Пламя одержимости

Дилайла продолжала возражать – ей никак нельзя здесь остаться. Детям нужна ванна, и их кроватки, и… и… Да и в доме нужно прибраться… В понедельник вернется Брэд…
«Ты за это заплатишь…»
Но они продолжали настаивать, и теперь всё больше людей уверяли ее, что она просто обязана остаться еще на один день. И все ее аргументы рассыпались в прах – она была уже вконец измотана, а они так настойчивы и полны энтузиазма…
И так счастливы… Дилайла постоянно подмечала, как они улыбаются друг другу. И как улыбаются ей самой. Она им и вправду была небезразлична. Она им нравилась.
Дилайле стало стыдно за то, что не отнеслась к лекциям и дискуссиям более серьезно. В конце концов, все эти люди были и вправду искренне захвачены всем, о чем говорили. А вот она явно не уделяла этому достаточно внимания. Вполне ведь можно остаться еще ненадолго – может, на одно выступление, и на сей раз уже по-настоящему слушать. В школе Дилайла была отличницей. Ученицей, чьи прописи остальные дети всегда просили скопировать. Раньше у нее был прекрасный почерк, округлый и элегантный. А здесь она даже ни разу не открыла бесплатный блокнот, который ей вручили.
Все было так, будто она очень долго жила в темноте, и теперь перед ней проглянул проблеск далекого света. Может, если послушать про это второе крещение… побыть с этими людьми подольше… А навести чистоту в доме можно и завтра – пусть даже и придется провозиться всю ночь, прежде чем Брэд вернется домой…
Дилайла не помнила, когда наконец решила остаться, но в какой-то момент это все-таки произошло.
* * *
Обращаясь к собравшимся, Моисей расхаживал по комнате. В горле у него пересохло. Хотелось присесть и немного отдохнуть.
Вещал он уже три с половиной часа.
Это был заключительный день семинара – обсуждение темы второго крещения. Двое из гостей к этому времени уже уехали, измотанные бесконечными религиозными диспутами. Моисея это ничуть не волновало – за участие-то они заплатили. Вообще-то сейчас ему было совершенно начхать и на большинство своих последователей, которые, затаив дыхание, внимали ему. Конечно, он хотел, чтобы они слушали, желал укрепить их дух, напомнить им об их священной миссии… Но на самом-то деле обращался он в основном лишь к одному из своих слушателей. Вернее, слушательнице. К Дилайле Экерт.
Теперь Моисей знал о ней гораздо больше, получив подробные отчеты от своих последовательниц. Мириам и Гретхен снабдили его длинным списком тем, которые они с ней обсуждали. Анна передала ему все, что дочь Дилайлы рассказала ей о своих родителях. Роуз, которая на время лекций забирала телефон Дилайлы, предоставила ему подробный отчет о переписках гостьи по электронной почте и в мессенджерах, истории онлайн-поиска и телефонных звонков. Вероятно, теперь он знал о Дилайле даже больше, чем она сама.
– «Служите Господу, Богу вашему, и Он благословит хлеб твой и воду твою», – произнес Моисей, стараясь, чтобы это прозвучало размеренно и неторопливо. – «И отвращу от вас болезни. Не будет преждевременно рождающих и бесплодных в земле твоей; число дней твоих сделаю полным» [15].
Два года назад у Дилайлы случился выкидыш, и это до сих пор тяжелым камнем лежало у нее на сердце. Он намеренно добавил в свою проповедь цитату о преждевременно рождающих и родах, равно как и не забыл затронуть темы ответственности матерей перед своими детьми и порочности мужчин, помыкающих своими женами.
В бесконечную проповедь, сотканную для того, чтобы соблазнить одну-единственную женщину… На самом деле не имело значения, что именно он говорил, но все эти слова прозвучали в его речи. Преждевременные роды, жестокое обращение, порочные мужья, страх, защита, дети, духовная общность, забота… То, чего она жаждала, и то, что хотела оставить позади.
Вообще-то Моисей никогда не испытывал трудностей с подобными выступлениями. У него была почти фотографическая память, и он мог с легкостью зачитывать наизусть целые главы из Библии. И с такой же легкостью предлагать слушателям свое собственное их видение и интерпретацию. Опыт подсказывал ему, насколько это благодатная почва – измученная от хронического недосыпа аудитория, убаюканная длинной проповедью. Людские сердца в этом случае куда более доступны и открыты мудрости.
 
