История русской балерины
Моим спасением оставался Балет. Каждый день, репетируя и разучивая новые номера, я забывала о дикой травле, которой подвергалась в то время. На сцене я жила другой жизнью. И в этой другой жизни я была счастлива!
* * *До сих пор, вспоминая эти события, я не могу освободиться от чувства отвращения и презрения. С легкой руки директора Большого театра мой рост и вес стал одной из любимых тем, обсуждаемых в прессе и на всех каналах телевидения. Кто только ни изощрялся по этому поводу. Хочу отдать должное зарубежным журналистам, которые не приняли на веру комментарии Иксанова. Мой телефон разрывался от их звонков с просьбами об интервью. Однажды мне позвонили журналисты из «Нью-Йорк Таймс» и попросили о встрече, желательно где-нибудь в малолюдном кафе. Я назначила встречу в ближайшем от дома маленьком ресторане. Каково же было мое удивление, когда я увидела, что эти журналисты ждут меня с рулеткой и напольными весами. Возмущенная такой бестактностью, я хотела немедленно уйти. Я просто опешила:
– Что это вы задумали?!
– Нам надо вас измерить! – безапелляционно заявил один из них.
– Да вы что, с ума сошли?! Это верх бестактности! Почему меня надо измерять прилюдно в общественном месте!
– Если мы это сделаем сейчас при свидетелях, а потом опубликуем результаты в нашей газете, в информации никто не усомнится, и вы будете реабилитированы. Мы просто хотим разобраться в ситуации. Мы видели вас в «Лебедином озере», «Баядерке», «Дон-Кихоте», вы были в прекрасной форме. Как можно вырасти сразу на десять сантиметров и поправиться на двенадцать килограммов?!
Эти доводы убедили меня. По данным «Нью-Йорк Таймс» мой рост оказался метр шестьдесят восемь. Что касается веса, то он не превысил пятидесяти килограммов. Эти данные считаются очень хорошими для современной балерины. В том же Большом театре есть сколько угодно артисток балета намного выше меня ростом.
Честно говоря, после зарубежных публикаций мне действительно стало жить намного легче. Я ощутила, что в противовес тем людям, которые охотно распространяли обо мне сплетни и лживую информацию, есть не меньшее количество тех, кто готов оказать поддержку, да и просто проявить обыкновенное человеческое сочувствие.
Я благодарна всем иностранным изданиям, которые напечатали правду обо мне и тем самым поддержали меня в глазах своих читателей. Я знаю, что у многих людей и в нашей стране, и за рубежом моя судьба вызывала искреннее сочувствие. Японские тележурналисты, следившие за моим творчеством с первых моих шагов на сцене, и в этой ситуации оказались первыми, кто позвонил и поддержал меня. Олег Михайлович Виноградов рассказывал мне, что, в какой бы части света он ни появлялся со своей труппой, везде его спрашивали о судьбе балерины Волочковой. Помню, что ребята моей труппы, вернувшись с гастролей из Японии, рассказывали, как токийский таксист, распознав в них танцовщиков из России, спросил: «Вы не знаете, как обстоят дела у Анастасии Волочковой?»
Весь мир увидел, что, если бы у руководства Большого театра была действительно хоть одна реальная причина для моего увольнения, они бы ею воспользовались ранее. И им не пришлось бы опускаться до откровенной лжи, подтасовки фактов и действий, граничащих с уголовщиной.
Самое страшное для меня – то, что меня попытались замариновать в профессиональном бездействии, «перекрыть кислород» как постоянно танцующей на сцене балерине. Я щедрыми горстями получала отказы от руководителей театральных сценических площадок по всей стране. Тогда мы с мамой придумали способ преодолеть многочисленные отказы: мы стали проводить благотворительные концерты, никто не мог найти причину для отказа, и я могла танцевать. Мало кто мог отказать в проведении благотворительного концерта для детей. Морально это здорово выручило меня в тот период. Хотя и здесь не обходилось без эксцессов.
