Сестры Ингерд

С минуту я помолчала, не давя на мужа, но давая ему время смириться с необходимостью принять мою помощь. Рольф нахмурился, но в конце концов кивнул. Он и сам понимал, что полностью закрыть долги с одного урожая не сможет. А на любой долг всегда капает процент. Думаю, эта система одинакова во всех мирах. Если он не возьмет у меня деньги, к следующему году его долг не уменьшится ни на один медяк за счет процентов.
Десять серебрушек, совершенно неслыханную сумму я отложила на зарплату Эммы. Отдать я собиралась не Сусанне, а именно самой девочке. Маленькая там она или нет, а это ее заработок. Не знаю, насколько правильным было это решение, но не думаю, что Сусанна на меня обидится. Еще три золотых я отложила на увеличение мастерской, наем дополнительной рабочей силы и обучение новых художников.
Проблема была в том, что я не знала: кого именно учить. Поэтому мне и нужен был совет. Будучи в достаточно стесненных финансовых условиях, мы с Рольфом, при редких визитах в храм, жертвовали не больше, чем любой обедневший горожанин. Это было немного стыдно и неловко. И сейчас я с радостью могла компенсировать хоть что-то. Поэтому пятнадцать серебрушек были отложены для падре Лукаса. Что-то он потратит на себя, а что-то на ремонт церкви или помощь горожанам. Это уж ему виднее. А хороший совет, который мне от него требовался, таких денег стоит.
Один золотой я отложила на возобновление лакокрасочных запасов. Пока еще использованы далеко не все, но и лишний ресурс никогда не помешает. Кроме того, возможно, у нас появятся новые цвета. Это тоже важно.
Все остальное пойдет на стабильную зарплату слугам и обустройство спальных мест для будущих художников. Для меня крайне желательно, чтобы они жили при замке. Так я смогу сама контролировать процесс обучения, подсказывать и править рисунки.
-- Неужели ты не хочешь чего-то лично для себя, Олюшка?
-- Рольф, ты не представляешь, как много я хочу! Я хочу, чтобы весь замок был отремонтирован. Я хочу, чтобы люди, которые работают у нас, жили в более комфортных условиях и одевались лучше. Я очень хочу восстановить сад, чтобы малыш, когда родится, мог играть там. Я мечтаю поправить забор вокруг замка, возвести новую беседку, подлечить и обрезать деревья и посадить клумбы. Но я очень хорошо понимаю, что если я сейчас потрачусь на свои хотелки, то все мои планы отодвинутся еще на год-два, а то и больше. Поверь мне, Рольф, не настолько для меня важен новый сервиз или браслет, чтобы я отказалась от своих планов.
-- Все-таки ты удивительная женщина, – Рольф покачал головой, как бы удивляясь всему этому, но спорить с моим решением не стал.
В ближайшие выходные мы отправились с мужем в храм, и после беседы отец Лукас пообещал прислать мне трех человек:
-- …отец у них писарем был и до войны жили они справно. Оба мальчишечки грамотные. Уж не знаю, сгодятся ли они для ваших художеств, госпожа баронесса, а только почерк у них на зависть ровный был. Конечно, сейчас из милости их в кухонных подсобниках держат. Более они ничего не умеют, но и жизнь у них выходит не сильно сладкая. Так что если вы им ремесло дадите, то только благословение трудов ваших с моей стороны и будет.
-- А третий человек? Что с ней?
-- А с Мартой, госпожа баронесса, тоже все не слава Богу...
 Глава 49 
История Марты, которую рассказал мне отец Лукас, была достаточно обычна для этого времени. Девушке было семнадцать лет, когда ее отец, мелкий лавочник, взял ее с собой в Партенбург. Отец собирался там закупаться товаром, а дочь прихватил с собой присмотреть что-то в приданое. Да и вообще, поездка так далеко от дома для юной девушки была сродни большому приключению.
