Измена в подарок (СИ)

В самом начале романа нас накрыло безумной волной страсти. Мы не могли оторваться и насытиться друг от другом. Всё свободное время проводили вместе, а после того как Костя сделал мне предложение, сразу же забрал меня жить к себе.
Я видела его золотым драконом, который утащил сокровище в своё логово и наконец-то счастлив. Так и было все эти шесть лет.
И я никогда. Никогда-никогда. Даже в самых страшных мыслях не представляла, что он может так со мной поступить. Что мы не просто расстанемся, а вот так грязно и некрасиво. Что он будет так больно бить меня словами после всего увиденного.
На улице уже начинает темнеть. Мастер, которого я вызывала, не пришёл и трубку не берёт. Из праздничного настроения в наличии только букет и оставшийся от похода в магазин капкейк.
  
20. В темноте
 
Вселенная однозначно меня за что-то наказывает. Кажется, будто я ей задолжала очень много, и это будет убийство с особой жестокостью.
Я потихоньку разбирала привезённые продукты и вещи, но никак не могла расслабиться. Каждый раз, услышав шорох шин проезжающего мимо автомобиля, неслась к окну, высматривая очертания белого мерседеса.
Да. Я его ждала.
Несмотря на все обстоятельства, ждала.
Боялась до дрожи и ужасалась только от одной мысли о новой встрече или разговоре, но ждала.
Как полная дура, мысленно строила диалоги, в которых он приходит извиняться, просит прощения, а я… А я даже в мыслях ничего не могу ему ответить.
Ни-че-го.
Ведь он всё тот же. Короткий ёжик волос, который очень приятно трогать, особенно сразу после стрижки. Если поцеловать в чувствительное местечко чуть ниже подбородка, его кожа покроется мурашками. Глубокий шрам за правым ухом — это он в семнадцать вступился за какую-то девушку у ночного клуба. Её парень держал куртку Кости, пока он защищал её облапанную задницу.
Самое уютное и безопасное место — у его сердца.
Когда весь мир сошёл с ума и перешёл на удалёнку, меня невероятно успокаивала только возможность в любой момент забраться к нему на колени и уткнуться куда-то в подмышку. В те дни внутренняя паника после прочтения новостей сажала все аккумуляторы до нуля. И я бежала к своему солнцу хоть немного погреться. Прислониться ухом к груди и слушать, слушать стук сердца.
Чаще всего я так и засыпала, убаюканная ровным ритмом.
Конечно, я хочу свою семью обратно.
Ведь он всё тот же? Но перед глазами всё ещё стоит картина его объятий и поцелуев с другой. Его слова-пощёчины и равнодушный взгляд. Это почему-то оказалось отдельным ударом. Он смотрел, как я плачу, корчусь от боли, и не только не утешал, ему было плевать.
Точно ли я хочу свою семью обратно? Не знаю. Не понимаю, но каждый раз, обнаруживая себя у окна, списываю эти приступы любопытства на ожидание мастера. А вовсе не жду, когда прилетит золотой дракон, который снова заберёт свою принцессу обратно в замок. От всех переживаний я не заметила, как расчесала кровавые раны на руках. Содранный слой кожи неприятно саднил при соприкосновении с тканью.
Вечер пришёл неожиданно. Красно-розовые сумерки кто-то выключил рубильником, и воцарилась темная ночь.
Делать было больше нечего. Только из дальнего уголка комнаты на меня смотрели рабочие материалы. Устроилась на диване подальше от них и коротким “Спасибо” отвечала на поздравления. Если кто-то звонил, трубку не брала. Не уверена, что смогла бы ответить, если спросили бы про Костю.
Не уверена, что смогла бы вообще внятно ответить. Горло першило, хотелось сглотнуть неприятную боль, но становилось только хуже. И голова болела всё сильнее. Стрела, пропущенная сквозь висок прямо в затылок, медленно и с наслаждением проворачивалась, причиняя ещё больше неудобств. Заболеть было бы совсем не вовремя и, заварив очередную кружку чая, я уселась за стол с последним капкейком.
Холод шёл откуда-то изнутри, и согреться не получалось.
 
