Путь океана: зов глубин (СИ)

«Где ты? Ты видела, Уна, наконец я это создал!»
Две сияющие звездочки в черноте воды зигзагом поднимаются с глубины к самому его лицу. Глаза морской девы смеются, улыбка серых губ обнажает очаровательную щербинку между зубов, а руки накладывают на него охранный жест.
«Моя милая девочка, я падаю в бездну, чтобы принести тебе жемчуг, кораллы, актинии и морские звёзды. Тебе будет, чем поиграть».
Взмахи ладоней продвигают Витала всё глубже, мысли его и чувства заняты русалкой, и мерцающее дно всё приближается и манит. До поверхности слишком далеко. Но он спокоен, он доплывёт.
Большие хитрые глаза оказываются прямо напротив. Она избегает прикосновений и вьется пестрой змейкой вокруг. Шипы на плавниках русалки жгут и колят, но Витал не ослабляет объятия. Он прижимает её к своей груди и целует в шершавые губы, языком нащупывая милую щербинку на передних зубах. От солёного жгучего поцелуя сыплются вверх жемчужины воздуха. Глаза закрываются в согласии отпустить сознание в вечный простор океана.
«Дыши со мной», — показывает знаками дева.
Она нежно кусает кончик его языка, и радость дыхания наполняет хмельное тело.
Над ними медленно кружит косяк крупных рыб, одаривает тусклыми бликами серебряных боков. Словно коридор между мирами.
«В ночном небе я уже видел много глаз, похожих на твои. Однажды мы вместе будем читать их, обещаю».
— … капитан Витал!
Проклятье! Этот голос! Вода выплевывает его на грязный берег другой, ненавистной, реальности. Вместо симфонии в ушах гремят барабаны. Тело становится ватным. Возвращается злая мигрень.
«Уна…?»
— … а ведь обещал больше не ходить в эти опиумные гадюшники…
Солнце бьет прямо в глаза. Голову и грудь пронзает боль. Мучительно щурясь, Витал пытается разглядеть что-либо вокруг в едком пороховом дыму. Горят корабли. От боли хочется разрыдаться.
— … всё этот чёртов Бравелин. Забыть такое непросто…
«Нет!»
Изо всех сил Витал сбрасывает с себя изуродованные картечью тела и приподнимается на трясущихся локтях. Ему в лицо смотрят мёртвые глаза молодого корабельного плотника. Совсем мальчишка. Из разорванного рта его медленно ползёт красная пена. Дрожащие пальцы проводят по лицу и закрывают глаза мертвеца. Как и тысячи раз прежде, как и всегда, немой крик застревает в горле, когда он остаётся единственным живым среди десятков тел вокруг.
«Нет!!!»
Вместе с головной болью сознание возвращается в грязную опиумную.
* * *
Лучше бы подали воды. Но нет, они его трясли. Отдать распоряжение впредь никогда так не делать в опиумных…
— Капитан, дышите же, родненький! Полундра, говорю, ну! – Дафна, да успокойся уже. Ничего ему не будет. Первый раз что ли…
— Живой! Живой! — послышался радостный девичий голос.
Воротник рубахи казался настоящей удавкой. Руки тщетно пытались ослабить его, рот жадно глотал воздух.
— Витал, тихо, тихо. Всё хорошо. Мы в Вердене. Воды хочешь?
Из дымного сумрака выступил смуглый черноволосый молодой мужчина с повязкой на кудрявой голове и витиеватыми рисунками на точеных скулах. В руках у него была видавшая виды кружка.
— На, попей. И давай поскорее убираться отсюда, пока и нас не потащило в твои эти опиумные сны. Ну и смрад… Дафна, да открой ты скорее ещё одно окно! Хватит того, что тебе с порога стали мерещиться чудища в трещинах стен… А кстати я не понял, как случился переход от них к пышной свадьбе с нашим бедным капитаном…?
— Фаусто!!! Заткнись!!! Чё ты врёшь! Капитан, ей-ей, брешет! Никаких свадеб не было! Это он сам нанюхался, вот и бредит! Да!!! — покрасневшая до корней рыжих кос Дафна сорвалась на отчаянный визг. Квартирмейстер же едва не расплескал протянутую кружку под градом тумаков от разъяренной юнги.
— Угомонись! — засмеялся моряк. — Я пошутил. Правда-правда… Пару шлепков он всё же для приличия пропустил, иначе девчонка не оставила бы его в покое, и примирительно поднял руки.
