Овидий в изгнании

— Варвар хватательными черенками, — сказал Второй штурман, имея в виду хлебниковскую руку, — водит светящий инструмент параллельно поверхности. Кругом звучит звук, не имеющий в пределах картины видимого источника, но который, однако, можно просчитать и локализовать по направлению и убыванию.
— Затем начинает звучать такой же звук из другой, более удаленной точки, — продолжил Третий штурман. — Варвар устремляется к нему. Источник звука замаскирован кожами теплокровных. Варвар находит его, это оказывается такой же инструмент, как тот, которым он водил параллельно поверхности. Тот, однако, не звучал, а этот звучит.
— Можем ли мы говорить о тождестве инструментов, исходя лишь из тождества их внешнего вида? — спросил Командор.
— Тождество форм говорит о тождестве функций, — сказал Первый штурман.
— Однако функциональные требования к форме могут быть пренебрегаемы из иных, более влиятельных соображений, а непосредственное наблюдение говорит нам скорее о различии инструментов, — заметил Второй штурман.
— Первый использован, видимо, для поиска чего-то иного, второй же работает на самообнаружение, — сказал Почетный бортмеханик.
— Можем ли мы представить практическую применимость инструмента, направленного лишь на то, чтоб сигнализировать о своем местонахождении? — спросил Командор.
— Едва ли, — сказал Первый практикующий бортмеханик.
— Либо его смысл оправдан не практически, — заметил Второй штурман.
— А как, например? — спросил коллектив.
— Много возможностей, — пожал Второй штурман эквивалентом плеч. — Например. Мы наблюдали на этой планете суточное распределение тьмы и света. Сообразно ему должен выстраиваться жизненный цикл. Оба инструмента светятся в темноте, то есть напоминают о противоположной, световой части суточного цикла. В этом может быть, скажем, религиозный смысл, если допустить, что они доросли до религиозных соображений, или затея психологической компенсации, если считать, что пора физиологической активности совпадает у них со светлым временем, а темное — это период угнетенности функций.
— Я бы напомнил, — сказал Второй практикующий бортмеханик, — о звуке, совпадающем по параметрам со звуком второго инструмента и исходившем из неопределенного и, видимо, не интересовавшего варвара источника.
— В самом деле, услышав звук второго инструмента, он бросает всю двигательную активность на его подавление, меж тем аналогичный звук, раздающийся с самого начала увиденной нами сцены, явных реакций не вызывает, — заметил Второй штурман.
— Может быть, в начале сцены он именно ищет его источник? — предположил Первый штурман.
Все с пренебрежением отнеслись к этой гипотезе. «Звук явно идет с противоположной стороны, — сказал Второй штурман. — А наш варвар умеет при необходимости быстро локализовать источник звука, как мы видели».
— Значит, первый звук либо неустраним, либо по каким-то причинам не привлекает варвара, — подытожил Командор. — Что дальше со вторым инструментом?
— Попав в орган варвара, он перестает звучать и пропадает из обзора, — отчитался Корабельный ветврач. — Следует череда организованных звучаний, исходящих, как можно судить, непосредственно от варвара, а затем помещение освещается.
— Чем? — спросил Командор.
— Можно предположить, что зрительными органами варвара, — сказал ветврач.
— До сего момента он не демонстрировал такой способности, — оппонировал Второй штурман.
— Может быть, в момент, когда инструмент выпал из обзора, произошла его кратковременная инсталляция? — предположил ветврач. — Инструмент же обладает способностью фосфорического свечения, как мы наблюдали.
— Не исключено, — согласился Командор. — Что мы видим дальше?
— Емкость с живым существом, — сказал Кибертехник. — Судя по набору наружных органов — другого биологического вида.
— Учитывая их способность инсталлировать инструменты, я бы не стал так безапелляционно утверждать, что другого, — сказал Третий штурман.
Все согласились условно допустить биологическое тождество Хлебникова с язем.
 
— Далее? — спросил Командор.
— Первый варвар движется в воздушной среде, — сказал Второй штурман. — Второй — в водной. Это говорит о наличии альтернативных способов дыхания.
— Это плохо, — сказал Командор. — Нет ли у нас оснований судить об их способности жить в атмосфере из жидкого метана?
