История русской балерины
И точно в подтверждение неоспоримого закона моей жизни – чем труднее, тем успешнее – после спектакля была замечательная пресса. Надо сказать, что накануне этот спектакль с большим успехом станцевала Нина Ананиашвили. Но, тем не менее, разбирая оба выступления (Нины и мое) и восхищаясь выступлением Ананиашвили, критики отдали предпочтение моей Раймонде. В газете «The Independent» было написано: «…Ее танец – пение через пространство. Она танцует всем своим телом, будучи сверхъестественно чуткой к стилю и оттенкам Петипа и Глазунова, она стремится к законченности каждого соло. Она воздушно-грациозна в своем танце пиццикато, музыка ее танца – как отшлифованный драгоценный камень» (Надин Мейзнер, 23 июня 1999 года).
Прочитав этот отзыв, моя мама страшно испугалась, и, как оказалось, не зря. Как я уже говорила, успех – это то, что не прощают коллеги по театру. На следующий день, когда мы с мамой оказались у «доски объявлений», где обычно вывешивали всю газетную критику, мы обнаружили рядом мужа Нины Гедевановны – Гию. Он стоял в кругу артистов и кричал, что «гнать надо эту выскочку Волочкову из Большого театра». Это было настолько дико, что я совершенно растерялась и в панике убежала прочь от злополучного места. Мне казалось, если Гия сейчас заметит нас и посмотрит мне в глаза, я умру от стыда за него. Что бы он почувствовал? Не знаю. Может, смутился бы… Хотя, вспоминая теперь ту ситуацию, нет, думаю, не смутился бы, наоборот, сделал вид, что так и надо.
Так началось «выдавливание» меня из Большого. Вскоре убрали из театра и самого Владимира Васильева. Его увольнение было обставлено особенно подло и низко.
В этом, кстати, состоит огромное отличие Москвы от Петербурга, Большого от Мариинского театра. В моем родном и любимом городе могли судачить за глаза или же в глаза ругать и критиковать, но всегда в безупречно вежливой манере. В Москве же я была потрясена той ошеломляющей простотой, с которой люди могли подойти за кулисы, встать рядом и громко вещать разнообразные гадости, причем делая вид, что тебя рядом вовсе и нет. Я очень долго вышибала из себя наивность вопросов, возникающих у меня в таких ситуациях.
Разве так сложно поставить себя на место другого человека, того, о ком собираешься сказать что-то неприятное или по отношению к которому совершить дурной поступок? Я ведь в большинстве случаев стараюсь останавливать себя, даже если испытываю очень сильное негативное чувство. И поверьте, святой себя не считаю. Просто если есть возможность быть лучше себя, почему ее не использовать? И почему обязательно надо искать виноватых вокруг? В таких случаях я смотрю в зеркало и другим советую иногда поглядывать на свое отражение.
К счастью, теперь я уже знаю ответ на вопрос: «Почему Волочкову надо непременно откуда-то гнать?» Потому что ей больше всех надо. Да, признаю, мне надо больше всех. Работы больше всех, спектаклей больше всех, концертов больше всех. Больше всех и лучше всех! Я так устроена. Я рыдала, когда прочла строки из дневника Мариса Лиепы: «Бесперспективность – это, наверное, самое страшное в жизни… Для чего ждать, жить, быть? Вот и убиваю себя, чтобы все во мне омертвело… Самое страшное в этом – не умереть, а понятие „не жить“. Не жить – это страшно… О, сколько времени я уже так живу в Большом театре…»
Когда не крайний, не самый, не лучший – это и есть для меня «не жить».
Не танцевать – не жить.
Мое неожиданное чудесное возвращение в театр по требованию Юрия Григоровича состоялось уже в отсутствие Владимира Васильева.
Ранее я рассказывала о создании Григоровичем новой редакции «Лебединого озера», где мне была доверена роль Одетты-Одиллии. В этот же период (второе пришествие Григоровича в Большой театр) мне посчастливилось станцевать еще одну его премьеру – «Раймонду».
Юрий Николаевич в своей новой версии балета очень бережно отнесся к наследию Петипа, при этом он сумел вдохнуть свежую жизненную силу в ткань балета. В его редакции глубже стала связь хореографии, музыки и сюжета. Спектакль стал более компактным и цельным. Его сюжетные линии приобрели четкость и новую выразительность.