Моисей вновь пересек комнату, остановился посередине и повернулся к своим слушателям, продолжая цитировать книгу Исхода. Глаза у Дилайлы остекленели, блокнот у нее на коленях был открыт, но ручка безвольно лежала в пальцах. Она ничего не записывала уже больше двадцати минут. Казалось, почти впала в транс.
Это было как раз то, чего он ждал.
Моисей повысил голос, оставив свой медленный размеренный тон, и громко провозгласил:
– И Библия подсказывает нам, как следует поступать с этими нечестивыми людьми! В Евангелии от Матфея говорится: «Я крещу вас в воде в покаяние, но Идущий за мною сильнее меня; я не достоин понести обувь Его. Он будет крестить вас Духом Святым и огнем» [16]!
* * *
Сидя в зале, Дилайла смотрела на мир словно сквозь густую дымку.
Она пыталась слушать – и вправду пыталась. И проповедь Моисея заинтересовала ее. У него много чего нашлось сказать о том, что ее волновало. О том, чего ей самой хотелось. О чем она никогда ни с кем не говорила. Эта речь буквально загипнотизировала ее. В течение первого часа Дилайла лихорадочно строчила в своем блокноте, заполняя страницу за страницей.
Но потом навалилась усталость. Прошлой ночью они тоже легли спать очень поздно и опять встали в половине шестого. Дилайла надеялась на перерыв, однако Моисей продолжал говорить, и все в благоговейной тишине внимали. Поэтому она тоже заставила себя слушать дальше, но слова накладывалась друг на друга, сливаясь воедино и образуя какой-то странный, успокаивающий туман. Вскоре ее разум очистился от мыслей о затекших от долгого сидения руках и ногах, усталости и тревоги по поводу того, что завтра должен вернуться Брэд.
Казалось, что впервые за долгие годы Дилайла полностью расслабилась. Она была окружена людьми, которые обожали ее и ее детей.
В комнате было тепло, и ее распухшие пальцы не болели, хоть она и конспектировала без остановки. Дилайла почти парила в воздухе.
И тут вдруг что-то проникло сквозь окутавшую ее дымку. Страстный, вдохновенный голос. Это был Моисей.
– Он будет крестить вас Святым Духом и огнем! – Моисей воздел вверх руки, глаза его сверкали.
Люди вокруг нее подались вперед, выкрикивая:
– Аминь!
Сердце Дилайлы бешено заколотилось от возбуждения. Дыхание у нее участилось, кожу покалывало.
– «Лопата Его в руке Его, и Он очистит гумно Свое и соберет пшеницу Свою в житницу, а солому сожжет огнем неугасимым» [17]!
– Аминь!
Некоторые теперь стояли, тоже воздев руки к потолку. Дилайла встала, даже не заметив этого, как будто некая могучая сила неодолимо тянула ее вверх.
– «Всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь» [18]!
– Аминь!
Дилайла теперь кричала вместе с остальными. Слезы текли у нее по щекам. Многие другие тоже плакали.
– Говорят, – выкрикнул Моисей, – что Господь помогает тем, кто помогает себе сам! Но что, если Господу потребно наказать нечестивых? Неужели он наказывает лишь тех, кто наказывает себя сам?
– Нет! – взревела в ответ толпа.
– Кто вершит возмездие Божье?
– Люди!
– Кто исполняет его повеление о втором крещении – крещении Святым Духом и огнем?
– Мы!
– Мы! – восторженно повторила вслед за всеми Дилайла, ощутив прилив эйфории и любви ко всем тем, кто ее окружал, – и к этому прекрасному человеку, который нашел ее.
 
Глава 11
 
– Странно опять оказаться здесь, – заметил Карвер.