— Пока нет, — сказал Второй штурман. — Затем первый варвар предлагает второму второй инструмент, следует полагать — для инсталляции. Второй не пользуется предложением, тогда первый гасит свои глаза и возвращается в отсек с перманентным звучанием стандартного типа.
— Стоит отметить, что сплошное звучание и сплошной свет нигде не встречались нам в одной пространственной рубрике, — сказал Командор. — Можно ли предположить, что именно свет и звук являются организующими началами для альтернативных пространственных форм?
— Это объясняло бы видимое равнодушие варвара к первому звуку, — по размышлении сказали Даосский и Вегетарианский коки.
— И стремление подавить второй звук там, где он намеревался организовать световое пространство, — добавил Кок Пятого (общего) стола.
Командор подвел итоги. Выходило, они столкнулись с формой жизни, обитающей минимум в двух средах, инсталлирующей себе более или менее сложные механизмы и продуцирующей пространственные образования минимум двух типов. Кроме того, формой выносливой, неприхотливой и благодаря своим семиотическим системам способной к разумной деятельности в обеих суточных фазах. Детально последовательность ее действий интерпретировать невозможно, но не исключено, что они несут в себе скрытую угрозу.
— Какие мнения? — спросил он.
Все шумно выдохнули жидкий метан.
— Кислое дело, — высказался за товарищей Третий штурман. — Валить надо, товарищ капитан. Не ровен час, блиндаж накроют.
— Ну что ж, — задумчиво сказал Командор. — Тут где-то Денеб недалеко был. Карты где тут у нас звездного неба? Ладно, черт с ними, по пачке «Беломора» долетим. Заводи, что ли…
— Мозги бы вернуть, — деликатно напомнил Третий штурман. — Неудобно перед человеком.
— Вернуть мозги, — распорядился Командор.
— И первое желание, — настаивал Третий штурман.
— Выполнить, — приказал Командор. — Поехали!
И тарелка, полная нерадостных рекомендаций в отношении Земли, качнула синим общепитовским ободком и споро понеслась в сторону ничего не подозревающего Денеба, граждане которого, красиво одетые, прогуливались по иллюминированной набережной.
«Первое желание» было традицией, восходящей к начальным временам освоения космоса, когда инопланетяне еще не были раздражены своими экологическими и криминогенными недоработками и считали себя не столько конкистадорами в панцире железном, сколько вселенскими Санта-Клаусами и веселым авангардом гуманизма. Когда они возвращали тестируемому его мозги, то в целях моральной компенсации исполняли первое желание, появлявшееся в тестируемом по возвращении мозгов. Случаи особо экзотических желаний, а также поступавшие иногда от тестируемых благодарности заносились в бортовой журнал. Те альтруистические времена давно прошли, инопланетяне шарили по галактическим закоулкам с гадливостью, будто бы в захламленных ящиках стола младшей дочери искали, куда она дела штангенциркуль, однако некоторые традиции полагалось поддерживать и любить с целью оздоровления корней, потому они выделили четыре с половиной процента мощности своего ядерного реактора на исполнение первых желаний.
