Не ломайся, девочка! (СИ)
Выхожу.
***
Курить — не то. Работать не тянет. С небольшим заданием от органов справился за три дня. Пришлось покопаться, но результатом доволен. Чувство, что ко мне, как к новому автомату, пока пристреливаются. Что будет потом, когда пойдут пользовать по полной, пока не думаю. Вообще стараюсь не забивать свою голову тем, что будет потом, живу сегодняшним ярким днем!
Вот только сегодня — не спешит быть ярким. И вечером не тянет на приключения, ни на сходку с приятелями, ни на случку с Иркой. За эти дни она мне приелась, честное слово. Особенно глупо выглядела ее попытка выдать магазинный оливье за салат собственного приготовления. Только чек из магазина на первом этаже дома забыла убрать… Там салат, продукты по мелочи и банка соленых огурцов.
Неожиданно для себя заруливаю по старому адресу.
Перед дверью квартиры Глаши волнуюсь неожиданно сильно. Так, что за глупости такие. Не навязываюсь я, как и обещал. Так, по-братски девчонку проведаю, и все.
Она не открывает. Уже поздно…
Снова в ночную пашет?
Звоню…
Трель телефона раздается по ту сторону двери, и на меня накатывает страх.
Который только усиливается после слов соседки, выглянувшей из-за двери:
— Девчонка твоя уже два дня никуда не выходит. Ишь ты… Тьху! Поматросил и бросил, а глупые девки потом себе вены режут! Кобелина! Кастрировать тебя надо!
Я снова звоню.
Не отвечает.
Достаю ключ, и сердце в груди лязгает, словно сумасшедшее.
Переживаем, как Тихон?)))
Глава 25
Глава 25
Тихон
Влетаю в квартиру под бурчание и проклятия соседки! Проклинает, чтобы мой корнишон отсох и никогда не плодоносил. Вот же карга! А я и не знал, что Глаша соседствует с такими токсичными соседями.
В квартире — тишина. Ничего не слышно.
— Глаша? Эй… Глаша!
Бросаюсь вперед, в комнате — пусто. В ванной раздражающе капает вода из крана. Влетаю, распахнув дверь. Девушка лежит в ванной, с наушниками в ушах.
Не подает признаков движения.
Ни одного!
Не думаю, что творю, я влезаю прямиком в ванну! Одетым. С обувью на ногах.
— Давай, Глаша, давай! Ты чего натворила, а? Девочка моя… Ты чего?!
Подхватив девушку под мышками, выдергиваю из воды, забросив себе на плечо. Чувствую себя моряком, укравшим русалку.
Она дергается и начинает визжать. Я шлепаю в мокрых мокасинах до кровати, опускаю ее туда.
— Тихо. Тише, Глаша. Глаша, это я, Тихон!
— Тыыы! — с визгом запускает в меня подушку. — Дурак! Ты что делаешь?! Ты… Ты меня голой видел!
А?!
Черт, а ведь я был в таком шоке, испугался за девчонку, что даже девичью наготу не разглядел. Был шанс, но я его упустил!
— ДУРАК! — кричит Глаша, кутаясь в простынь. — Ты вообще зачем приперся?! Ты обещал предупреждать! — вопит! — Какого черта!
— Я…
— Что ты?! Ты должен уйти! Уходи! — требует со слезами. — Уходи туда, где был!
— Я ПЕРЕЖИВАЛ! — ору в ответ, пнув подставку у кровати, на которой покоится опустевшее ведерко из-под шоколадного мороженого. — Пришел тебя проведать, а ты не открываешь! Соседка орет про вены резаные. Из-за расставания!
— Соседка через стенку, что ли? — шипит Глаша и добавляет шепотом. — Да она… Она извращенка старая! Все подслушивает! Со стетоскопом!
— Чтоооо?!
— То! Она слышала, что мы делали. Все слышала… Еще и спрашивала, когда ко мне кавалер еще раз придет, а то давно его не видно и не слышно! — глаза вспыхивают обидой. — Я и сказала, что мы расстались. В ответ такую тираду про половое воспитание услышала…
— И все?!
— И все. А ты… Дурак, — выдыхает. — Все, иди отсюда.
— Как?! Я мокрый.
— А мне плевать. Пусть кто-нибудь тебе высушит. Явно же… Есть какая-то… — сердито губы поджимает. — А я хочу одеться.
— Ты в ванной уснула, что ли?
— Я медитировала, пятый урок медитации, а ты все испортил.
— А на что медитировала?
