Убийца великанов 2 (СИ)
Лисовин по утру подготовил лодку и перекусил, а затем приступил к сборам. Он сложил котелок, одеяло, запасную пару меховых сапог и другие необходимые вещи в заплечный мешок, и покинул пещеру.
Незамерзающая река Безольда заволакивала все вокруг холодным туманом. И пушистые обындевевшие деревья, склонились пред ней, как пред королевой. До темной воды оставалось не меньше сотни метров, когда тишину прорезал громкий треск, и на Лисовина обрушился водопад снега и крови.
А в следующее мгновение к его ногам упало растерзаное ветвями тело. Тартан в клочья, кожа в клочья, одна нога вывернута под неестественным углом. Лисовин глянул наверх и ничего необычного не заметил, только отвесную скалу и высокие заиндевевшие сосны.
— Ягодицы великана! Каким же ветром его сюда занесло?
Невнятный звук. То ли стон, то ли всхлип. Но в нем — мольба. Те, кто не раз делил ложе со смертью, узнают ее зов. Несчастный был еще жив.
Бросив вещи на землю, Лисовин вытряхнул содержимое рюкзака на снег и принялся за дело. Сначала следовало вынуть ветки из ран, все хорошенько промыть и остановить кровь. В ход пошло и одеяло, и верт. Он аж взмок от прилагаемых усилий на спасение незнакомца.
А незнакомца ли?
Только когда он сделал все, что требовалось в первую очередь, Лисовин рассмотрел лицо того, кто буквально свалился на него с неба.
— Сыч… долетался…
Начало темнеть, и снег усиливался.
Лисовин вернулся в пещеру, снял дверь с петель и привязал ее к ржавым саням, чтобы на ней перевезти раненого в пещеру.
Огонь пожирал остатки хлама, ему в пищу отправился очередной стул. Тщательно промыв все раны Филиппа кипяченой водой и вертом, Лисовин наложил тугую повязку ему на ребра, зафиксировал сломанную в нескольких местах ногу и обе руки. Затем вернулся к реке и собрал свои вещи, отыскал в мешке топорик и нарубил дров, так как больше жечь нечего. Придя назад в пещеру, Лисовин так умаялся, что сразу же заснул.
Проснулся он среди ночи от свистяще-булькающих звуков. Раненый не мог кричать или стонать, поэтому из его горла вырывалось нечто нечеловеческое. От этих жутких хрипов волосы становились дыбом и пробирал озноб. Где-то в рюкзаке Лисовин держал небольшой запас болиголова. Растопив снег, он кинул в чашку щепотку травы. Затем дождался, когда хорошо заварится, и вынес на улицу — остудить. Процедил получившийся отвар и аккуратно влил Филиппу в рот, следя за тем, чтобы тот проглатывал. Часть осталась на потом — больше нельзя, а то смерть наступит не от ран, а от отравления высокой концентрацией яда.
Филипп забылся, провалившись в крепкий сон, а Лисовин снял пропитавшиеся насквозь кровью повязки, закинул их в кипяток, обработал ссадины и царапины. Хорошо, что он всегда носит с собой в наборе отмычек пару иголок и шелковую нить. Лисовин их прокипятил, чтобы зашить самые глубокие раны и порезы. За этим занятием он размышлял, что же делать дальше.
Еды у них мало. Он предполагал, что сможет за пару дней переправиться вниз по Безольде к Бездонному озеру. А там уже выйти к прибрежной деревне. Но с раненым это будет проблематично и медленно. Скоро разразится буран, как это всегда бывает после Лисьих Плясок. Они застрянут, так что нужно подготовиться и запастись дровами впрок. Лисовин исследовал каждый уголок пещеры, обнаружив небольшую сеть. Ее использовали для поднятия грузов на Тропу Смерти, но и для рыбы сойдет.
Это было нелегко. Ничем подобным в своей жизни он еще не занимался, поэтому провозился несколько часов. Даже чуть не упал в воду. Его неимоверные старания вознаградились десятком рыбешек на половину ладони. Как только он оказался в пещере, завыл ветер.
Выл и Филипп. Он пытался двигаться, а этого делать не стоило. Лисовин вскипятил воду и заварил болиголов, наспех остудил его, кинув пригоршню снега, и влил раненому. Тот не сразу затих и перестал метаться.
Приготовление рыбы заняло больше времени, чем ее поедание. Во всяком случае со своими двумя Лисовин справился за пару мгновений. Филиппу он сварил бульон и растолок карасиков в кашицу. Остальная рыба лежала на куче снега, чтобы не испортиться, пока снаружи бушевала стихия. Чтобы выйти из укрытия, не могло идти и речи. В белой завесе невозможно разглядеть деревьев, которе находились в нескольких шагах. Там ничего не стоило потеряться в трех соснах, а снежная буря в считанные минуты забрала бы душу, оставив лишь холодное тело.
