Парадокс Харди (СИ)
– Что это значит – «с кем-то другим»? – спросила она с притворным возмущением. – Я была бы с кем-то другим, а у тебя была бы ещё и «гарда»?! Тебе не лишнего будет?
– Ты прекрасно понимаешь, про что я, – Найт глядел на неё серьёзно. – Я не хочу причинять тебе боль, но я… Чёрт, я даже не знаю, что я делаю!
– Всё хорошо, правда, – Сандра сжала его ладонь. – Возвращайся скорее домой.
Сандра сама не поняла, как, каким образом это слово соскользнуло у неё с языка. Она назвала блок, где они жили, домом, их домом!
Найт улыбнулся, словно услышал приятную, но ничуть не удивившую его вещь, и всё же Сандра была уверена, что сейчас в мыслях он прокручивает ту же фразу, что и она. Примеряет, пробует, пытается понять, что же это значит.
***
Он вернулся домой через три дня. Сандра, сидевшая на диване перед телевизором, уставилась на него в изумлении: Найт был острижен под ноль. Вид у него теперь был опасный, даже недобрый, но всё равно ему шло. Длинные волосы смягчали, сглаживали его черты, а сейчас они стали особенно резкими, открытыми. Сандре нравилось.
– Кто это тебя так? – спросила она, поднимаясь на ноги.
– Врачам показалось недостаточно базового сканирования, они захотели проверить что-то ещё на другом аппарате.
– И для этого надо состригать волосы?
– Не обязательно, тебе бы не стали. Но так было проще.
Сандра подошла к холодильнику и открыла дверцу:
– Специально заказала к твоему возвращению то, что ты любишь.
Она посмотрела на выстроившиеся на полке коробочки с едой, но начать решила с другого:
– Лимон, апельсин или виноград?
– Лимон.
Сандра кинула Найту баночку газировки. Себе она тоже взяла лимон и тут же открыла.
– С возвращением!
Найт поднял свою баночку в ответ, улыбнулся и отпил. Он подошёл к Сандре и убрал пряди волос с её лица.
– Можно тебя поцеловать?
– Почему ты спрашиваешь? – Сандра поставила свою газировку на стол. – Я всё это время ждала, чтобы ты, как обычно, вошёл и начал целовать меня прямо с порога…
– Мне показалось, что сегодня лучше спросить, – ответил Найт. Свою баночку он поставил рядом с Сандриной.
– Я даю тебе разрешение.
Найт взял её лицо в свои большие тёплые ладони, наклонился, а потом его губы осторожно коснулись её, словно ещё раз спрашивая. У Сандры что-то надламывалось внутри от того, как нежен мог быть этот человек. Именно с ней – нежен.
Поцелуй из невинного становился всё более страстным, глубоким, словно Найт сначала пробовал её губы на вкус, а распробовав – хотел выпить до конца, поглотить… Сандра целовала его в ответ точно так же – сильно и грубо, задыхаясь от быстро накатившего желания.
Найт прижал её к себе, и Сандра непроизвольно дёрнулась, когда его рука коснулась её спины чуть ниже лопаток: там, под парным следом, был один из самых тёмных кровоподтёков, и он до сих пор не сошёл.
Найт сразу разорвал поцелуй.
Он внимательно посмотрел на Сандру, а потом потянул молнию на её комбезе. Он расстегнул её до середины живота и стянул комбез с одного плеча. Внизу у Сандры был надет только плотный утягивающий топ, и все синяки – и на руках от пальцев Найта, и на плечах и спине от камней было видно.
Найт сделал тяжёлый, шумный вдох, но ничего не сказал. Он обнажил второе плечо, потом посмотрел на спину. Сандра знала, что он видит: сейчас уже бледный парный след, два больших кровоподтёка и несколько маленьких, уже пожелтевших.
Его губы сложились в тонкую напряжённую линию, а взгляд стал холодным и потерянным, словно Найт хотел изо всех сил спрятать что-то, что никому нельзя видеть.
Он отвёл глаза, чтобы спрятать лучше, а потом хрипло, сухо сказал:
– Ты возненавидишь меня.
В его словах не было ни капли сомнения. Он говорил это в печальной, обречённой уверенности.
– Нет, – сказала Сандра, ловя его руки и возвращая их себе на талию.
– Никто не сможет прощать такое бесконечно.
