Мы Бреннаны

– Понимаю. Меньше всего мне хочется навлечь на вас неприятности. – Денни прошелся рукой по волосам, слегка взъерошив их, подошел к медсестре поближе, прочитав имя на бирке у нее на груди. – Эми, я сегодня проехал через всю страну и очень жду, когда моя младшая сестренка очнется. Я не хочу, чтобы ей было одиноко и страшно при пробуждении.
Бросив взгляд через плечо, Эми подалась вперед.
– Я постараюсь по вечерам следить, чтобы никто сюда не заходил.
Денни широко ей улыбнулся:
– Спасибо вам.
– Но если кто-то вас заметит…
Денни коснулся ее руки:
– То это не ты разрешила мне остаться.
Она наставила на него указательный палец и ухмыльнулась.
– Может, я даже сумею найти для вас лишний поднос с ужином.
Денни подмигнул девушке и махнул рукой, когда она развернулась и пошла к выходу.
– Кое-что никогда не меняется.
Денни не сразу понял, что хриплый голос принадлежал Санди. Она смотрела на него такими припухшими глазами, что трудно было определить, открыты они или нет.
Он указал на дверь.
– Эми принесет мне ужин.
У сестры криво вздернулась одна сторона рта.
– А то как же.
Денни опустился в кресло рядом с койкой. Санди была мало похожа на саму себя, и все же он узнавал родные черты.
– Как ты себя чувствуешь?
Санди вздохнула и поморщилась.
– У меня все болит. – Голос ее прерывался, говорила она медленно, наверное, оттого, что у нее все распухло. – Как я выгляжу?
– Как дерьмо, побывавшее под молотом на наковальне.
Санди попыталась улыбнуться. Денни скрестил руки.
Она посмотрела в потолок, сглотнула, несколько раз прикрыла веки. Слезы покатились на подушку, и Денни почувствовал себя так, словно из него вышел весь воздух. Он хотел держать с ней эмоциональную дистанцию, исполнить свою обязанность брата холодно и профессионально, убедиться, что с сестрой все в норме, но не скрывать свое неодобрение и даже выказать его.
А вместо этого он склонился и сжал ее здоровую руку. Она сжала его руку в ответ.
– Спасибо, что приехал.
* * *
Когда на следующее утро такси свернуло с шоссе и покатило по промышленному району, он усомнился, тот ли у него адрес. Лос-Анджелес он не знал, но разобрался, что попал в бог знает как застроенный район города.
Денни радовался, что переночевал рядом с сестрой, хоть и не выспался в жестком пластиковом кресле. Говорили они немного. У Санди уже почти не оставалось сил и всякое, даже очень слабое движение причиняло ей боль. Про аварию она ничего не помнила, и ей было мучительно поддерживать даже самый простой разговор. Ночью она ненадолго просыпалась и всякий раз, прежде чем вновь уснуть, поворачивалась к нему, будто хотела убедиться, что брат все еще рядом. Рано утром медсестра пришла, чтобы подготовить Санди руку для наложения гипса, и Денни понял, что у него появилась возможность поехать к сестре домой и принять душ.
Таксист высадил его возле невзрачного оштукатуренного двухэтажного здания с ржавыми пожарными лестницами, протянувшимися крест-накрест по фасаду. Окна нижнего этажа закрывали решетки. Все эти годы Санди говорила про прелестный дом в модном микрорайоне и теперь Денни понятия не имел, когда она перебралась в эту поганую дыру. Может быть, она всегда жила тут.
Опасения его подтвердились, когда отданный сестрой ключ подошел к замку в двери подъезда. Он одолел два пролета, прошагал по мрачному узкому коридору и оказался в ее квартирке-студии (или есть еще какое название для чего-то меньшего, чем студия?). Просто комната с крошечной ванной и «кухней», состоявшей из холодильника-малютки, микроволновки и маленькой плитки.
Оглядевшись, Денни нехотя улыбнулся: пусть жилье и крохотное, зато сестра устроилась в нем по своему вкусу. Стены были выкрашены светло-серым, почти весь пол застлан ковриком с узором из зигзагов пастельных тонов. Вдоль одной стены стояла двуспальная кровать, укрытая одеялом с большими голубыми бабочками. Противоположную стену занимали двухместный ретродиван в обивке золотого оттенка и простой столик, на котором лежали ноутбук и стопка блокнотов с желтыми листами.
