Лесной техникум (СИ)

— Вероятности, невероятности… — проворчала Яга. — Ладность, пойду я.
Сказала это и пропала, а князь-чародей уставился в потолок и усмехнулся, вспоминая собственную молодость, как сам только вступал в колдовское учение, какие сам творил косяки и выверты. Вот ведь, кажется есть вещи, что сотворить невозможно, в принципе, но молодняк умудряется и такое вытворить. И даже не такое!
* * *
Федины родители приехали в школу в среду, тогда же Ваню снова выдернули с занятий и призвали в кабинет Полоцкого, причём не в официальный, тот что в техникуме, а в настоящий, в замке. Там же обнаружились и федины родители, Зинаида Анатольевна и Порфирий Валерианович. Оба сидели пришибленные и ошарашенные — последствия серии демонстраций, призванных убедить непосвящённых, что магия реально существует.
— Иван Иванович, наш волхв, — представил его Полоцкий. — Федин однокурсник. Он же и убедил меня изменить обычный в сложившейся ситуации порядок действий и предложить вам поговорить с Федей.
Взгляды скрестились на Ване и ему стало жутко неуютно. Особенно, когда Зинаида Анатольевна дрожащим голосом спросила:
— Вы… его вернёте?
И начинающему волхву пришлось собрать в кулак всю волю, чтобы ответить:
— Нет. И даже, если бы я знал как это сделать, я бы не стал.
Дальше последовал очень тяжёлый разговор, в ходе которого Ване пришлось убеждать расстроенных родителей, что федино решение всё-таки следует уважать, тем более, что оно, по сути, не такое уж плохое.
В конце концов прекратил это безобразие Порфирий Валерианович, который в конце концов дозрел до здравой мысли:
— Зиночка! Давай действительно поговорим с Федей. Вдруг получится его уговорить?
Федина мама на это всхлипнула, а Ване пришлось придать голосу совершенно отсутствующую у него твёрдость, заявить:
— Только учтите, Федя сказал, что если вы будете давить на жалость, канючить, уговаривать, он просто повернётся и уйдёт. Не делайте больно ни ему, ни себе.
Тут очень к месту влез Полоцкий:
— Тем более, что он сохранил своё имя и память. Это состояние называется водяной князь, позиция в сообществе природных духов очень сильная, такого и в Москве-реке нет, во всём Волжском бассейне только один, в самой Волге. Так что перспективы у Феди очень и очень хорошие.
Ехали на место молча, переехали через мост и машину оставили в посёлке, а дальше лесом, лесом, до самой бобровой запруды.
Уже на месте, прежде чем позвать своего бывшего однокурсника, Ваня ещё раз напомнил:
— Вы только помните, что я вам сказал…
— А что ты им сказал? — со стороны пруда раздался вредный федин голос.
И вот уже водяной вышел на берег, по воде словно посуху, посмеиваясь, всё в той же пижаме. Обнял отца, мать:
— Ну, здравствуйте!…
— И тебе не хворать! — откликнулся Ваня, пожимая руку приятелю. Ответное рукопожатие было искренним, что начинающего волхва порадовало. И всё же он поспешил удалиться, заявив, что хочет прогуляться по лесу.
Отойдя метров на двести, что бы видом своим не смущать и самому не подслушивать и не подглядывать, он уселся на поваленный древесный ствол и принялся ждать. Ильмера выползла из рукава, перекинулась и уселась ему на колени. Ваня тут же завернул её в свою куртку.
— Чего мы тут сидим, если ты так нервничаешь? — спросила мавка.
— Они должны сами договориться.
— А если не договорятся?
— Тогда плохо будет всем.
— Если так, почему ты им не поможешь? Ты же волхв! Ты даже приказать можешь! Какие-то запреты? Только для волхвов или вообще?
Ваня на это только усмехнулся, прижал мавку к себе по крепче:
— Есть такая штука, свобода воли. Есть вещи, которые каждый человек должен решать для себя сам. Если сделать это за человека, то плохо будет всем.
О чём Федя говорил с родителями целых два часа, Ваня так и не узнал. Ни водяной, ни его родители этой темы не касались, а он не спрашивал. Только по дороге к машине федина мама время от времени всхлипывала, а Порфирий Валерианович спросил:
— Не знаешь, здесь в деревне кто-нибудь дом продаёт?
