Лалиса и её друзья (СИ)
Devoutly to be wish’d. To die, to sleep;
To sleep, perchance to dream—ay, there’s the rub:
For in that sleep of death what dreams may come,
When we have shuffled off this mortal coil,
Must give us pause—there’s the respect …
Я читал монолог до звонка. Все кореянки, в том числе и Розэ, сидели с отвисшими челюстями. Они же не знали, что этот проклятый монолог меня в школе, на старой Земле, заставила вызубрить учительница английского языка, Лариса Михайловна. Она пообещала, что если я это осилю, то она меня переведёт в следующий класс с тройкой, а не оставит на второй год в восьмом классе…
Других стихов на английском я практически не знаю! Зато здесь мне это пригодилось. Учитель был восхищён моей декламацией, а класс даже мне похлопал.
- Манобан! Тебе я скажу тоже, что и Розэ. Тебе можно просто присутствовать в классе. И сдавать письменный тест. Советую и тебе пойти и взять сертификат .
- Спасибо господин учитель! – Согнулся я в поклоне. Хоть я и не любитель кланяться, но пришлось, чтобы вписаться в местный колорит, выучить все эти поклоны. Инструктором у меня была Сон Ми. Я потом перед зеркалом тоже потренировался. Тело Лалисы при поклоне автоматически складывало ладони вместе, и получалось буддийское «спасибо». Это было так великолепно, что я решил не препятствовать порывам тела.
Джон Брайян посмотрел на мой вариант поклона, улыбнулся, и сказал:
- Тебе только на сцене выступать!
На перемене опять около нас с Розэ оказались Бон Су с компанией.
- Как вы хорошо знаете этот трудный язык! – Вздыхает Нам Бо.
- Нам, хубе, просто повезло. Чэён родилась прямо в англоговорящей стране, а меня мама отправила учиться в школу, где всё на английском языке. Вот и весь секрет. – Отвечаю я. - Следующий урок ведь у нас корейская литература?
Девчонки кивают.
– Вот на нём вы обхохочитесь, ведь ни я, ни моя сонбэ, понятия не имеем, что это такое!
В это время появляется стайка девчонок, которую ведёт по коридору женщина, одетая на манер японцев.
- О, прибыли, не запылились! – Сквозь зубы выдаёт одна из стоящих с нами кореянок. Ага! Значит, это точно японцы! Только, как они сюда попали? Между тем японцы останавливаются, и что-то спрашивают у дежурящей на этаже девочки. Тут, оказывается, раз в месяц, дежурят все ученики. Они следят за порядком, и сразу докладывают учителям, если что-либо случилось. Девчонки, по-видимому, японского не знали, а попытка японки говорить по-корейски, успеха не имела. И кто их вообще послал сюда без переводчика?
Решил подойти.
- Конничива, госпожа. У вас затруднения? – Обращаюсь к женщине. Она, повернув голову, и увидев перед собой длинноногую девочку и рыжими волосами, отличающуюся от корейцев, вначале ничего не поняла. Пришлось повторить вопрос. Японка схватилась за меня, как за спасательный круг. Выяснилось, что это несколько девочек из японско-корейской программы по обмену учениками. Группа состояла из школьниц средней школы. Всё понятно. Звоню классной руководительнице, она всем нам раздала свой телефонный номер.
- Госпожа Пак? Да, это Лалиса Манобан. Перед нашим классом стоит японская группа по обмену. Нам их провести в крыло администрации? Вы сами придёте за ними? Хорошо, я им скажу, чтобы подождали.
Передаю японцам, что сейчас за ними придут. Возвращаюсь к одноклассницам. Они смотрят на меня выпученными глазами.
- Что такое, что-нибудь случилось? – Пугаюсь, и быстро окидываю всех взглядом. Нет, вроде ничего нет. Розэ вообще хохочет. С чего бы это?
- Лиса! Они в шоке, что ты кроме английского ещй и японский знаешь! Ха, ха, ха! Какие смешные у них лица! – Это она говорит на английском, причём, быстро, чтобы даже те, кто его тут знают, ничего не успели понять.
- А, вас удивило то, что я знаю самурайский язык? – Смотрю на девочек.
Они синхронно машут головами.