 
Лежавшие стопками на полу книги и тесно уставленные книжные полки указывали, что это жилье Санди; за столиком на стене висела доска для заметок с фотографиями членов семьи. Денни с братьями в разные годы, родители на фоне собора Святого Креста в Бостоне за год до того, как умерла мама. Большое фото их паба с вывеской, на которой семейная фамилия была написана на кельтском: Ó’Браонэйн. Здесь же были и несколько фото Кейла и Санди вместе – со школьных времен и более поздние снимки. Здесь не было ни одной фотографии, сделанной в последнее время, и ни одной, где были бы запечатлены люди, которых он не знает.
Денни сел на вращающийся стул у столика и покрутился, разглядывая обстановку. Какие-то эстампы с пейзажами, наверное, копии импрессионистов, которых она любила больше всего. Шкаф для одежды, заполненный меньше чем наполовину, – Санди никогда не гналась за модой. Угловая полка с необходимой посудой. Денни взял черную рубашку-поло, висевшую на подлокотнике дивана. Слева вверху была приколота бирка с надписью: «Добро пожаловать в закусочную «У Дика»!»
Ничто из этого не сочеталось с жизнью, которой, как он думал, живет его сестра. Она намекала ему на успехи в карьере и широкий круг общения. Денни часто мысленно проклинал Санди, таскаясь с матерью и Шейном по всем их процедурам, врачам и благодетелям, пытаясь уберечь Джеки от него самого, перевозя семью обратно в родительский дом, потому что отцу нужен уход… Он представлял, как в это время Санди купается в солнечных лучах на пляже или тусуется в изысканном ресторане на какой-нибудь крыше, словом, в отличие от него живет беззаботной жизнью. Она ни о ком не беспокоится, кроме самой себя. И он понимал, почему она уехала и не возвращается. Но ведь реальность оказалась гораздо хуже. Судя по всему, здесь Санди очень одиноко, и тем не менее она не хочет возвращаться домой.
* * *
На следующий день после выписки Санди они вдвоем отправились на такси к ней домой. Она молчала почти все утро и по пути говорила мало, словно глубоко ушла в невеселые мысли. Началось это, когда она, осторожничая, дошла до зеркала в больничном ванной.
– Бог мой! У меня вид, как у персонажа ужастика. А что с глазами? – Белки вокруг зрачков стали красными, а синяки на лице дозревали до пурпурных – самые темные были на переносице. Выбранный ею черного цвета гипс усугублял и без того безрадостную картину.
– У тебя капилляры полопались, – сказал Денни. – Они опять станут нормальными.
– Ты уверен?
– Ну да. У меня после драки в школе было так же.
Вскоре их навестил бесцеремонный сотрудник лос-анджелесского отделения полиции, который, отбросив все любезности, обвинил Санди в вождении в нетрезвом виде, изъял у нее права, заменив их временным разрешением водить машину, которое действовало всего тридцать дней или до даты суда. Авария изменила не только внешность Санди, но и ее отношение к случившемуся.
По лестнице она поднималась медленно и неуверенно, и как только вошли в квартиру, она села за столик, положив на него загипсованную руку.
– Ты проголодалась? – спросил Денни. – Могу сбегать купить чего-нибудь.
Санди помотала головой. Она смотрела на свое жилище: ее плечи поникли и лицо скривилось. Денни видел, как до сестры доходит неприглядная реальность происходящего. Теперь ей нужно было думать, что делать дальше: сообщить на работу, потерять права, заплатить адвокатам или оплатить больничные счета.
Он сел на диван и в тот же миг принял решение, которое крутилось у него в голове весь день:
– Есть у меня мысль, и я хочу, чтоб ты ее тоже обдумала.
Она подняла на Денни свое покрытое синяками и ссадинами лицо, и он приложил все усилия, чтобы не вздрогнуть. Он еще не привык к ее внешнему виду.
– Думаю, тебе надо вернуться домой.