По лицу Хлебникова тетке показалось, что он долгие годы гордился обилием чеснока на своей кухне, зарывался в него вечерами с головой, крича, что может править отсюда миром, как некий демон, к которому на запах чеснока потянутся резвою толпою и добродетель, и гений, и злодейство, и производство, и распределение, а теперь, войдя на кухню, вдруг увидел, что чеснока простыл и след, и каменеет в молчаливой мужской скорби. Ей бы тут и уйти, оставив Хлебникова предаваться его аффектам, но она, мало того что была дремучая, как картины Шишкина, но еще и очень настойчивая, потому что начала предлагать, чтоб он дал ей денег, и она сходит за чесноком для них обоих, но лучше, чтоб он дал еще и сетку, чтоб она брала для них отдельно и не было нужды развешивать потом дома на безмене, кто сколько брал. В это время Хлебников, вихрем унесенный в неизвестные, стылые и дикие края и вихрем же возвращенный на родную кухню, снова дрогнул и прикрыл глаза, перед которыми галопом пробежала вереница самых фантастических картин. Казалось ему, что его заставляли поедать какие-то полотна импрессионистов на Крымском валу, а у него от Сезанна изжога, потом его варили в супе харчо, он чихал от перца и плавал в желтых бурунах, уцепившись за мозговую кость, потом ему в висок ввинчивали шуруп с левой резьбой, а он говорил, чтобы взяли вместо прямой отвертки крестовую. Буйство впечатлений сошло, но ощущение шурупа в виске осталось. Он глаза, дрогнувши ими, открыл и посмотрел на нестерпимую женщину, расписывавшую, как хорошо брать чеснок каждому отдельно, как благоденствуют люди, понявшие это в свое время, и как перебиваются с хлеба на квас те, кто вопреки разуму продолжает брать чеснок вместе. Хлебников попытался вспомнить грех, за который это могло быть адекватным наказанием, не сумел и решил, что это либо грех из прошлой жизни, либо еще не совершенный. «Чтоб муж твой с того света тебе чесноку принес», — пожелал он ей про себя. В дверь прозвонили двумя длинными и одним коротким. «Ой, Володя вернулся», — сказала она и поспешила к двери, потом сказала: «Да что это я. Володя-то», всхлипнула, но дверь хлебниковскую открыла, распоряжаясь совершенно как дома, раз уж она взяла на себя бесперебойную доставку чеснока хорошим, но непрактичным людям, Хлебникову и жене его, в добрый час вышедшей из дому Катерине Андревне. На пороге стоял Володя, одетый в синий с отливом пиджак, в котором его хоронили два года назад, на половике у него под ногами что-то влажно змеилось, в руке с отставленным мизинцем он держал за стебель фосфоресцирующую головку чесноку; на каких пажитях тот вырос, Хлебникову думать не хотелось. Слышно было, как в комнате немедленно сдохла канарейка. «Что же вы на пороге-то, — сказал Хлебников. — Проходите». Володя шагнул в дом, держа стигийский чеснок на отлете. Его лицо выражало задумчивость. Он производил такое впечатление, будто его сняли на кинопленку и теперь показывают через два кадра на третий. Четырех с половиной процентов мощности реактора не хватило на его полную гальванизацию, левое плечо отсутствовало, и рука шевелилась и плыла за ним в воздухе сама по себе; Хлебников незаметно заткнул ему отверстие вафельным полотенцем. Володю усадили за чистый кухонный стол, жена суетилась вокруг него, Хлебников налил ему рюмку водки, и Володя ее принял, не покладая чесноку. Куда-то эта рюмка канула и по каким-то жилам разлилась. «Ну, Володь, как сам?» — с интонацией детского утренника спросил Хлебников, с ужасом думая, что тот действительно начнет сейчас отвечать, как он сам. У Володи зашевелилась нижняя челюсть относительно верхней, и он артикулировал в том смысле, что чеснок в хозяйстве должен быть, а посылать мужа за ним — последнее дело. По его представлениям выходило, что он был то ли в длительной командировке с очень выгодными суточными, то ли на слете передовиков в каких-то Пилках и что можно было собрать людей в более приличном месте, потому что нравы в этих Пилках исключительные, в их бытность один бригадир изнасиловал свояченицу, приехавшую со студентами на фольклорную практику, а то, что началось вслед за этим, было вообще неописуемо, если верить Володиному повествованию. Главное, что во всех безобразиях, которые там творились, принимали активное участие понаехавшие студенты, которых умели убедить, что и членовредительство, и изготовление заливного из несовершеннолетних иждивенцев, и превращение в удодов и соловьев — это все красивые обряды, бытовавшие в Пилках испокон веку и в последнее время возрождаемые в рамках федеральной программы «Зову тебя Россиею», так что без участия в этом всем у студентов никакого отчета по фольклорной практике не примут на факультете. И они, действительно, на все ходили и везде, где можно, стояли на подхвате. В общем, много случилось в Пилках такого, из-за чего бригадира и его неугомонную, постепенно редеющую семью вспоминать придется долго, а главное, что все это оказалось своевременно запротоколировано и заснято, и можно ждать, что по собранному материалу написаны будут курсовые и даже дипломные работы.