Найт не сопротивлялся по-настоящему: если бы сопротивлялся, Сандра бы вообще не смогла с ним ничего сделать, – но его руки оставались деревянными, негнущимися. Сандра плотно обхватила его горячее запястье и сказала:
– Бесконечно? Ты что, думаешь, у нас есть бесконечность? – И продолжила, словно провернула нож: – Ты можешь погибнуть через месяц, Гарет Найт. И я хочу взять всё, понимаешь? Всё, что ты можешь мне дать. А ты можешь взять всё, что есть у меня, – потому что сейчас я тебя люблю.
Она привстала на цыпочки – ей это было нужно даже при её высоком росте, – и коротко и нежно поцеловала его в уголок губ. Найт поймал её губы своими.
Его поцелуй был долгим и сладким, в нём были страсть, благодарность, любовь, желание, и ещё что-то такое, от чего Сандру пробирало до костей. Какой-то мучительное стеклянное напряжение, готовое расколоться.
Но потом желание вытеснило всё остальное, и Сандра сама не заметила, как начала стонать и вжиматься в Найта бёдрами, всем телом умоляя его о ласке. Стремление быть с ним было невыносимым.
Найт наклонился, и его поцелуи сбежали ниже – по щекам, по шее к груди и плечам… А потом он опустился перед ней на колени.
Найт расстегнул молнию до самого конца и приподнял край футболки Сандры, обнажив живот. Он припал к нему губами, очертил языком полукружье под пупком, оставив горячий влажный след.
Комбинезон упал к щиколоткам Сандры, а она оказалась перед Найтом в одном нижнем белье.
Сандре всё происходящее казалось нереальным, происходящем в странном и прекрасном сне, очень хрупком сне, который вот-вот мог оборваться. Она не смела даже дышать.
Найт подхватил её под ягодицы и усадил на край стола. Его ладони тут же скользнули меж её бёдер и развели их в стороны. Найт не стал стягивать с неё трусы, просто отодвинул краешек в сторону, потом коснулся её губами там.
У Сандры глаза заволакивало жарким туманом, она смотрела перед собой и ничего не видела, слишком поглощённая возбуждением, которое пульсировало внизу живота. А Найт ласкал её, пока не добился того, что её тело не выгнулось в невозможном, мучительном удовольствии.
***
На следующий день Найт взял увольнительную, и они с Сандрой поехали в Портовую зону 5. В предыдущую увольнительную четыре недели назад они были в городке ближайшем к базе, но, хотя выйти за забор было интересно, Сандре не особенно там понравилось. На них все смотрели, на Найта показывали пальцами, несмотря на то, что он был не в форме. Просто городок был небольшим, на каждого чужака обращали внимание – особенно пристальное как раз потому, что почти все чужаки оказывались кем-то с военной базы. Не обязательно «клинками», но и те туда часто приезжали.
В той части Зоны 5, что была под куполом, людей на улицах, в магазинах и кафе было много, и никто ни на кого не обращал внимания. Нет, конечно, обращали – на высокий рост и широкие плечи Найта просто невозможно было не обратить внимания, он на голову возвышался над толпой, – но по-хорошему не всматривались. Без чёрной формы, в которой обычно показывали «клинков» в новостях, и с остриженными волосами, знаменитого номера восемнадцатого никто не узнавал. Для всех они были обыкновенной парой, девушкой и парнем, которые выбрались вместе провести время в уютных парках, погулять вдоль каналов, поесть мороженое, сидя на старинной кованой скамейке…
Они целовались, стоя на узком мостике через канал, а Сандра хотела Найта так, что готова была предложить найти гостиницу. Но она сдержалась. Она никогда не была в Зоне 5 – если не считать того ужасного выезда, когда обрушился мост, – тем более под куполом, и глупо было тратить время на секс в номере. Сексом они могут заняться, когда вернутся назад, и делать это хоть всю ночь напролёт.
Она не то что в Зоне 5, она же вообще нигде почти не была. Детства под куполом Сандра почти не помнила, а дальше были только ничейные земли и учебный центр. Такую жизнь, похожую на нормальную, до страйдеров, она видела только в фильмах. Почему-то говорить об этом было немного неловко, хотя Сандра ничуть не стыдилась своего прошлого. У тысяч, даже миллионов людей оно было таким же и даже хуже, но всё равно не хотелось выглядеть в глазах Найта жалкой. Но потом он сам сказал, что несмотря на всю их красоту города под куполами – символ чудовищной несправедливости, потому что у одних есть если не всё, то многое, а у других – ничего, и тогда Сандра сказала, что первый раз в жизни гуляет в таком месте. И свиданий у неё раньше не было. И мороженого на скамейке. И вообще ничего.