Мы Бреннаны
Так что связь они прекратили. Микки очень не хватало этих драгоценных встреч с Линн, женщиной, к которой его сильно влекло, но он продолжал изыскивать способы облегчить ей жизнь, которая чем дальше, тем больше походила на бедствие. Фрэнк так и не сумел удержаться ни на одной работе, и несколько лет спустя никого не удивил слух о его мучительной смерти от цирроза печени. В последний раз Микки говорил с самой Линн Уэлш после того, как ее сын уехал обратно в Белфаст. Связь их давным-давно закончилась, а встречи ограничивались осмотром городка или дороги, печальными улыбками и приветственным взмахом руки.
Но однажды днем в выходной она пришла в его контору с просьбой о помощи.
– Не хочу больше навлекать на тебя никакую беду, Микки, – говорила она, теребя тесьму своего кошелька. – Ты за эти годы сделал вполне достаточно. Особенно после смерти Фрэнка.
Речь она вела о своем домике. Микки купил его для нее.
– Линн, тебе незачем вникать во все это, просто скажи, чем я могу помочь.
Когда она посмотрела ему в лицо, он увидел, как тяжело дались ей последние шесть лет жизни.
– Я знаю, что сын мой вряд ли достоин того, чтобы тратить на него время, но я его мать и хотела бы знать, каково ему будет вернуться домой.
Время от времени Микки удавалось узнавать кое-что через своего племянника Барри, служившего в полиции Белфаста. К сожалению, Билли Уэлш лишь все глубже погружался в жизнь наркопреступности и пару раз подвергался арестам. Несколько лет Микки продолжал держать Линн в курсе таких сведений – до самой ее смерти. Подвело ее слабое сердце (о чем никто и не догадывался), прямо на работе в химчистке. Он пришел на похороны (стоял вдалеке) в Катоне, с радостью убедившись, что ее сестра устроила все вполне пристойно. Микки полагал, что после этого дом перешел к сестре. А год назад он услышал, что дом продан. К тому времени Билли нигде не могли отыскать. По сведениям Барри, он прогневал какого-то важного наркобосса и скорее всего попытался скрыться в многолюдье Дублина или Ливерпуля.
Однако Билли Уэлш как-то вернулся в Штаты и одолжил Денни деньги. Может, даже деньги от продажи домика Линн. Уэлш нес ответственность за бедствия его семьи, и виноват был Микки.
Много лет он не вникал в дела и заботы детей, зато теперь решительно настроен снять с их плеч часть бремени. Первое и самое главное: он не желает, чтоб Санди опять уехала. С тех пор, как она укатила в Калифорнию, в ней некая жесткость – это он заметил. Хотя бы по тому, как она Денни ни в чем не дает спуску, как планирует все и наводит в доме порядок. Он сделает все возможное, лишь бы она осталась.
Он отложил дневник, положил его поверх шарфа Линн, убедился, что края половой доски плотно встали на место. Этот тайничок был сейфом его памяти. В нем хранились все секреты, какие нельзя было раскрывать.
Прежде чем лечь обратно в постель, он завел будильник (чего не делал уже много лет), с тем чтобы застать утром дочь прежде, чем кто-то другой проснется. Есть то, что ей необходимо выслушать.
Потом он проделал еще кое-что, чего не делал с тех пор, как был подростком. Он молил Бога о понимании и попросил простить ему тяжкие прегрешения.
* * *Он позабыл, как спокоен мир на рассвете, как сверхъестественна тишина. Ты остаешься наедине со свежими мыслями и намерением, как провести этот день. Прежние грехи не стираются, боже упаси, зато появляется надежда на искупление.
Как и ожидалось, Санди была внизу, варила крепкий кофе. Лившийся в окна бледный солнечный свет омывал ее нежными лучами, когда она двигалась по кухне. Думает ли она о случившемся с ней, когда занята делом? И бывает ли время, когда она об этом не думает вовсе?
Заметив отца, Санди налила кофе и поставила чашку на стол.
– Ты чего в такую рань поднялся?
Микки сел на свое место.
– Хотел перехватить тебя до того, как ты уйдешь. Присядь-ка на минутку. – Времени он не терял. Хотелось высказать ей все до того, как появится кто-то еще.
Она замерла, во взгляде появилась неуверенность. Потом она взяла свой кофе и села напротив отца.
– В чем дело?