* * *Мне важно было как-то ответить на все нелепые обвинения в мой адрес – от приписываемых мне невероятных веса и размеров до нежелания работать со мной моих партнеров и вообще артистов, и к тому же упреков в том, что я не классическая балерина… Таким ответом могла стать большая концертная шоу-программа, чтобы мой зритель мог составить собственное впечатление о моем творчестве и профессиональных возможностях. Была осень, о свободной дате в концертных залах даже мечтать не приходилось. И как всегда, слыша слова: «Это невозможно, нереально», – я понимала: только не для меня! Так случилось и в этот раз: один эстрадный исполнитель отказался от двух дат в Кремле. В течение месяца мне предстояло подготовить новую масштабную концертную программу со множеством декораций и спецэффектов.
Эти концерты в Кремле были чрезвычайно важны для меня. Я хотела, чтобы как можно больше зрителей увидели меня на сцене, потому что ангажированная пресса продолжала распространять обо мне заведомую клевету и ложь.
Либретто спектакля «Лестница в небо» написал хореограф Эдвальд Смирнов, включив в него сюжеты и персонажи, в которых легко угадывались конкретные люди и события, переживаемые мною в данное время.
Спектакль получился масштабным, в нем было занято множество актерских коллективов, около семидесяти артистов. По всеобщему признанию, большим достоинством спектакля «Лестница в небо» была та легкая ирония и замечательный юмор, с которым разыгрывался сюжет. Зрители это отметили и оценили.
Для меня было важно, чтобы зрители увидели меня танцующую и классику, и современные номера.
Мне предстояло станцевать полностью «Белый акт» из классического балета «Лебединое озеро» и еще десять хореографических композиций. Притом в спектакле были заняты четыре партнера, с каждым из которых у меня сложился отличный дуэт. Зрители могли убедиться, насколько легко мы выполняем все, даже самые высокие поддержки. Я благодарна этим людям, которые, несмотря на все угрозы, продолжали танцевать со мной, и в этом я вижу их настоящее благородство, актерскую солидарность и дружескую поддержку.
Огромное наслаждение я получила, работая с французским хореографом, бывшим солистом «Гранд-опера» Полом Чалмером. Он поставил мне номер «Я ни о чем не жалею» на музыку трех песен Эдит Пиаф. Эту тему и эту музыку я выбрала сама. У Пола Чалмера первоначально были совсем другие планы. Я договаривалась с Полом о нашей совместной работе еще весной 2003 года. Приехав осенью в Москву, он, по его словам, боялся встречи со мной. Пол был уверен, что та жестокая клеветническая кампания, которую направили против меня, неизбежно должна была сломать и раздавить любого, даже самого сильного человека. Он думал, что сначала ему придется выводить меня из этого состояния, то есть оказывать психологическую помощь. И как же он был поражен, увидев, что я полна энергии и желания немедленно начать работать. Пол признался, что музыка, которую он привез, совсем не подходит для такой сильной духом женщины, какой я оказалась. Услышав мое предложение использовать песни Пиаф, Пол согласился, сказав: «Это именно то, что сейчас тебе надо». Так был создан триптих «Я ни о чем не жалею». Этот жизнеутверждающий номер я почти всегда включаю в свою концертную программу.
Нужно сказать, что оба дня многотысячный зал Кремлевского дворца был заполнен. Но какое мощное и безобразное по своим методам сопротивление на каждом шагу пришлось преодолевать организаторам концертов!
Положение с продажей билетов прояснил звонок нашего доброго и заботливого друга Марии Борисовны Мульяш. Она предупредила нас об организованном кем-то саботаже в билетных кассах: продажа билетов на Волочкову грозила кассирам увольнением. В это невозможно было поверить, ведь в Москве несколько сотен театральных касс! Но, объехав город, мой директор убедился, что билеты на Волочкову во многих кассах действительно не продают. Делается это уже отработанным способом: если человек просил первые ряды партера, то ему отвечали, что у них остались только самые дешевые места; и наоборот, человеку, просившему билеты на галерку, отвечали, что у них остались только самые дорогие билеты в партере.