Ева и её братья

* * *
Пока его тащили, перед глазами его стояла одна картинка. Родительская квартира в украинском городке, где прошло детство. Обыск. Всё – вещи, бельё, книги – перевёрнуто, сброшено на пол. Запах валокордина, плывущий в воздухе. Сдержанный, даже слегка заторможенный отец, кусающая губы мать. Домработница Анастасия капает матери лекарство на сахар. И они с сестрой – выкинуты из постелей, потеряны, не понимают, какое отношение имеют к их семье эти люди в штатском, почему перетряхивают их вещи, книги, игрушки…
Что они искали, что надеялись найти?
Отец Александра Владимир Коньков был директором крупного оборонного завода в Краматорске.
Несмотря на то, что мама Владимира была русская, его папенька, старый большевик, записал сына евреем. Что было очень странно, потому что при заключении брака взял он русскую фамилию жены. Казалось бы, уж ассимилироваться так ассимилироваться. Но, возможно, кровь не дала? А может, вера в интернационализм? Тогда, в 26 году, роман евреев с советской властью был ещё в разгаре…
С детства Володя имел склонность к точным наукам и вообще любил грызть гранит. Тысячелетнее изучение священных книг, видимо, всё же повлияло на генетику еврейских детей. Никакая ассимиляция не могла погубить желание учиться, которое было столь велико, что не важен был даже конкретный предмет. Влёк сам процесс. Да и не уничтожить феноменально живучую еврейскую ментальность, прорывающееся в мельчайших деталях поведения, и жестоковыйность, то бишь упорство, так раздражающее окружающих. В шестнадцать с половиной лет Владимир ушёл на фронт добровольцем. Война закалила его характер, который и до этого не был простым.
Пятая графа и очевидные таланты в сочетании с достаточно крутым нравом и неумением вовремя прогнуться плодили недоброжелателей в главке. И хотя сталинские времена закончились, местные обычаи изменились не сильно, и при заинтересованном подходе достаточно было любой анонимки. Приезжала комиссия с приказом об отстранении, «работала» день, улетала. Затем отца вызывали в Москву, разбирались и снова назначали. В один особо урожайный на доносы год таких вызовов случилось более десяти. Часто подключали прокуратуру и КГБ, проверяли личное имущество, переворачивая всё вверх дном. А его жену – Сашину маму – в это время донимали звонками разные «благожелатели», намекая на секретаршу и моральный облик.
Хотел Александр этого или нет, что-то большее, чем он сам, заставляло его повторять путь отца в ещё более удручающем варианте.
* * *
В Мещанском суде, несмотря на поздний час, как рояль в кустах, их ждал судья. Но тут от всего пережитого у Конькова начался гипертонический криз, и он потерял сознание. Пришлось вызывать неотложку и снова отправлять его в ту самую больницу, из которой он был так грубо изъят. Предварительное следствие под давлением его Нордических покровителей было приостановлено до выздоровления.
Пока Коньков лежал в ЦКБ, закулисная война продолжалась. Нордические ни о чём не договорились с Соборными, которые вели себя как-то странно, неконструктивно и даже отказывались от предложений разделить грядущую прибыль от реализации продукции «Вулкана». Поэтому было решено продолжать лечить Александра, чтобы избежать эксцессов с насильственным приводом в суд. А через месяц после ЦКБ он плавно перетёк долечиваться в клинику неврозов. И сколько ни бомбардировала прокуратура это заведение запросами о том, когда Коньков его покинет, заведение с достоинством отвечало, что быстро не получится.
В конце концов Ване Пигорову всё это до смерти надоело, и он решил Конькова прищучить при полном одобрении начальства. Он незаконно возобновил следствие и получил прокурорское предписание о принудительном помещении Конькова в психиатрическую лечебницу для экспертизы. И Конькова опять тащили по полу, изымая теперь уже из клиники неврозов. А чтобы Конькову не показалось мало, его заперли в дурке в палате на десять человек вместе с диагностированными психами и маньяками.
 
В психушке Конькова продержали почти месяц. Наконец комплексная судебно-психиатрическая экспертиза признала его здоровым.
Но вместо суда его неожиданно выпустили. Под подписку, как обычно.
Оказалось, что Нордические пошли ва-банк. Их спецы проследили путь бомбы и станков до пункта назначения и выяснили, кто получатель. Картина вырисовывалась занятная. Сначала бомба уехала на одну из южных окраин России, затем на какое-то время затерялась на Ближнем Востоке. И вот – обнаружилась в Газе. А это уже не просто скандал, а международный скандал. Уволенный замдиректора под некоторым нажимом дал показания, кто именно из Соборных одобрил эту операцию. Так у Нордических появился огромный рычаг давления, и теперь разговор пошёл совсем по-другому.
  
