Черты и силуэты прошлого - правительство и общественность в царствование Николая II глазами современ
La charité bien ordonnée commence par soi-meme[173] — правило это прибалтийское дворянство усвоило в совершенстве и проводило неукоснительно. Однако едва ли именно его следует упрекать в том, что интересы горсти немцев в Прибалтике соблюдались в большей мере, нежели интересы общегосударственные, равно как интересы большинства местного иноплеменного населения.
Глава 9. Столетний юбилей Государственного совета
Начальные годы века были для наших высших государственных учреждений подряд юбилейными. В течение этих лет праздновали свое вековое существование многие министерства, праздновал его и Государственный совет. Как это ни странно, но юбилеи эти носили какой-то грустный характер; как будто хоронили прошлое, не ожидая вместе с тем ничего хорошего от будущего. Но особенно тягостное впечатление произвел, невзирая на всю его внешнюю торжественность, юбилей Государственного совета, состоявшийся в 1901 г.
Началось с того, что в представленном проекте данного Государственному совету по поводу его юбилея высочайшего указа государем было сделано два весьма знаменательных изменения. В проекте было, между прочим, сказано, что Государственный совет был учрежден в 1801 г. из лиц, «доверием монаршим и общим почтенных». Государь слова «и общим» собственноручно вычеркнул. Одновременно исключил он из помещенной в проекте фразы «мнениям Совета с уважением внимали венценосные прадеды, приснопамятный дед и незабвенный родитель наш», слова «с уважением». Значение этих поправок, или, вернее, исключений, было вполне понятно членам Совета. Действительно, как это ни странно, но Государственный совет, сплошь составленный по назначению короны, а в большинстве из былых ближайших и нередко долголетних сотрудников престола, непосредственно им самим выбранных, не пользовался благоволением свыше. Вполне благонамеренное собрание лиц, из которых многие, несмотря на их преклонные года, с чрезвычайной добросовестностью посвящали все свои силы и весь свой разум на служение не только родине, но и престолу, тем не менее состояло под некоторым подозрением.
С особенной резкостью это выступило именно в день юбилея, увековеченного кистью Репина на известной его картине, изображающей состоявшееся в этот день торжественное заседание Совета[174]. Прибывший на это заседание император, встреченный всеми членами Совета в вестибюле Мариинского дворца, прошел непосредственно в зал собрания, где тотчас его открыл. Продолжалось заседание весьма недолго, так как все оно состояло в прочтении государственным секретарем данного Государственному совету указа и раздаче чинами Государственной канцелярии членам Совета юбилейных медалей. Никаких речей, никаких взаимных приветствий произнесено не было; в зале царило какое-то томительное молчание, чувствовалась какая-то всеми осознаваемая неловкость. Вместо праздничного, хотя бы слегка приподнятого настроения господствовали всеобщая угнетенность и стеснение. Между носителем верховной власти и его советниками висела невидимая, но густая завеса. Не войдя в соседний зал, где был приготовлен открытый буфет с шампанским и где предполагалось, что после тоста за императора, провозглашенного председателем Государственного совета, царь выпьет за здоровье членов Совета, государь тотчас уехал. Такое почти демонстративно холодное отношение носителя верховной власти, не удостоившего никого из членов Совета хотя бы краткой беседы, глубоко оскорбило почтенных старцев, в мере своих сил и разумения честно и верно в течение всей их жизни служивших русским монархам.
Государственный совет в описываемое время, конечно, уже отживал свой век, но причины, по которым он не приносил той пользы, которую мог бы принести, таились не в нем и даже не зависели от его состава, а тем более от престарелого возраста многих его членов. Верхние законодательные палаты Запада имеют в своей среде не меньшее число былых сил и былых энергий. В английской палате лордов есть члены, приближающиеся к ста годам, и, однако, палата эта вплоть до последнего времени была одной из творческих сил страны. Конечно, не препятствовала работе Государственного совета и та внешняя чинность, которой отличались его заседания. Этой чинностью и даже торжественным внешним ритуалом, оставшимся неизменным в течение многих веков, отличается в гораздо большей степени демократически избранная английская же палата общин. Душили деятельность Государственного совета, во-первых, келейность его собраний, отсутствие всякой гласности у них, а главное, та роль примирительной камеры, которую он играл. Будь, с одной стороны, однородное правительство, а с другой — свободно гласно высказывающееся собрание умудренных житейским опытом былых государственных работников, и деятельность этого собрания давала бы иные, значительно более плодотворные результаты.
