маркиз. – И я хочу говорить с вами!
– Ну вот, я здесь, – улыбнулась Гермия, садясь на стул, стоявший рядом. – Может быть, вы хотели бы, чтобы я почитала вам?
– Это позже, – ответил маркиз. – В данный же момент я должен прежде всего поблагодарить вас за спасение моей жизни.
Она молчала, и, выждав минуту, он продолжал:
– Ваш отец рассказал мне, как вы среди ночи пошли в лес, который называют Лесом Колдуний, чтобы найти меня там, куда никто другой не посмел бы войти. Почему вы сделали это?
– Это… это трудно объяснить, – отвечала Гермия, – но У меня было ощущение, которое настойчиво говорило мне, что именно там я найду… вас.
– Я очень благодарен вам.
Он говорил довольно сухо, и ей показалось бы, что она вновь слышит циничные нотки в его голосе, если бы он не спросил:
– Хиксон говорит, что вся деревня с ужасом отзывается об этом Лесе Колдуний, как они называют его. Разве вам не было страшно идти туда одной, ночью?
Гермия отрицательно потрясла головой.
– Я полюбила леса с тех пор, когда была ребенком, и не верила историям о том, что миссис Уомбат, которая построила эту маленькую хижину, действительно плясала с Дьяволом.
– И вы подумали, что это – как раз подходящее место для меня! – насмешливо заметил маркиз.
– В то время я не думала о вашем прозвище, – ответила Гермия, – и не боялась до того момента, как должна была открыть дверь!
– И что же вы тогда сделали?
Вся беседа показалась ей слишком серьезной, как будто он допрашивал ее, поэтому она стала отвечать ему с намеренной легковесностью:
– Я вовсе не думала о Дьяволе, но если бы даже и подумала, то произнесла бы корнуоллскую молитву, которой научила меня мама, когда я была еще маленькой девочкой.
Она видела, что маркиз слушает с вниманием, и проговорила ему слова молитвы:
От ведьм, колдунов, чародеев.
от призраков, упырей
и злобной силы нечистой,
от тварей тех,
что ночами
вершат свои козни, от тех кто бродит и
стучит по ночам, -
Господь всеблагой, храни нас!
Когда она закончила, маркиз рассмеялся.
– Это произвело бы действие, но поскольку вы не стали произносить эту молитву, я полагаю, что вы молились о том, чтобы с вами ничего не случилось и вы не устрашились бы оттого, что увидите внутри?