— Какое тебе дело? — огрызается. — Тебе вообще до меня никакого дела нет, вот и не надо.
Так… Претензии пошли в ход.
— Что за наезды, Глаш?!
— Никаких претензий. Просто… Уходи. Оставь меня, — добавляет тише.
Я ищу ответы на ее личике, но она жутко обиженная.
Снова здорово, Тихон.
И мне бы уйти.
Просто развернуться и уйти! Потому что я эту Санта-Барбару на колу вертел.
Но какого-то черта я завожусь в ответ и решаю остаться, чтобы выяснить отношения. Которых, к слову, у меня нет!
— Я что-то тебя не пойму, Аглая Борисовна. Тебя трогаешь — ты смотришь на меня, как на извращенца конченого. С ужасом. Тебя не трогаешь — ты ревешь.
— Не ревела!
— РЕВЕЛА! — ору. — Я слышал, как ты ревела, когда я уходил! Или ты ревела, потому что… Потому что я тебя, блять, хочу?! Это катастрофа, а?!
— Да тише ты! Не кричи… Соседи сейчас все услышат. Тем более, та… Противная. Небось уже уши навострила и сидит со стетоскопом в руках у стены.
— Да и насрать. Пусть слушает! У какой стены?! У этой?! — взвинченно подхожу и бью кулаком по стене, крича в нее. — Я хочу эту девушку! Ясно?! Секса с ней хочется, а она морозится! И что мне делать! Я, что ни сделаю, все ей не так! Все не этак! На драной козе не подъедешь! Ну?! Поговори у меня, кошелка старая!
Снова бью кулаком по стене.
— Вот видишь. Никто не отвечает. Всем плевать! Так почему ты ревела?! Потому что я тебя ХОТЕЛ ТРОГАТЬ или потому что решил НЕ ТРОГАТЬ. Из-за твоей реакции, между прочим!
Глаша открывает ротик и захлопывает его почти сразу же.
— Не твое дело.
— Чего?!
— Того! — злится. — Уходи! Ты сказал, что только тебе можно доверять, а потом… Ушел.
— Да потому что ты член увидела и смотрела, будто там не член, а щупальца монстра.
— Я… Я, может быть, бракованная, — выдавливает из себя. — Вот и все. Уходи.
— Какая-какая ты?!
— Бракованная. Неправильная.
— Что за бред?! Ты… Безумно красивая, нежная. Сладкая. Самая правильная девчонка, с которой мне приходилось иметь дело. Стойкая, принципиальная… И такая… Словно там у тебя железные трусы с замком, а ключа нет.
Неожиданно Глаша начинает смеяться. Сначала тихо, потом все громче.
— Тебе смешно? А у меня мозг… кипит. Как тебя понять, а? Ну, как?! Ты у меня из головы не выходишь. Я постоянно думаю о тебе. ПОС-ТО-ЯН-НО!
Возникает тишина.
Мы оба тяжело дышим. Глаша нервно теребит кисточки простыни, в которую замоталась поспешно. А под ней красавица до сих пор голенькая, и меня это безумно волнует!
— Перестань. Ты же несерьезно все это… говоришь.
— Серьезнее некуда, — поедаю Глашу взглядом. — Так что в тебе неправильного?
— Я вела себя… развратно и доступно. Как шлюха…
— Ебааать! — закрываю лицо ладонями. — Ты из ортодоксальной семьи? Монахи? Тираны какие-нибудь? Ээээ… Староверы?!
— Нет! Просто…
— Кто нагадил тебе в голову этой чуши?! — спрашиваю строго. — Кто?
— Неважно. Это давнишнее.
— Нет, важное. Это из-за тех мудаков, да? Кулаков, потом еще Михаил… Они мудаки! Мудаки, потому что не придумали способа лучше просто залезть в твои трусики и продавить под «ты должна секс за услуги». Ты… Никому ничего не должна! Запомни раз и навсегда. А нормальный… ска, подчеркиваю, нормальный мужчина сам бросит к твоим ногам весь мир!
Делаю паузу, чтобы отдышаться.
Смотрю на Глашу.
В ожидании ее реакции.
И в ответ она говорит только одно недоверчивое:
— Хм.
— И все?! Это все, что ты можешь сказать?
— Увы, это с другими работает. Не со мной. Мне не попадались… ни хорошие, ни просто… нормальные мужчины.
— Не попадались? А я… Глаш, а как же я?!
— А ты… Развел меня на близость и ушел.
— Вот. Пришел. Давай продолжим? Прямо с того места, на котором мы остановились…