Запретная страсть мажора (СИ)

Закрывая слипающиеся глаза, прислоняюсь к мерзко холодной мраморной колонне, но даже это не бодрит. Бесит все.
– Гля, походу, Рус нашел себе новую жертву, – Тоха тоже бесит. Я видеть никого не хочу, а ему до всех есть дело, все-то он разглядел. – Затаскивает в постель очередную дуреху. А она потом будет бегать с тестом на отцовство.
Бля, чего мы тут торчим? Какое мне дело до всех дурех на свете? Если мозгов нет, это их проблемы. Домой надо валить. Спать хочу.
– А… – тянет Ник со странной интонаций. – Кир, кажись, это твой пятничный подарочек. Оля, или как там ее…
Глаза распахиваются мгновенно, реагируя на местоимение «твой».
МОЙ подарок кто-то собирается трахать?
Совсем берега попутали?
Взглядом нахожу эту сладкую парочку в фойе.
И все.
В глазах красные флаги.
Нет, блядь! Ты посмотри на нее!
Стоит млеет. Глазки опустила, телефончик достает! Она, что, со всеми флиртует, кроме меня?
Не оставляя себе даже пары секунд на раздумье, отлепляюсь от колонны и рассекаю волну студентов, заполняющих холл.
С превеликим удовольствием я нарушаю эту сраную идиллию:
– Все ее вечера принадлежат мне. И ночи. Да, Оля?
И для верности демонстративно обнимаю идиотку за талию, показывая Русу, что ему ловить тут нечего.
Девчонка под моей рукой съеживается и каменеет. Что за нахер?
Не нравится? То есть всем нравится, а ей нет? Ничего. Потерпит.
Каждый знает, что на мое разевать варежку опасно. И Рус знает. Теперь и она в курсе.
Она поднимает на меня красное лицо.
Разозлилась?
На мгновенье в голове всплывает картина разметавшихся по синим шелковым простыням длинных светлых волос и румянец совсем другого происхождения на нежных щеках.
В паху несвоевременно тяжелеет, и от этого я еще больше киплю и прижимаю девчонку к себе крепче, чувствуя под тонкой тканью рубашки тепло упругого тела.
– Ну, хорошо, – понявший все правильно Рус дает заднюю. – Тогда поступим по-другому.
По глазам вижу, что ему жалко, что все обломилось. Вижу, что жрет глазами ложбинку, виднеющуюся в расстегнутом вороте. Чем она его взяла, хер знает, но стойку он на нее сделал.
Впрочем, гандон понимает, что мое трогать нельзя.
Говорят, бывшая Руса свалила к какому-то воротиле и укатила в Москву, и теперь он самоутверждается. Мне похер, но я не такой идиот, чтобы пускать козла в свой огород.
– До промежуточной аттестации сдадите мне задание письменно, – выкручивается под моим взглядом аспирантишка. – Если ошибок не будет, зачту за семинар. Понятно, Истомина?
– Да, Руслан… – голос ее дрожит.
Расстроилась, что не дали ноги раздвинуть? Идиотина.
Рус отваливает, не солоно хлебавши.
Только я расслабляюсь, что отстоял свою территорию, как коза вывинчивается из-под руки и собирается драпать. Не ожидая такой подставы, я выпускаю ее из хватки.
Не понял.
Она, что, за ним побежит сейчас, что ли? На глазах у всех в холле эта побежит от меня к нему?
В бешенстве я успеваю перехватить ее руку и дергаю на себя, девчонка больно впечатывается мне в грудь. Смотрит на меня почти с ненавистью.
– Ты… – дребезжит она, а взгляд блестит влагой.
И подбородок выставляет. Кто-то собрался реветь?
Сопля осмелела так, что пытается выдернуть свою ладонь из моей.
– А ну пошли, – шиплю я и тащу ее за угол.
Завернув, я придавливаю сивую к стене, чтобы не рыпалась, и, наклонившись к ней так, чтобы ей было отлично видно, что я в ярости, задаю резонный вопрос:
– Ты совсем, что ли?
– Это ты совсем охренел! – с вызовом выдает она. – Ты что вытворяешь? Сказать такое, да еще так громко! Все теперь будут думать, что я с тобой сплю!
Выплевывает коза, и звучит это так, будто секс со мной ее покроет позором, и нет ничего более унизительного.
Миленько. Бестолочь сорвала последние остатки моего контроля и спустила их в унитаз.
– Лучше пусть думают, что ты спишь с Русом? Расстроилась, что тебя не поимели на дополнительном занятии? Так хочется в коленно-локтевую? – зверею я. – Хотя… ты же, наверно, за этим и поступила в наш универ? Найти спонсора с кошельком?
 