* * *Вверсии балета «Раймонда» Константина Михайловича Сергеева, той, которую я танцевала в Мариинском театре, все, что происходит по сюжету, – и появление Абдерахмана, и его поединок с Жаном де Бриенном, – Раймонде только снится. Пришедшие на праздник друзья играют ей на лютне в саду, и она блаженно засыпает под их напевную музыку. Как всегда, проводя параллели между моим творчеством и моей личной жизнью, мне снова кажется, что Раймонда – это про меня. Изначально я воспринимала моего мужа Игоря Вдовина в образе сарацинского шейха, который постепенно превращается в настоящего рыцаря.
Игорь удивительно корректно и внимательно ухаживал за мной. Он всегда показывал, что моя жизнь со всем ее безумным багажом его искренне интересует, что он готов участвовать в ней. Не терпеть, а именно участвовать и поддерживать меня во всех начинаниях. Причем это проявлялось в мелочах. Но ведь вся наша жизнь и состоит из мелочей.
Игорь совершенно неповторимо дарил мне цветы. Конечно, мне и другие мужчины дарили роскошные и фантастически дорогие букеты. Но с Игорем я осознала, что ранее это была скорее демонстрация красоты их «павлиньих перьев». Игорь всегда составлял букеты сам. Причем необязательно это были «охапки», порой он дарил маленькие изысканные букетики. Главное, что меня всегда удивляло, – разнообразие и оригинальность выбранных им композиций. Где бы я ни танцевала, будь то Канада, Норвегия, Франция, города России от Дальнего Востока до Кавказа, в каждом городе после концерта я получала от него какой-нибудь неординарный букет. Если попытаться представить все подаренные им цветы, то получится целое цветочное море.
Однажды в Норвегии я умудрилась за сутки станцевать три спектакля «Лебединое озеро» – вечер– утро—вечер. И после каждого из спектаклей Игорь подарил мне по букету – из красных, белых и желтых роз. А на гастролях в Петербурге, когда я танцевала «Лебединое озеро» в Мариинском театре, после каждого акта мне были преподнесены определенные композиции. После «белого» акта – белое перо с прикрепленными к нему цветками, после «черного» – черные перья над стеблем цветка.
Во время нашей совместной жизни с Игорем у нас возникли очень добрые и милые традиции. Каждый месяц второго числа мы отмечали день нашего знакомства, причем по-разному: это мог быть торжественный вечер в ресторане или посещение спектакля или концерта. Еще у нас образовалась традиция писать друг другу открытки, особенно на время поездок. Я постоянно находила их в своем багаже, уезжая на гастроли. Также и Игорь, отправляясь куда-либо по делам, всегда находил в своем чемоданчике мою открытку с какими-то добрыми словами.
Я никогда не забуду день нашей свадьбы. Я мечтала о нем еще будучи маленькой, в возрасте шестисеми лет. Я представляла свою свадьбу совершенной и сказочной – самой роскошной, самой красивой, с лучшими свадебными платьями. (Уже тогда я думала, что у меня будет не одно платье, а несколько.) И вот когда это событие случилось наяву, а торжество состоялось в мистический день – 07.07.07, мой муж Игорь подарил мне праздник гораздо более чудесный, чем я могла представить в своих самых смелых детских фантазиях!
Было все, в том числе и самые красивые наряды. Я сменила за свадьбу несколько платьев: белое, украшенное жемчугом и другими драгоценными камнями, «царское» жемчужно-кремовое, названное так за то, что на нем блистало полмиллиона камней Сваровски, изумительной красоты розовое с белым и, конечно, платье моего любимого фисташкового цвета. Все – со шлейфами.
К гостям я прилетела на воздушном шаре. Сама идея принадлежала мне – очень хотелось появиться перед гостями как-нибудь неожиданно и необыкновенно. И тогда Игорь сделал все возможное, чтобы воплотить мою идею. Был изготовлен специальный воздушный шар белого цвета, украшенный золотыми лентами, к нему привязали качельки, на которых я и должна была «спуститься с неба». Причем накануне мы проводили репетицию «прилета», ведь качельки были без страховки. И как только меня в этот шар попытались усадить, поднялся страшный ветер и полил дождь. Шар начало мотать так, что двенадцать человек не могли удержать его на одном месте. Тогда Игорь сказал, что шар отменяется, моя жизнь ему дороже. Но в день свадьбы погода наладилась, и мне захотелось рискнуть. И, по-моему, не зря: мое праздничное оригинальное появление задало прекрасный высокий и романтический тон всему торжеству.