 
— Могу поспрашивать, — ответил Ваня. — У нас же тут дача.
— О! Как здорово!…
И дальше всю дорогу федин папа расспрашивал Ваню об окрестностях. Этой же осенью Омофоровы купили в Заделе дом, а зимой взяли ребёнка из приюта. Выйдя на пенсию они окончательно переехали в деревню, развели пасеку и даже в самые пустые годы у них был обильный мёд. А федин названный брат…
Впрочем, это уже совсем другая история…
* * *
Вся оставшаяся неделя и большая часть следующей запечатлелась в ваниной памяти как стремительный и беспросветный кошмар. Сразу после занятий соседки по избе подхватывали его под белые ручки и везли в райцентр, в долгий и мучительный трип по пунктам выдачи разных маркетплейсов, после чего девушки запирались в светиной комнате и допоздна занимались разбором и примеркой обновок, после чего минимум половина отправлялась в возврат, рази чего на следующий день приходилось снова тащиться в райцентр… На предложение дождаться выходных и забрать всё разом — ну может же барахло полежать там несколько дней! — всегда скромная и молчаливая Надя посмотрела на Ваню таким взглядом, что ему захотелось обрасти корой, как лешему и тут же переработаться на дрова. В силу полной интеллектуальной и эмоциональной ущербности. А Света, как само собой разумеющееся и очевидное, пояснила:
— Девушке же не терпится посмотреть обновки!
После этого всякое желание возражать пропало само собой.
Но и результат получился отличный! Уже утром в пятницу Ваня представил свою мавку остальному студенческому сообществу. Событие произвело фурор, благо и сама Ильмера выглядела великолепно. Стараниями Нади и, прежде всего, Светы, естественно. Сама по себе красивая (Света категорически запретила пользоваться макияжем, разве что… но в детали Ваня вникать не стал, заранее понял, что это выше его понимания), с заплетёнными в слегка растрёпанную, как будто со сна, косу роскошными волосами (девочки над этим два часа бились, укладывая чуть ли не каждый волосок), в слегка мешковатом спортивном костюме, ещё и смущённая от всеобщего внимания, она выглядела удивительно мило и уютно. И только потомственная шаманка Илне смотрела на мавку с нескрываемым подозрением, а на ваниных соседок по избе со скепсисом и даже где-то с жалостью.
А на одной из перемен к Ване подвалил, иначе не скажешь, Рома.
— Слышь, Не-Царевич! Куда тебе три? Отдай мне Светку!
Ваня поначалу даже не понял, а как понял — возмутился:
— Она тебе что? Как носок, что ли? Или подушка под задницу? Как я тебе её отдам?
— Да как хочешь! Ляпни ей что-нибудь такое, чтоб обиделась.
На это начинающий волхв возмутился ещё больше:
— Ты вообще соображаешь? Ты, вообще, о человеке говоришь, между прочим! С какой стати я буду её обижать?
— Сто кусков.
— Ты чего, охренел, мажор! Если она тебе нравится, мог бы с ней вести себя по людски. От тебя же вообще все девчонки шарахаются, от твоего хамства! Да от тебя даже кикиморы болотные разбежались, мне Федя рассказывал!
На это Рома оскалился:
— Слушай, местный! — рыкнул он, хватая Ваню за плечо.
Но Света, похоже, хорошо изучила повадки своего бывшего одноклассника и натаскивала Ваню с Надей (а сейчас ещё и мавку) на самые типичные ромины выходки, поэтому Ваня легко освободился от захвата, переведя движение в болевой приём.
— Ещё раз повторяю: хватит хамить девочкам! И учти, они у нас все — ведьмы. Продолжишь в том же духе — от них же и огребёшь.
Сказав это, Ваня отпустил противника и пошёл дальше на лекцию. А Рома поднялся на ноги и, потирая растянутую руку, злобно процедил:
— Вот шваль распоясалась! Ну погоди! Ты ещё своё получишь!
* * *
Чем дальше, тем больше Вероника Павловна убеждалась, что с Ванькой надо что-то делать. И главную роль тут играло даже не то, что творилось в этой их школе, а то, как эта учёба влияла на её сына. Вот, например, в наступившее воскресенье он наотрез отказался выполнить свою важнейшую обязанность: посетить дачу и предстать пред её строгие материнские очи. Заявил: