Скотина (СИ)
Обычная ванная, своего наблюдателя нет, и славно. Корыто с низкими бортиками, унитаз чугунный, заметно шире обычного, я бы прежний на такой сесть не рискнул. Напротив унитаза окно от пола и до потолка. Удобно, сидишь, думаешь в высоком, а за окном природа, птички поют.
Шкаф с причиндалами и покрывало на пол стены. Дёрнул тряпку, так и есть – зеркало. Раз покойников в доме нет, не популярен у Бори этот предмет. К чему бы это?
Какая же отвратительная рожа, со следами всех мыслимых злоупотреблений. Неопрятные сальные волосы, губы как оладьи, на лбу пара недозрелых прыщей. Глазки маленькие, поросячьи, а чьими же ещё им быть? Прыщи на морде точь-в-точь как на видео с займом рубля. Недавнее видео, максимум пара дней. Зачем рубль занимать, если у самого на балансе двенадцать — вопрос риторический.
Пара приставных шагов в стороны – и свои габариты удалось оценить, и чего зеркала такие узкие. Восьми кубиков пресса точно нет. Рост чуть выше среднего, метр восемьдесят точно есть. Реальный выше должен быть, учитывая позвоночник интегралом. Немудрено, спереди необъятное брюхо, сзади противовес в виде жопы с багажник жигулей.
Поднял руку, согнул в локте, напрягая бицепс. Могучий жировой валик колыхнулся и повис как крыло летучей мыши. Потрусил сиськами, напрягся и приподнял фартук, повисший почти до колена. Ага, под ним ещё один, дохнувший старческими пролежнями. Как же так получилось, Боря? Тебе же семнадцать лет.
Бросил прощальный взгляд на зеркало. Тут я Боря с тобой полностью согласен, смотреть совсем нечего. Закинул тряпку обратно. Придёт время, уберём, но пока со всеми странностями не разобрался — нельзя ничего менять.
В шкафу все как в обычно, стаканчик со щетками, паста, бритва кассетная. Флакончиков целый ряд, у моей жены поменьше было. В целом ничего интересного, сполоснул морду и пошёл обратно в комнату.
Интересный уголок за кроватью, прямо сказать спортивный. Плакат местного мистер Олимпия с мимикой жизнерадостного бульдозера. Раньше улыбался во все тридцать два, но сейчас лицо в потёках. Глаза проковыряны до штукатурки. Чем-то Боре не угодил. Внизу инвентарь. Две гантельки килограмма по два, обруч для талии, и скакалка. Весы напольные, добротные, не ширпотреб. Шкала до двухсот пятидесяти. Под шкалой явно прописано «кг», система наша, метрическая, одной головной болью меньше. Встал одной ногой, не успел вторую перенести — положил стрелку. Бракованные попались, ежу понятно. Обруч можно не трогать, так видно, только на шею налезет. Подхватил скакалку, пригодится, напоследок плюнул в наглую рожу, поигрывающую бицепсами.
Окно едва слышно звякнуло. Секунду назад пусто, и вот, на форточке сидит наглый рыжий котище. Лёгкий точек, прыжок, и зверюга продефилировала по комнате. Хвост, задранный как труба, сразу показал, кто тут хозяин. Кот с важным видом обошёл комнату, у Ока остановился, принюхался, развернулся и парой коротких струек пометил человеческую статую. Подошёл к моим ногам, от души потёрся и скрылся за занавеской. Я покосился на наблюдателя. Гром не грянул, нарушитель не казнён, не наказан и даже не задержан.
Тренькнул колокольчик у третьей двери и в животе требовательно квакнуло. Ага, рефлексы, товарищу Павлову привет, не иначе на завтрак позовут. Гораздо круче, вошёл слуга, сгибаясь под тяжестью подноса.
— Барин, извольте, утренняя трапеза перед семейным завтраком.
Я скривил кислую морду и капризно взвизгнул, — Червяк, живей ползи, — слугу, в которого пельменями швырял, признал сразу, — Чего тут?
Мужичонка привычно проковылял к столику, сгрузил на свободный конец тазик с пирожками, — Барин, свежая выпечка прямо из кухни, — водрузил ведёрный графин розового пойла, — Вот, господин, как велено, компот без сахара, ди-э-тический.
От запаха свежей выпечки в животе не просто заурчало, раздался звук, сравнимый со спуском унитаза. Плюхнулся на любимое кресло, которое жалобно застонало.
Весь стол в беспорядочных карандашных рисунках. Башни, башни, башни. Кривой мост и снова башни. Просто повернут Боря на башенках. Десяток карандашей, разной степени погрызенности, линейка и ластик.
Слуга робко кашлянул, — Молодой господин, я пойду?
Я дёрнулся, — А, ты ещё здесь, болезный?
Запустил пирожком мужику в удаляющуюся спину. В яблочко. Швырнул вторую, лопатки сжались, фигура осунулась и с оханьем юркнула за дверь. На краю поля зрения мелькнула рыжая молния. Котище на лету подхватил отлетевшую булку, одним прыжком оказался на подоконнике и скрылся в форточке. Хороший кот, правильный. Кажется, тут у него одного есть яйца.
За окном послышались стуки, грянул отчаянный вопль, – Пощадите, ваша милость, не губите! Люди добрые, сжальтесь.
Весь двор как на ладони. Великолепная картина для начала первого дня в новом мире — к массивным деревянным воротам приколачивали вчерашнего лекаря. Деловито и без суеты, видно, что процедура привычная и отлажена до мелочей. Прислонили, придержали, закрепили стяжками, и молотки застучали. Гвозди прямо в ладони.
Орал лекарь знатно, с надрывом. Октавы четыре услышал такой чистоты, что Пенкин бы удавился. Так заливался, что во дворик полсотни зевак высыпало. Нормально тут так народа.
Мужичок, толкающий бочку, остановился, соединив у груди ладони, но живо получил от охранника смачного пенделя и скрылся в неизвестном направлении.
Наблюдал, старался фиксировать каждую мелочь. Кто где стоит, во что одет. А ведь хороший вроде лекарь, просраться правда заставил прямо в коридоре, так это вроде барона недосмотр.
Отвернулся от окна, попытался мысленно восстановить картину. Баба с ведром, ещё трое с бельём. Старуха горбатая на крыльце, угольщик с тачкой, семь охранников у ворот и ещё пара мужиков. Стоп, нет, в серой рубахе с вилами, а кучерявый в безрукавке на голое тело. Картинка рассыпалась, попытался удержать — голова мигом заболела от напряжения.
Очень неприятная новость. Память ни к черту, мозг элементарную картину не держит, мелочи не фиксирует, как было раньше автоматом. Сознание моё, но мозг то старый остался, саму сложную логическую задачу, которую Боря решал в жизни — это что выбрать на десерт.
Встряхнул головой. Ещё раз, охранники, два бородатых, правый со шрамом на лице, у левого во рту золотой зуб. Виски заломило, будто в голову вонзили раскалённый прут. Не привык Боря головой работать. Не только тело в порядок надо приводить, и думать заново надо учиться.
Рука сама потянулась и лапнула горячую булку. Поднял к лицу, вдохнул аромат. Виски сдавило, будто голову зажало в тиски. Дальше случилась катастрофа, сознание не отключилось, но тело начало действовать само, по привычным алгоритмам. Причём я все видел, как через мутное стекло, что-то чувствовал, но сделать ничего не мог. Руки загребали выпечку совали в рот, Боря чавкал, рычал, давился, торопливо запивал, поливая все вокруг.
В себя пришёл, глядя на опустевший тазик и раздувшийся живот. Отдышался, пока пелена перед глазами не рассеялась. Вот это поворот. Осоловевшими глазами уставился на пустой графин. Нехорошо Боря, подвёл ты меня. А в моем лице и всех... Кого? Да просто всех хороших людей с планеты Земля.
Сука, придётся идти другим путём, поплёлся в туалет, тем более за окном концерт кончился, доктор сорвал голос, а барон разогнал зевак, рявкнув так, что стекло задрожало.
Сдёрнул покрывало с зеркала, уставился на ухмыляющуюся одутловатую рожу. Ну и чего ты такой довольный, победил думаешь? А вот хрен тебе по всей морде.
Расставаться с добычей тело категорически отказывалось. Какие там два пальца, какой корень языка. Первые робкие позывы только когда руку в рот засунул почти по локоть. Наконец, онемевшая конечность и говно под нос сделали своё дело, тело нехотя, но начало избавляться от нечаянного завтрака. Осмотрел переполненный унитаз критически, считать не буду, но пару пирожков Боря точно заначил, а может уже переварить успел. Недооценил я противника, пусть будет один-ноль.
Заполнил тянущую пустоту ведром воды. Неизвестно, пьют ли тут из-под крана, но лёгкое расстройство во вред точно не пойдёт. Привкуса хлорки нет, сказал бы обычная речная вода, без затхлости, но и свежести не первой. От воды тоже избавляться надо будет, сушиться, а то вон по опухшей морде видно. Но это позже, когда диету и нагрузки подберу.