– Я ещё и китайский знаю! – Победно смотрю на остолбеневших от новой информации кумушек. Тут подходит классная руководительница. С ней вместе приходит крупный кореец, которому все кланяются. Он берёт японцев, и уводит в нужном направлении. А Пак Юн Ми подходит ко мне, и интересуется::
- Сколько языков ты знаешь, Лалиса-ян?
- Пять!
- Тебе надо взять по ним сертификаты. Это поможет тебе в дальнейшем.
- Спасибо за заботу обо мне, госпожа Пак Юн Ми! - Кланяюсь.
Урок корейской литературы начался с того, что учительница Ли Мэй Гу, увидев новые лица, решила с нами познакомится. Но сделала она это странным образом.
Спросила, какие корейские книги мы читали. И я и Розэ честно ответили, что никаких романов мы ив глаза не видали. Эта мегера гневно отругала всех иностранцев и «бананов», за то что не удосужились научить детей читать великую корейскую литературу. Интересно, зачем простой тайке какая-то корейская писанина? Вот, про Розэ ничего сказать не могу. У неё и мама, и папа корейцы, могли бы хоть один роман дать почитать. А я тут при чём? Я ведь иностранец (или иностранка?).
Но корейский инквизитор в юбке решил продолжить внедрять корейские традиции в головы неверных. Училка вначале вызвала Розэ, потом сунула ей какой-то текст девятнадцатого века, и заставила громко, и с выражением, читать. В нём рассказывалось о походе какого-то местного поэта-генерала на китайцев. Во время штурма какого-то города ему привели пленную дочь местного китайского чиновника. И вот после этого началось заунывное повествование о том, как ему понравилась китаянка. Как он писал ей стихи, а она отвергла его притязания, и он, страдая от неразделённой любви, принял яд…
В общем, розовые сопли, и как у корейцев принято, совсем не хэппи-энд. Причём страдания этого генерала составляли половину тома. Тягучая тянучка…. И это нам надо будет учить? Господи, чем я провинился перед тобой, зачем ты меня сюда прислал?! После Розэ училка вызвала меня. Сунула другой фрагмент, в конце которого героиня утопилась в море…
И как это называется? Одни самоубийцы кругом! И вот эту бредятину скармливают детям, под видом, классической корейской литературы? Не удивительно, что начитавшись про суицид, дети потом так и поступают, не сдав сунын. В общем, испортила эта мымра мне и моей сонбэ всё настроение на целый день. Эти треволнения оказали нас негативное воздействие, поэтому, чтобы снять стресс, мы отправились в школьную столовую. Это было автоматизированное устройство. Школьник прикладывал руку к специальному сканеру, и, если он числился в списках школы, то мог выбирать три блюда из представленного списка.
Оплата производилась через установленный тут же банкомат, и устройство выдавало школьнику всё, что он заказал. Ясно, что специально для меня тайскую еду никто не приготовит. Поэтому, заказал то, что мы могли, есть с Розэ из корейской кухни. Достаю карточку, и прикладываю её к считывателю. Неожиданно царящий в столовой гомон стихает. Я быстро получаю два подноса с заказанной едой, и иду к столику, где засела моя сонбэ. Все девчонки расступаются передо мной. Ничего не понимаю. Сажусь за столик, пододвигаю поднос к подруге. Молча едим, а потом идём в класс. Бон Су настигает нас около двери, и спрашивает, заглядывая мне в глаза.
- Сонбэ, ты чеболь?
- С чего вы взяли?
- ты рассчиталась в столовой золотой карточкой.
- А. это! – Тяну время, пытаясь сообразить, что отвечать. Ведь если скажу, нет, они могут узнать у Розэ, что мой дядя чеболь. Решаю ответить. Начинаю так:
- Ну, можно и так сказать! Если считать, что у меня и сестры небольшой госпиталь в Бангкоке скоро откроется. А мой аппа (не скажу же, что это отчим), имеет сеть ресторанов, то да, можно меня назвать чеболем. Но эту карточку мне дал мой дядя, Ким Дже Ук.
Мы уже стоим около наших столиков в классе, вокруг меня собрались все девицы, внимательно слушающие мой ответ.
-Какой Ким?
Я туплю. Не могу сообразить, что Кимов ведь много, и надо назвать конкретного чеболя.
На помощь приходит сонбэ.
- Её дядя – директор местного завода «Хюндэ», Ким Дже Ук. Я и Лалиса живём у него в доме.