Глава 10. Государственная канцелярия
В общем строе старого Государственного совета несомненным значением обладала состоявшая при нем Государственная канцелярия. Учреждение это не было в точном смысле присутственным местом, так как с публикой, не ведая никакими частными интересами, сношений она не имела, а во-вторых, потому, что собственно занятий в ней почти не происходило. Служащие в канцелярии, кроме молодежи, работали по домам и в Мариинский дворец приходили на заседания Государственного совета и его департаментов, а в иное время если и появлялись, то преимущественно как в клуб, где за чашкой чая или кофея, разносимого лакеями в придворных ливреях, делились городскими слухами и обменивались мнениями по злободневным политическим вопросам, нередко вступая по их поводу в горячие споры.
Центром, где собирались чиновники канцелярии, служила читальня Государственного совета, куда сами члены Совета заходили редко: ею почти всецело завладела канцелярия[175]. Конечно, все отдельные части канцелярии, обслуживавшие каждая один из департаментов Совета, имели свои особые помещения, но там занимались лишь писаря и экспедиторы да происходила считка корректур журналов Совета и составление справок по назначенным к слушанию проектам. То и другое производилось молодежью — преимущественно причисленными[176] к канцелярии. Справки составлялись чисто механически при помощи ножниц и клея, так как состояли они, за редкими исключениями, из одних статей действующего закона, относящихся к рассматриваемому проекту, и имели целью облегчить членам Совета ознакомление с ними, освобождая их от необходимости разыскивать нужные статьи в 16 томах нашего свода, а также в собрании узаконений и распоряжений правительства[177] в отношении тех правил, которые еще не были введены путем кодификации в самый свод. С этой целью нужные статьи вырезались из отдельных томов свода и брошюр собрания узаконений, наклеивались на листы бумаги и отправлялись в Государственную типографию, где они и печатались по числу лиц, которым рассылались рассматриваемые в Совете дела. Изводилось при этом изрядное количество экземпляров свода и собраний узаконений, хотя едва ли справками этими пользовались члены Совета; разве заглядывал в них Голубев, но и тот, вероятно, по природной недоверчивости, добросовестности и точности, обращался к подлинным своду и сборникам.
При описанных условиях служба в Государственной канцелярии, естественно, весьма ценилась: ежегодные четырехмесячные отпуска[178], во время летнего перерыва занятий в Государственном совете; почти полная свобода распоряжения своим временем; близость к центру государственного управления и сравнительная тем самым осведомленность по злободневным политическим вопросам; частое общение с министрами и посему большая возможность, при желании работать, сделать карьеру, наконец, приятная, почти однородная среда сослуживцев — все это заключало такие исключительные преимущества, которые не могли не привлекать каждого, и поэтому давало полную возможность подобрать кадр даровитых и трудолюбивых работников. Конечно, не весь состав канцелярии принадлежал к этой категории; наоборот, он резко делился на две части, которые Плеве характеризовал как знатных иностранцев и белых рабов. Но знатные иностранцы, за редкими исключениями, подвигались по службе медленно, карьеры не делали и занимали в большинстве случаев сверхштатные, неоплачиваемые должности либо даже оставались в течение долгих лет причисленными, конечно, тоже не получающими содержания. Фаворитизма, продвижения по протекции, по крайней мере, на ответственные должности, не было, да оно и было невозможно: работа канцелярии требовала значительного умственного развития, большого навыка и немало го труда. Если дни у работающих чинов канцелярии могли быть более или менее свободными, то зато вечера и даже ночи сплошь проводили они за письменным, правда собственным, столом.