Накидываю вязаный кардиган, выкручиваю обогреватель на максимум, обжигаю губы чаем, пальцы — огнём. Поджигаю праздничную свечу, погружая её в масляный крем.
Где-то в другой жизни меня ждёт чёрное шёлковое платье, сочный шоколадный торт с пьяной вишней в начинке и любящий муж.
Маленькая розовая свечка с витиеватым узором сгорела почти наполовину, капая воском на крем. Придумать желание никак не получалось. Для себя точно. В голову лезла всякая ерунда вроде мира во всём мире и отмены глобального потепления.
Как только я хочу задуть пламя с банальным “здоровья”, в глубине коридора что-то щёлкает и выключается весь свет.
За что ж ты меня так, вселенная?
  
21. Кружится
 
Сердце замерло на несколько секунд и понеслось галопом от внезапно захлестнувшей меня иррациональной тревоги. Ну кто в тридцать лет боится темноты? Я!
Единственным источником света остался только огонёчек у меня в руках, от которого и толку почти не было. Крохотная свеча догорала, нужно было действовать быстро.
Со стороны я, наверное, выглядела уморительно. Подсвечивая себе дорогу капкейком, гремела кухонными ящиками и выискивала хозяйственные свечи. Я их сегодня уже видела, но вот где именно — большой вопрос… Ах, да, в шкафчике с чаем и кофе им самое место.
В недрах этого дома обязательно должен был быть подсвечник, но зачем его искать, если есть фарфоровое блюдце? Осколки бабушкиного сервиза в красный горох. Вышло даже симпатично.
Последними вздохами пламени поджигаю большую свечу, а малышка гаснет, прогорев до конца. Всё у меня никак у людей. Даже желание ухватить за хвост не успела.
В голове шумело всё сильнее и моментами казалось, что я плыву. Расстояние до стула или дивана растянулось на километры. Покорив очередную волну, сползаю на пол.
Прислониться виском к дверце холодильника — настоящее блаженство. Металл приятно холодит кожу. Если надавить чуть сильнее, то даже кажется, что огненная пульсация утихает.
Совсем не так я мечтала отметить свои тридцать. Капкейк смотрит на меня с укором, но есть совершенно не хочется. От одного вида ядовито-зелёного крема, залитого потёками розового воска, тошнота подкатывает к горлу. Голова кружится. Мысли ускользают, не позволяя себя додумать. Хочется спать, но непонятная тревога не даёт расслабиться. Добраться бы до дивана, немного передохнуть и идти в темноту коридора искать щиток. Явно же пробки из-за обогревателя выбило.
Закрываю глаза и на секундочку отключаюсь.
Выныриваю из вязкой мути, когда слышу непонятный шум из коридора. Открыв глаза, вижу перед собой пару мужских кроссовок. С ногами в них.
Тут бы испугаться по-настоящему, это не безмолвная темнота, а вполне себе реальный и, возможно, опасный человек, но мысли растворяются в головной боли, а сверху звучит знакомый, тёплый, но обеспокоенный голос.
— Тебе плохо? — он уверенно спрашивает и присаживается на корточки.
Ну наконец-то. Очень хотелось посмотреть, кто там обладатель ног, но тяжёлая голова не позволяла.
— Угу, — тихо мычу, боясь вызвать очередную волну боли.
Прохладные пальцы касаются моего лба и нежным движением отводят волосы от лица. Они приносят мимолётное облегчение, и я тянусь за рукой как кошка, лишь бы продлить это чувство.
— Мирра, давай я уложу тебя на диван?
Сильные руки обнимают меня и качают на волнах теперь в реальности, пока голова не касается подушки на диване. Он укрывает меня пледом и собирается уйти, а я протестующе мычу, боясь снова остаться одна.
— Подожди минуту. Пойду посмотрю, что там со светом, и вернусь.
Его тело меня покидает, а в руках появляется кружка горячего чая. Отпиваю глоток, и тепло смывает часть острых осколков в горле. Я, видимо, снова проваливаюсь, но яркий свет потолочных светильников озаряет кухню и немного приводит меня в чувство.
Мы с Костей за шесть лет вместе проросли в друг друга. Знали и чувствовали. Всегда ловили настроение. Мы сплелись корнями, и будет очень сложно выкорчевать из сердца огромный кусок жизни.