 
Давясь, Витал жадно пил и расфокусированным взглядом всё пытался отыскать чудовищ Дафны в стенах опиумной, заполненной сизым с прозеленью туманом
Дым висел среди обшарпанных стен с аляпистым орнаментом, лежал на разноцветных засаленных подушках, клубился, словно в раздумьях, перед грязными окнами с неопрятными занавесями.
Наконец юнга открыла окно.
Воздух с улицы всколыхнул ветхую ткань штор и охладил взмокший лоб капитана. Впрочем, ворвавшийся сквозняк даже с натяжкой нельзя было назвать свежим: вонь горящей мертвечины, казалось, отравила собою всякий кислород.
Проклятый пропахший смертью город! Время до отплытия «Крылатого Марлина» тянулось уже несколько мучительных дней вынужденного простоя. Царящее вокруг уныние и безысходность будто начали прорастать и в самом капитане. Убраться бы отсюда, да поскорее!
Пара солнечных лучей выхватила из полумрака на столе пыльные бутылки из-под приличного вина, а также листы бумаги с нечитаемыми каракулями и дурно сделанными рисунками. То и дело откидывая взмокшие пряди с глаз, капитан рассеянно их собрал и как мог аккуратно засунул в карман расстегнутого бушлата.
Перед капитанским носом возник крохотный пузырёк синего стекла.
— Маркиз велел вам передать и немедленно употребить. Беспрекословно.
На слове «Маркиз» глаза юнги помрачнели, однако указание отчеканила она твёрдо. Ухватить снадобье удалось не сразу, с крышечкой тоже пришлось повозиться, а от пакостного вкуса захотелось немедленно умереть и отмучиться.
Однако в голове мгновенно прояснилось, и капитан хмуро потёр лицо. В его сознании пропали всякие цвета и фигуры, и осталась только мерзость будней.
За окном раздавался одинокий стук колотушки чумного доктора.
— Пошли уже, — в голосе квартирмейстера послышалась озабоченность. — Дались тебе эти чертежи, Витал!.. Пустая трата времени! Сам знаешь, что Гильдия сейчас не выделяет деньги на всякие изобретения. Впрочем, невелика беда. За грузовые и пассажирские рейсы всяко больше платят…
— Угу. Потому и топчемся на месте. Но как долго мы продержимся на плаву с таким подходом? Разве не наши изобретения сделали Гильдию Мореходов великой и славной, м? — Витал сердито отобрал у Фаусто обнаруженный за кушеткой лист с поломанной сеткой линий неудавшейся проекции. — Я просто так не сдамся. Не на того напали… Не забывай, они ведь в прошлый раз утвердили мои предложения по улучшению фрахта и расположению орудий на судах. Да и к инженерным зазывают до сих пор…
— Ага, но сколько крови попили…? Дело твое конечно. Ой, а я говорил, что когда ты сильно умничаешь, то похож на этих верденских аристократишек из квартала богачей? Вылитый прям!
Квартирмейстер исполнил шаткий поклон и каверзно зыркнул на капитана.
— Ну знаешь… — Витал недобро повел головой, и тон его приблизил Фаусто к очередному штрафу за нарушение субординации.
— Ничего он не похож! — вмешалась Дафна и затараторила, загибая пальцы: — Они толстые, старые, страшные и бледные! Как донные кораллы! Вот! И у них нет никаких татуировок! Совсем! И кольца они в ушах не носят, а только на пальцах!
— Отставить, Мормышка, — капитан продолжал что-то искать и раздражённо похлопывал рядом с собой на кушетке. — Ближе к делу. Когда выходим в рейс? Решительно не соображу, какой сегодня день…
Фаусто сложил руки на груди и кинул осуждающий взгляд, особенно выразительный не то из-за густой сурьмы на веках, не то из-за негодования.
— Что? — замер Витал.
— А в двенадцать пополудни! Сегодня!
Капитан подскочил, глянул на карманные часы, бросил несколько золотых на стол и резко развернулся к выходу. Икак это он так потерялся во времени? Никогда такого не было. Столько же дел до отплытия… Из скверно начищенного медного зеркала со стены на него глядел осунувшийся незнакомец.
Плачевного вида.
Губы его были поджаты, тяжелый взгляд в обрамлении тёмных кругов под глазами не мигая, смотрел в отражение и, казалось, искренне ненавидел собственную выгоревшую на солнце растрепанную шевелюру.