 
Именно там, на рынке Партенубурга, хрупкая красота девушки сразила наповал Остина Мартенсона. Для своих лет мэтр Мартинсон сделал просто фантастическую карьеру: в двадцать два года он уже служил при герцогской канцелярии, и именно он писал все письма, которые герцог отправлял в королевский дворец. Мэтр Мартинсон был лучшим каллиграфом целого герцогства.
Девушка так запала ему в душу, что, не послушав собственных родителей, он поехал в Нордман, нашел и просватал красотку. Тогда это сватовство вызвало много сплетен в баронстве. Большая часть людей не верила, что дочь лавочника может стать такой важной особой, как жена канцелярского служащего. Однако ровно через три месяца мэтр Мартинсон вернулся, обвенчался в местном храме с Мартой и увез ее в Партенбург.
Про судьбу Маты сплетничали долго. Кто говорил, что не полюбилась она родителям мужа. И свекровь ей жизнь заедает. Кто, напротив, утверждал, что муж ее в чести у герцога, живет она барыней, имея личную прислугу. После захвата баронства отец Марты погиб в одном из пожаров, а матушку Господь прибрал той же зимой, послав ей сильную простуду.
-- Что вы хотите, госпожа баронесса, времена были тяжелые очень. Люди средь зимы на улице оставались, а уж чтобы до Партенбурга скататься, это вообще немыслимо было. Никак она о смерти родных знать не могла… – пастор вздохнул и продолжил: – Родительский дом пустовал недолго, быстро в нем жильцы завелись. Поселилась в доме сестра покойного отца Марты. У неё самой хибара сгорела, а муж на войне пропал. Трое детишек у горемычной: всех кормить надо. Так что одну комнату она сама заняла, а две другие быстренько сдала. Домик хоть и небольшой, но справный. А внизу, на первом этаже, лавочка. Потом, вестимо дело, война в другую сторону повернула.
Отец Лукас даже чуть прикрыл глаза, вспоминая то тяжелое время. Помолчал, перекрестился и начал рассказывать дальше:
– Когда чужаков из баронства вымели, домой Марта вернулась вдовая уже. Да не просто так вернулась, а сильно хромая. У какого-то вояки в Партенбурге коня понесло, и сбил он несколько человек. В том числе и Марту с мужем. Как супруга ее похоронили, так родители начали девку нашу поедом есть. И с самого начала-то она им не по нраву пришлась, а после смерти сына и вовсе вызверились на нее: дескать, по ее вине сынок, надежа и опора, погиб. Так что вернулась Марта домой почти безо всякого имущества. А тут родня живет. Да и не выгонишь ведь тетку-то с детьми на улицу!
Как известно, две хозяйки в одном доме никогда добром не уживутся. Так и тут: пошли у них ссоры да ругань. И так это Марте все надоело, что не раз она уже к отцу Лукасу обращалась, просила ей какое-нибудь место найти.
-- Они ведь когда в Партенбурге жили-то с мужем, прямо во дворце у них каморка была. В родительский дом мэтр Остин Марту нашу не повел. Хозяйство там особо вести не надо было: кормили их вместе с прислугой. Сказывает она, даже уборку у нее горничная делала. Вот от скуки-то Марта и взялась каллиграфии учиться. Я, госпожа баронесса, не больно знаток… а только сдается мне, что не сильно хуже мужа она наловчилась. Вот вы ее испробуйте для вашего художества. Сами понимаете, времена сейчас тяжелые. Не больно-то у нас здесь каллиграфия эта самая нужна. Сейчас хромота у нее меньше уже, но и дома жить она не желает. К племянникам прикипела сильно. Как родную кровь выгнать?
***
Так в комнатах для прислуги поселились Марта и двое мальчишек, над которыми Густав взял шефство.
Обучать Марту оказалось достаточно легко. Она быстро поняла, что от нее требуется. Да и рука у нее была твердая, потому шкатулки с китайской росписью выходили у нее быстро и чисто. Мне почти не приходилось что-то править.