Израиль. 2006 год
 
Вторая ливанская война
 
25 июня 2006 года в районе сектора Газа боевиками был похищен израильский солдат, и отбить его не удалось. Израиль начал операцию по его освобождению: в сектор Газа вошла бронетехника, развернулись уличные бои, была задействована авиация. Чтобы помочь палестинцам, «Хезболла» нанесла удар по Израилю с севера. Утром 12 июля её отряды обстреляли из миномётов приграничный израильский посёлок, ранив 11 человек. Одновременно с этой отвлекающей акцией группа боевиков пересекла границу и напала из засады на два патрульных джипа армии Израиля. Трое военнослужащих были убиты, двое – Эхуд Гольдвассер и Эльдад Регев – захвачены в плен. Начатая через два часа операция по их освобождению привела к гибели ещё пятерых израильских солдат. А боевики «Хезболлы» начали массированный обстрел северной части страны.
Глава «Хезболлы» шейх Насралла тут же выступил с заявлением, в котором заявил, что Израиль может получить ТРЁХ своих военнопленных только в обмен на ВСЕХ освобождённых из израильских тюрем боевиков ХАМАСа и «Хезболлы». Он фактически объявил Израилю войну, продолжая обстрелы в надежде на международную, в частности арабскую поддержку и угрожая, что в случае бомбардировок Бейрута мало не покажется ни Хайфе, ни Тель-Авиву. Справедливости ради надо сказать, что поддержки этой он не получил ни от кого, кроме Ирана и Сирии.
Естественно, премьер-министр Израиля Эхуд Ольмерт, три месяца назад приступивший к своим обязанностям, на этот ультиматум не согласился. Боевики «Хезболлы» продолжали обстреливать весь север страны, но некоторые ракеты долетали и до центра. Люди каждые полчаса по сигналу тревоги спускались в бомбоубежища. По Израилю были выпущены тысячи ракет, унёсших жизни сотен граждан.
Поскольку Израиль – страна маленькая и демократическая, то разъярённые родители похищенных солдат ходили к премьеру Ольмерту напрямую и требовали, чтобы он сделал хоть что-то, угрожая призвать его к ответу.
Ольмерт не был кадровым военным, как его предшественники Шарон, Барак и Рабин. Он не хотел принимать непопулярные решения и рисковать жизнями израильских солдат: для таких решений у него были генералы. А весь генеральный штаб боялся спроса за человеческие потери и стремился избежать наземной операции. Поэтому первый израильский ответ был воздушный: ракетно-бомбовый. Но подавить с воздуха все пусковые установки боевиков не удалось. Атаки на израильские города продолжались, и правительству пришлось пойти на беспрецедентную меру: эвакуировать мирное население из северных районов Израиля.
Стало очевидно, что подавить «Хезболлу» только с воздуха не удастся. Но никто – ни премьер, ни генералы – не решались взять на себя ответственность за наземную операцию, чреватую смертями израильских солдат. А между тем все мировые газеты пестрели антисемитскими заголовками «Израильская военщина вторглась в мирный Ливан» и «Остановить агрессора». Израильтяне же, как всегда, пренебрегали международным пиаром и вместо того, чтобы клеймить террористическую ось зла от Тегерана до Дамаска, разбирались со своим правительством и спецслужбами.
Израильские СМИ ошибок никому не прощали, критиковали всех, невзирая на лица, должности и звания. Особенно доставалось обеим разведкам – и Моссаду, и военным разведчикам (АМАН), которые не обеспечили армию надёжными сведениями о количестве оружия у боевиков и местах их расположения. Моссадовцы, в свою очередь, ругали премьера за нерешительность и отсутствие внятных целей. Газеты, радио– и телепрограммы больно жалили армейское руководство за любые человеческие потери. Все знали, что, если у офицера во время выполнения операции погибнет солдат, его карьере придёт конец, потому что израильская армия коренным образом отличается от других армий мира отношением к человеческой жизни. На случай плена солдату даются инструкции выдавать любую секретную информацию, чтобы сохранить свою жизнь. И уже дело командиров менять явки, пароли и диспозицию.