– Нет, – губы сивой дрожат весьма натурально, но я слишком хорошо знаю таких актрис, как она.
– Тогда благодари, – приказываю я, прижимая ее к стене уже всем телом. Она меня выбесила, ей и расхлебывать. Пусть только попробует не подчиниться.
– К-как?
И я мгновенно представляю, как эти ненакрашенные губки обхватывают головку моего члена. Образ такой яркий, что болт снова встает, как по щелчку, неоднозначно упираясь девчонке в бедро. Ебать. Слишком остро.
– Поцелуй, – требую, глядя в лицо, снова сменившее колер с белого на красный.
– Нет!
Что ж. Сама виновата.
– Ты моя. И ты мне должна. Нехорошо ходить в долгах, Оля. Я жесткий кредитор.
И больше не церемонясь, я беру свое.
Впиваюсь в бесячие губы поцелуем, сразу проталкиваю язык и…
И меня накрывает.
Твою мать!
  
Глава 6. Оля
 
Что он несет? Я в ужасе смотрю на него.
Какие долги?
Что он творит?
Дикаев придавил меня, как кот мышонка. Он слишком близко. Я чувствую его дыхание, вижу крошечную родинку на его щеке, меня обволакивает его горьковатый парфюм…
Он же не додумается опять целовать меня прямо здесь?
Зажмурившись, я пытаюсь оттолкнуть Дикаева, но ничего не выходит.
Он словно высечен из камня.
Бетонные мускулы и …
От осознания, что я чувствую еще твердость некоторых его органов, глаза распахиваются.
В меня упирается его член!
Я немею.
Нет, несмотря на то, что я девственница, я уже с таким сталкивалась. На школьных дискотеках случалось иногда во время медленных танцев. Класса с десятого я знакома с этим ощущением, правда, прежде оно вызывало у меня неловкие смешки, но не сейчас.
До этой секунды я думала про Дикого, как про наглого парня, охреневшего от вседозволенности, упивающегося своим эго, а теперь…
Теперь я ощущаю его наглым молодым мужчиной. Все остальные эпитеты остаются за скобками, затмеваемые острым ощущением мужского тела, почему-то вызывающего у меня странное томление.
Пользуясь моим оцепенением, Дикаев снова нарушает все границы.
Это животное впивается в меня поцелуем, злым, яростным и каким-то… жадным?
Я все еще не закрыла глаза, и вместо того, чтобы прикусить вражеский язык, смотрю на его пушистые ресницы.
А Дикий, ворвавшись языком в мой рот, застонав, прижимается ко мне все крепче. Его рука путешествует по моему телу, и мне кажется, что ткань рубашки просто тает под его ладонью. Я чувствую его жар так остро, будто он голую кожу ласкает. Вниз по ребрам, скользит по талии, оглаживает бедро и сжимает попку, с шумом втягивая воздух.
И в этот миг происходит какое-то переключение. Магическое замыкание.
Этот откровенный жест запускает в моем теле инстинктивную реакцию, отключая сознание.
Мои глаза закрываются сами собой, я выгибаюсь навстречу рукам Кирилла и отвечаю на поцелуй. Как могу, неумело, но, кажется, этого достаточно, чтобы у Дикаева отказали тормоза.
Он подхватывает меня под ягодицы и приподнимает, чтобы ему было удобнее, и мне приходится ухватиться за плечи, обтянутые черным кашемиром.
Зажатая между холодной, облицованной мрамором стеной и твердым телом, нагревающимся с каждой секундой все сильнее, я не могу сопротивляться умелым губам.
Я даже не понимаю, нравится ли мне сам поцелуй, но я не могу отказаться от того, что он во мне вызывает. Ощущение, что, если Дикий перестанет меня целовать, я умру, такое мощное, что я дрожу. Под веками плывут цветные круги, дыхания не хватает, жесткие губы, терзающие мои и жалящий язык, сражающийся с моим. Я могу лишь хвататься за мощную шею и льнуть, чтобы не упасть в бездну.
Отрезвление, будто ледяной душ, обрушивается на меня, когда Дикаев вдруг отрывается от поцелуя и, обхватив мое лицо ладонью, смотрит зло мне в глаза.