Рев на улице закончился, когда Лисовин доел завалявшиеся в кармане куртки орешки и честно поделил пополам последний сухарь. Для Филиппа он его хорошенько размочил в остатках отвара. Без обезболивающего раненому очень быстро станет худо, поэтому пришлось его крепко накрепко связать, чтобы не вздумал дергаться.
Снег прекратился. Намело так, что снегоступы еле держали на поверхности. Если бы не они, то Лисовин бы проваливался по пояс. Вышло солнце, сияя так ярко, словно чувствовало вину и извинялось за долгое отсутствие. Только этот свет лишен тепла и, отражаясь от снега, слепил даже через окуляры. Мороз щипал нос и колол щеки, проникал сквозь одежду и сжимал пальцы через толстые перчатки на меху.
Равнодушные темные воды Безольды неимоверно глубоки и важно текли несмотря на мороз. Теплые ключи не давали зиме сковать реку льдом. Но рыба после бури совсем не ловилась. Лисовин оставил тщетные попытки что-то поймать сетью у берега и спустил на воду лодку. С нее тоже не ловилось. Тогда он поставил пару силков, не особо рассчитывая на результат. Звери после бурана не стремятся сразу же покинуть безопасные убежища.
Вспорхнула птица. И Лисовин с досадой проследил за ее полетом. Затем какое-то движение на склоне привлекло его внимание. И внутри похолодело.
На его глазах снег на склоне расчертила длинная извилистая трещина. Лисовин помчался настолько быстро, насколько это возможно в снегоступах. Сердце бешено колотилось от страха и предчувствия. Ведь любой момент снежная масса готовилась сорваться вниз со склона и похоронить и пещеру, эту небольшую долину и двух человек, волей судьбы оказавшихся здесь.
Не мешкая, Лисовин закинул что попалось под руку в рюкзак и вышел. Через пяток шагов он замер, как вкопанный. Сжав кулаки и зажмурив глаза, он стоял, проклиная всех на свете.
— Да, какого великана?! Сыч, не мог ты свалиться чуть дальше? — прорычал Лисовин и кинулся обратно в пещеру. Он выволок наружу волокушу, приспособленную из двери, к которой привязал Филиппа, предварительно зафиксировав его переломы, и потащил к реке.
— Я об этом пожалею. Очень сильно пожалею, — в сердцах возмущался Лисовин и тянул тяжелую ношу. — Как же я уже жалею.
Он бережно переместил раненого на дно лодки, а затем закинул вещи. Второй раз за день Лисовин спустил лодку на воду, но в этот раз он не стал привязывать веревку к берегу. Течение подхватило их и весело понесло вперед. Они обогнули склон, оказавшись с противоположной его стороны, когда небо раскололось и вверх взметнулось белое облако. И огромная масса снега с гневным ревом понеслась к реке. Белая разрушительная сила сметала все на своем пути.
Лисовин ругался и налегал на весла, стараясь отплыть как можно дальше. Лавина достигла воды, подняв большую волну, едва не перевернувшую лодку. Вторая волна развернула их, а третья вновь чуть не опрокинула. Снег плотиной лег на реку, извлекая из своих недр все, что успел захватить по пути — деревья, камни, мусор. Довольная Безольда принимала и подхватывала его дары, рассматривала-вертела и уносила прочь.
Ствол сильно стукнул лодку по бортику, хлестнув Лисовина мокрой веткой по лицу и оставив глубокую царапину. Если бы не окуляры, он бы точно остался бы без глаза. Мелькали деревья с одного берега, тянулись отвесные скалы — на другом. Филипп промок и мерз, пришлось отдать ему второе одеяло и накрыть сверху остатками летательного костюма. От голода у Лисовина крутило внутренности. Сейчас он был бы рад даже заплесневелому сухарю. Сеть волочилась за лодкой, но ничего не попадалось, кроме палок.
Не дожидаясь вечера, Лисовин причалил, привязал лодку, оставив в ней Филиппа. Силы кончились, сказывалась усталость и голод. Ноги окоченели. Поэтому прежде чем заняться костром и поиском пропитания, он плюхнулся на мешок, расслабился и задержал дыхание. Задержка запускала механизм теплопередачи по всему телу. Кровь бежит быстрей, согревая все внутренние органы и конечности. Этому трюку его научил старый отшельник, который даже в самый мороз ходил в легкой рубашке. Лисовин не умел дышать так постоянно, ему необходимо сосредоточиться, чтобы перейти от привычного поверхностного дыхания к диафрагменному.