Сестры Ингерд
-- Не пристало северной баронессе кататься в телеге, как простой крестьянке. Вы поедете в моем зимнем экипаже. Там есть печка и все необходимые удобства. Кроме того, сегодня мы займемся вашим приданым. Так что готовьте ваши телеги, господин барон, – при этом голос ее был чуть скрипуч и совершенно не эмоционален, так же, как и обычно. Да и выглядела она сухо, строго и неприступно.
В конце завтрака она добавила:
-- Мой зимний экипаж, барон, вы перешлете мне с оказией при первой возможности. Сейчас торговля будет восстанавливаться, и скоро к вам в ваше и соседние баронства станут наезжать купцы. Один из них передаст вам мою записку. Вот ему-то вы и отдадите экипаж.
Я не знала, как на это реагировать, а мой муж просто посмотрел госпоже Ротеттрхан в глаза, чуть склонил голову и негромко сказал:
-- Я очень благодарен вам за доброту, госпожа графиня. Если вам понадобится моя помощь, я всегда к вашим услугам.
***
В этот раз в кладовую госпожа графиня взяла с собой аж трех горничных: Алоисию и еще двух крепких служанок. Она заставила распахивать и перебирать бесконечные сундуки. В результате этой возни я стала обладательницей двух огромных пуховых одеял из красного атласа, четырех таких же огромных подушек, шести комплектов постельного белья на все это великолепие. И огромного, просто гигантского тяжелого жаккардового покрывала, которое предназначено было украшать нашу спальню днем.
В сундуки складывались теплые и мягкие ночные рубахи и тонкие батистовые. Вязаные длинные чулки для зимы и тонкие шелковые со швом для лета. Туда же легла пара новых халатов для меня и мужа из мягкой шерсти с шелковистой сатиновой подкладкой. Добавился сундук с несколькими роскошными льняные скатертями, стопками полотенец и простыней. В эти белые ткани аккуратнейшим образом завернули несколько предметов из стекла: графиня снабдила меня дюжиной стеклянных стаканов и несколькими вазами.
Еще один сундук заняли длинные отрезы тканей: шелк, бархат, атлас и рулон парчи. Второй, побольше размером, наполнили ткани попроще: льняные, полушерстяные и хлопчатобумажные. Был еще набор серебряных вилок и ложек. И большой ларец, который графиня назвала “девичьей радостью”: наполненный простенькими, но очень симпатичными украшениями из серебра с цветными камушками.
Добавился сундук с прекрасно выделанными овечьими мягкими шкурами, сундук с белоснежными заячьими шкурками, рулоны сукна и огромные корзины сухпайка: белые сухарики, глиняные горшочки с медом и топленым маслом, мешок травяного сбора, огромный копченый окорок, который завернули в несколько слоёв серой бумаги и уложили в корзину к жареным курам. Пакеты с изюмом и финиками, ларец, разделенный на несколько отделений, где хранились черный перец, стручки ванили, анис и другие пряности. И еще много разного по мелочи, что я не в состоянии была запомнить.
Укладкой вещей графиня руководила лично, и весь этот тетрис упаковывали под ее надзором. Ближе к вечеру, глядя на мое ошалевшее лицо, графиня сказала:
-- Алоисия, сделай нам с баронессой крепкого взвара и подай гречишный мед. Это взбодрит нас.
Глава 29
Пить взвар графиня увела меня в свои личные комнаты. Было немножко неловко, но я аккуратно старалась рассмотреть все, что меня окружало. Графиня была интересна мне сама по себе, а кроме того, это была первая комната, про которую я смогла сказать, что она была оформлена стильно.
Правда, стилистика эта была мне совершенно непривычна. Я предпочитала меньше мебели и больше света. Но из всех жилых помещений, что я видела раньше, эта комната была самой уютной. Здесь все располагало к покою. Не было официоза трапезной, не было богатых понтов королевского бального зала, но не было и убогости нашей с Ангелой комнату в доме баронессы.
Кровать пряталась в глубокой нише, отгороженная от комнаты теплыми шерстяными шторами шоколадного цвета. Стены, как и везде, беленые, были легкого персикового цвета.
Два высоких окна занавешены плотным шерстяным джерси. Возле одного из них штуковина, похожая на мольберт. Там хозяйка вышивала какую-то картину. Краем глаза я отметила сочные оранжевые плоды, похожие на апельсины. Самым приятным в комнате было именно цветовое решение, греющее теплыми тонами в эту холодную зиму. Вместо печи – камин, который уютно освещал довольно большой овальный стол, покрытый скатертью в тон к шторам и балдахину.
– Ваше сиятельство, я так благодарна вам за помощь и щедрость… – графиня небрежно взмахнула рукой, приказывая замолчать.
В камине тихо потрескивали дрова, пахло сухими травами, сдобой и чуть-чуть – дымом. Я чувствовала себя неловко от того, что её сиятельство даже не захотела выслушать благодарность. Может быть, я сделала что-то не так?!
-- Баронесса Нордман, – сухо сказала графиня, – раз уж здесь нет ни одной вашей родственницы, которая могла бы дать вам наставления, я возьму эту обязанность на себя. Я думаю, что вам придется очень много работать, но не стоит этого бояться: Господь воздает за труды. Заботьтесь о своем муже, любите и почитайте его, и я уверена, что ваш брак не будет приносить огорчений.
В общем-то, хозяйка говорила весьма разумные вещи, поэтому я только покорно кивала головой. Я была благодарна ей и решила, что графиня имеет право на небольшую долю нравоучений. Она некоторое время еще поучала меня, а потом, вздохнув, отхлебнула чаю и произнесла:
-- Будем надеяться на лучшее, баронесса. И не будем роптать, если Господь сочтет ваши усилия недостаточными, – с некоторой горечью в тоне закончила она.
Вопрос вырвался у меня прежде, чем я сообразила, как жестоко он звучит:
-- Вы говорите о своей дочери, графиня? – ляпнув, я тут же сообразила, что наделала, и машинально испуганно прикрыла рот ладошкой.
Графиня на миг замерла, сжав губы в тонкую ниточку. Затем резко выдохнула и сказала:
-- Да. Надеюсь, Господь простит мне эту дерзость. И гнев… – она перекрестилась и замолчала.
Я также боялась нарушить тишину. Некоторое время мы просто слушали, как потрескивают в камине поленья: этот звук немного успокаивал. Заговорила графиня тихо, но голос ее понемногу набирал силу. Она как будто пыталась задавить в себе тоску, рассказывая о ранней гибели любимого мужа, о том, как буквально через год скончался его младший брат, последний носитель титула; как она одна берегла и воспитывала дочь, всю жизнь сожалея, что так и не удалось родить мужу сына-наследника. О том, как она вымолила у короля позволения не отдавать графский титул в жадную и хищную боковую ветвь семьи, а передать его мужу своей дочери. О том, как долго она искала достойного жениха, который любил бы ее дочь, но и не уронил бы честь семьи Роттерхан, и как нелепо погибли оба молодых за несколько дней до свадьбы при пожаре в её поместье.
-- После похорон я переехала в город и с тех пор бессмысленно копчу белый свет при дворе короля. Надеюсь, баронесса Нордман, ваша судьба будет более удачной. Моя девочка, моя Карлотта достойна была долгой и счастливой жизни… Раз уж я не уберегла ее… Может быть, Господь будет милостив к вам? Я помолюсь об этом.