Лесной техникум (СИ)

— Э-э-э… Василиса, — сказал он, — в таком виде тебе к людям нельзя, надо сначала одеться… Делать будем так: Ты остаёшься тут и пока я буду народ сказками веселить… Тихон! Барышню накормить, у знай, что ей нравится, — только сейчас начинающий волхв сообразил, что не знает, чем мавки питаются, — и покажи…
На этом он запнулся, ибо домовой — мужик. И как он будет барышне объяснять про туалет? Но здешний Тихон — домовой умный и вышколенный, поэтому сам всё сообразил:
— Не извольте, барин, беспокоиться, я кикимору пришлю. За барышнями у нас завсегда кикимора приглядывает, чтоб не смущать, если что.
Ваня чмокнул свою мавку в щёчку и откланялся:
— Ты тут осваивайся, а я пойду народ сказками веселить.
Ильмера если и обиделась, виду не подала. А может и поняла, что к чему.
* * *
В большой избе снова было людно и шумно. Тут же подвалил Рома, снова подтянутый, наглый, снова с иголочки: в любимой белой рубашке и чёрных брюках:
— Ты, смотрю, своей новой шкуре вписку устроил по полной! С друзьями поделишься?
— Друзья такое не спрашивают, — отрезал Ваня.
— Она хоть в бабу перекидывается, как в сказках? Или ты её так натягиваешь?
— А тебя, я понимаю, твоя кикимора натянула, да так, что до сих пор не отпускает?
Раздался взрыв хохота, Рома побагровел, сжал кулаки.
— Брэк, пацаны! — вклинился Миша. — Языками молите, хоть до опупения, а морды портить не надо!
Рома, буравя Ваню взглядом, опустился на свой стул, буркнул:
— Где хоть её поселил? Террариум купил?
— Зачем? — пожал плечами Ваня. — Домовой колоду притащил, под ней она и прячется.
Снова раздался взрыв смеха и только Надя посмотрела на Ваню долгим задумчивым взглядом. Рома же снова наехал:
— А то принёс бы, устроили бы тут с Федькой нормальный такой жабогадюк.
— Кстати, Федя-то где? — забеспокоился Глеб.
— Всё жабу свою валяет, небось, — фыркнул Рома, а у Вани внутри словно что-то оборвалось. Он вспомнил начало своего общения с Ильмерой и кажется догадался, где сейчас Федя и кто кого валяет.
— Надо позвать, — решительно заявил он вставая.
Федина комната была заперта. На стук никто не отзывался. Рома отпустил на это несколько сальных шуточек, но Ваня его не слушал. Вызвав домового он приказал:
— Соловья Одихмантича позови сюда, срочно!
Соловей появился через пять минут, в своей обычной майке-алкоголичке, растянутых трениках и стоптанных шлёпках на босу ногу.
— Что случилось, молодые люди? — спросил он строго.
Все бросились наперебой объяснять, пока он не прикрикнул:
— Тихо! Растрещались, как сороки! Кто-то один, коротко и ясно.
Слово взял Рома:
— Федька заперся со своей жабой и не вылазит, на стуки не реагирует. Думаю…
— Чтобы думать, надо знать! А ваших знаний пока явно недостаточно, — оборвал его Соловей.
Лицо его при этом стало озабоченным. Он взялся за ручку фединой двери и просто её открыл. Внутри был лёгкий беспорядок и… никого… Внимание привлекала хорошо разворошённая кровать.
— И куда он делся? — испуганно спросил Глеб.
— У водяного в приказе, чешуёй обрастает и рыбий хвост отращивает, — жёстко ответил Ваня. Все с удивлением уставились на него и он пояснил: — С мавкой ещё договориться надо. А так, сходу, ещё не ясно, кто у кого фамильяром будет. Вот только почему вы не предупредили? — спросил он, глядя на Соловья жёстким взглядом. Все оставшиеся студенты молчали.
На Соловья это выступление не произвело никакого впечатления и ответил он столь же жёстко:
— Потому, что любой из нас может в любой момент столкнуться с чем-то смертельно опасным и никто не будет предупреждать вас заранее. Потому, что любой из нас может в любой момент столкнуться с чем-то таким, чего ранее никто не встречал. И каждый должен быть готов к тому, что это что-то захочет вас сожрать, вместе с душой и потрохами, или, как минимум подчинить. И не только вас, а ещё и тех, кто будет рядом. К тому же, Иоан Иоаныч, ты-то справился, хотя, по большому счёту, мамкин цветок ещё больше, чем Федя.
— Яга не запекала его в пирог и не полоскала в Смородине, — упрямо ответил Ваня.
 
— У каждого из нас есть предыстория и у каждого своя, — равнодушно пожал плечами Соловей. — Каждый из нас стал таким, каким стал потому, что прошёл довольно долгий путь и это отражается на принимаемых решениях. Но, в любом случае, вы все так или иначе знакомы с эзотерикой, читали про инкубов и суккубов и должны понимать, что лезть распустив слюни на хорошенькую девушку через пять минут знакомства — порочная практика. Особенно, если эта девушка только что была жабой.
— И вы ничего не сделаете? — возмущённо воскликнула Света.
— Я уважаю его решение, также как и решения любого из вас, — спокойно ответил Соловей.
Рома на это скривился:
— Да… Был Федя и нет Феди… и всем всё пофиг… Как и на любого из нас…
Соловей на это заметно оживился и повеселел:
— Почему ж нет Феди? Очень даже есть! Ваня тебе объяснил: он сейчас весело проводит время в обществе русалок, строит бобров, ведёт учёт пиявкам и вообще в хозяйство въезжает, в своей бобровой заводи. Ваня, кстати, знает где.
— А родителям что скажете? — не унималась Света.
— Как обычно: скажем что погиб в результате несчастного случая.
На это Ваня набычился:
— Говорите, он осел в той заводи, что у Задела? Где я на рыбалку ходил? Я в воскресенье поговорю с ним! Если он себя помнит, приведу родителей с ним пообщаться!
— Хорошо! — неожиданно легко согласился Соловей. — Только я одного требую! Уважайте его выбор!
— А это его выбор? — всё с той же кислой миной спросила Света.
— Хороший вопрос, девочка! — неожиданно согласился Соловей. — Я предпочитаю трактовать свободу воли максимально широко.
Света бросилась было что-то вякнуть, но Соловей остановил её жестом:
— Человек это не сферическое в вакууме. Мы постоянно подвержены множеству разных влияний, причём не только вот прямо сейчас. Каждый из нас — продукт долгого развития, так что наши решения подвержены влияниям из прошлого. Можно сказать, мы состоим из этих влияний, воздействий, внушений. Где та граница, по одну сторону которой решение своё, а по другую — уже наведённое? И если сузить границу, не окажешься ли ты сам тем самым, кто навязывает человеку ненужную, чуждую ему волю? Вот поэтому я и стараюсь трактовать свободу воли максимально широко, потому что иначе легко скатиться до состояния мамок, выращивающих свои мамкины цветочки.
Случившееся произвело на всех гнетущее впечатление, поэтому ужинали молча, а сразу после ужина Ваня рванул к себе.
Ильмера, сытая и довольная, спала свернувшись в клубочек на журнальном столике. Пришлось разбудить.
— Что хозяин желает? — спросила она, глядя на Ваню томным взором, но было заметно, что едва сдерживает зевоту. Ваня на это аж умилился.
— Извини, что разбудил, тебе ведь после еды поспать надо… недельку…
Всю зевоту с мавки как рукой сняло:
— Вот… вот как-нибудь я тебя за такое укушу!
— Ну ладно тебе! — Ваня принял демонстративно-покаянный вид. — Я же не знаю, как там тебе положено. Но сейчас дело есть. Важное.
— Да, хозяин?
Мавка поняла, что дело это не то, которым она собиралась занять хозяина на остаток вечера, но виду не подала, что расстроилась.
— Надо будет тебе людям показываться, а для этого тебя надо как-то приодеть. Проблема в том, что я в этом деле… В общем, если я тебе закуплю, то тебя после этого надо будет либо в цирк, либо в дурдом. Придётся просить девчонок, чтобы помогли. А они могут свредничать. Так что ты свою змеиную шкуру либо спрячь, либо хорошо следи, а то испортят её не ко времени и придётся потом за тобой за тридевять земель тащиться…
— А ты пойдёшь? — с искренним любопытством спросила мавка.
— Пойду! — решительно ответил Ваня, но тут же добавил: — Только, пожалуйста, не надо мне этот квест специально устраивать!