– Есть пара вещей, которыми я хотел бы с тобой поделиться.
Прищурься он, едва-едва затумань свой взор – и видел бы он перед собой сидящую напротив двенадцатилетнюю девчонку. В футболке и джинсах. Лицо чистое, волосы собраны на затылке. Санди склонилась вперед и сидит, поджав под себя одну ногу: поза, к которой она привыкла еще с малолетства. Он всегда считал, что это от желания возвыситься и быть заметной в доме, полном мальчишек.
От полноты чувств он глубоко вдохнул, стремясь придать словам силу и ясность. Что бы она о нем в тот момент ни думала, нужно было, чтобы к его словам она отнеслась с доверием.
– Прежде всего я хочу тебе сказать, – начал он, – что все будет окей. – Санди кивнула, слегка повела плечами, как человек, потакающий чудачествам старика. – Я знаю, Санди, ты через многое прошла. И я тебе сочувствую.
Глаза ее увлажнились и она громко отхлебнула кофе.
Микки быстро заговорил, потому что если она начнет плакать, он так всего и не выскажет.
– Я знаю: есть вещи, которые тебя тревожат. Только мне нужно, чтобы ты верила мне, когда я говорю, что все будет окей.
– Ладно. Будем исходить из этого.
– Хорошо. А теперь есть еще кое-что, что тебе необходимо услышать. – Отец улыбнулся ей. – Ты достойна быть счастливой, Санди.
У нее задрожал подбородок, она потупила взгляд.
Микки прокашлялся.
– Я понимаю, тебе хочется сделать благо каждому. Ты такой была всегда. Только никакого блага не получится, если у тебя в душе позор и стыд. – Он покачал головой, покашливая. – Позор и стыд – они как чума. А мы, ирландцы, действуем ими как оружием и носим их как медали.
Он видел, как она морщится в смятении, пытаясь постичь смысл его слов.
– Я вот о чем говорю. Можешь быть счастлива – действуй. Если ты знаешь, чего хочешь от жизни, не жди, когда другой тебе это даст. Стремись к этому и не позволяй чему бы то ни было вставать у тебя на пути.
Что-то задвигалось у нее за спиной на заднем крыльце. За дверью стоял, размахивая руками, Кейл, рядом с ним Грааль.
– Что ж, – пробурчал Микки, – помяни дьявола, тут он и явится. – Санди поднялась, чтобы открыть дверь. – Ну, а вам-то, детки, что тут понадобилось?
– Я бы с большим удовольствием выпила чашку кофе, – бросила на ходу Грааль, склоняясь, чтобы обнять Микки сзади. Одета она была уже в форму. – Приветик, дядя Мик.
Тот похлопал ее по руке, наблюдая за тем, как Кейл подходит к Санди.
– Прости, – сказал ей Кейл. – Грааль меня разбудила и велела идти с ней.
Санди протянула ему кофе:
– Все окей.
– Шейн здесь? – спросила Грааль.
– Нет, – ответила Санди. – Он открывал паб сегодня утром.
– Денни! Джеки! – гаркнула Грааль в сторону ведущей вверх лестницы.
– Господи Иисусе! – буркнул Микки. – Ты на мать свою похожа: та тоже любила в потолок орать.
– Извините. Кстати, о матери, она ждет вас у себя дома к завтраку. Сказала, что вы обещали ей сегодня утром газон подстричь.
Он обещал? Или они просто стараются избавиться от него? Как бы то ни было, а его семье было что обсудить.
– Чего тебе? – обратился к Грааль спустившийся по лестнице Денни и направился прямо к кофейнику. На нем не было ничего, кроме наспех натянутых джинсов.
– Доброе утро, солнышко.
Почти сразу за Денни появился Джеки в майке и трениках.
Микки встал, освобождая им место. Он отступил на пару шагов и, скрестив руки на груди, какое-то время смотрел на них. Он видел, как Денни принес Джеки кофе, все еще ворча по поводу ранней побудки. Видел, как Грааль, потянувшись, потрепала лохмы Джеки, прежде чем тот успел от нее отклониться. И Кейл с Санди бок о бок на своих прежних местах – он видел, как старательно они не смотрят друг другу в глаза, но то и дело искоса бросают взгляды друг на друга.
– Ну, я пойду к Клэр, – произнес он, не обращаясь ни к кому конкретно.