Моя Святая Земля (СИ)
Благой король, который есть. Дракон не может остаться у человека в долгу. Если тот, что выпустил Гельринга из клетки, впрямь существует, дракон найдёт его и предложит всё, что человек пожелает.
За свободу полагается благодарность.
А дальше… дальше всё зависит от человека.
* * *Эральд спал, и по его лицу текли капли пота, а само лицо было сосредоточенным и напряжённым, почти болезненно. Сэдрику страшно хотелось расстегнуть куртку своего государя, чтобы тому было полегче дышать, но он боялся даже шевельнуться неловко, чтобы не разбудить Эральда и не испортить всю его работу.
Лео понял, поднес ледяную ладонь к королевскому лбу. Эральд вздохнул чуть легче.
— У него — жар? — спросил Лео неслышно, одним движением губ.
Сэдрик мотнул головой.
— У него — дракон, — ответил он так же беззвучно. — Не мешай.
Это была магия высокого порядка, магия, о которой Сэдрик даже не слыхал. Благой государь меняет явь во сне — об этом не говорилось и в легендах. Правда, когда-то Зельда рассказывала Сэдрику, что истинный белый воин может явить себя во сне, донести весть, если пожелает, но «благословить» или «предупредить» и «выпустить из клетки дракона» — это, всё-таки, очень разные вещи.
Эральд улыбнулся во сне и шевельнул губами.
«Лети».
«Пожалуйста, лети».
Сэдрик выдохнул: гора с плеч. Эральд мотнул головой, потянулся и открыл глаза. Улыбнулся уже наяву.
— Ты сделал? — потрясённо и, скорее, утвердительно, чем вопросительно сказал Сэдрик.
— Он сделал, — кивнул Эральд с мечтательной миной и сел. — Какой красавец… особенно, когда летит… серебряный… не знаю. Не знаю, как это описать. Хотел сказать «птеродактиль», но никакой он не птеродактиль, на самом-то деле. Чудо он серебряное, особенно в драконьем виде. Но и в человечьем — тоже серебряное. Недоверчивое, злое и заносчивое, — и снова улыбнулся. — Замечательный.
— Вы видели дракона, государь? — спросил Лео. — Он совсем юн? Птенец?
— Да не то, чтобы. Примерно нашего возраста… молодой, конечно. Недружелюбный.
— Брось, — возразил Сэдрик. — Он же не попытался тебя убить? Нет? Ну, вот, значит, дружелюбный. Он же дракон, а не птичка Божья… Но ты вот что мне объясни: как же ты во сне ухитрился его выпустить наяву? Никто во сне замок наяву не отопрёт. Что это за магия такая, а?
— Я и не выпускал, — Эральд задумался и размышлял с полминуты, видимо, прикидывая, как объяснить такую невероятную вещь. — Он сам вырвался, — продолжил король после долгой паузы. — Понимаешь, Сэдрик, он летел во сне, как люди ходят во сне. Если я что и сделал, так это не дал ему проснуться раньше времени.
— Ни беса не пойму, чтоб мне сгореть!
— Мне показалось, — медленно, обдумывая каждое слово, проговорил Эральд, — что эти знаки, запирающие огонь, влияют, скорее, на волю и разум драконов, чем на их тела. А дракон спал, он раскрылся — и я его убедил, что его душа свободна. Что её ничто не держит. И от его клетки тут же одни головешки остались.
— Так ты не шутил, когда сказал, что он сам⁈ — поразился Сэдрик.
Эральд кивнул.
— Знаешь, я уверен, что теперь этого дракона будет вообще не запереть, — сказал он с удовольствием. — Нельзя запереть душу того, кто осознал себя совершенно свободным… Они его взяли врасплох, ребята. Подстрелили из этого… из мушкета, да? Видимо, от боли он отключился… потерял сознание… и в этот момент его и заперли. Он был одинок, его мучили, он не знал, что делать… ну и тут я. Больше всего старался… ну, это… исцелить наложением рук. Не исцелил, конечно — рана воспалилась, гноится, такое за минуту не вылечишь — но, кажется, ему стало немного легче. Или он сам себе внушил, что стало легче. Что хватит сил. Почувствовал себя свободным — и давай всё поливать напалмом! У них там была пожарная тревога в полный рост, — Эральд рассмеялся и вдруг посерьёзнел. — Дракон обещал меня найти, — сказал он неожиданно рассеянно, поднимая на Сэдрика глаза. — Наверное, найдёт. Есть ещё одна вещь.
— Так, — нахмурился Сэдрик. — В чём дело?
— Когда дракон взлетел, — смущённо сказал король, — я подумал, что Алвин, наверное, тоже спит. Он правда спал, но его почти сразу же разбудили вопли про пожар. Хорошо получилось.
— Ты заглянул в его сон, ага, — даже возмущаться было бесполезно. — Сумасшедший. Ты хоть понял…
Эральд вздохнул, потёр лоб.
— Конечно, понял. Я понял даже больше, чем рассчитывал. Я его не увидел, Сэдрик, — и Эральда передёрнуло с головы до ног. — Просто всасывающая пустота, вот что это такое. Ворота. Выход. Через эту дыру в наш мир ползёт всякая дрянь, но хуже того — через неё же туда, вниз, в ад, от нас всё утекает. Святая Земля — колония, если можно так сказать.
— Ада.
— Ада. То, что Алвин втягивает в себя, попадает туда, вниз, в нём не задерживается. Ему нечем задерживать — и он вечно голоден. И если мы не остановим этот кошмар, ад будет тянуть из нашего мира, пока Алвин не умрёт.
Сэдрик сжал кулак.
— Я понял. Кончать с ним. Отправить его в его любимую преисподнюю. Лео, ты как?
— Я готов нарушить Кодекс ради Святой Земли, — сказал Лео решительно.
Но тут Эральд вдруг нахмурился и покачал головой.
— Нет.
— Что «нет»? — поразился Сэдрик.
— Почему⁈ — почти в один голос с ним воскликнул Лео.
— Нет, нельзя убивать Алвина, — медленно и твёрдо сказал Эральд. — Он не виноват, понимаете? Его отдали аду, его душу отдали, не спросив согласия, его обокрали до нитки — собственный отец. Как мы можем его убить? Я уже сто раз пожалел, что сунулся в его сон. Ему было больно, кажется — во всяком случае, я так почувствовал…
Сэдрик улыбнулся, тронул короля за руку:
— Замучился, да, государь? Заговариваешься? Вторую ночь во сне не спишь, а возишься с нечистью-нежитью… не дёргайся, отдохнёшь и обсудим. Вовсе не обязательно, чтобы ты сам…
— Сэдрик, — перебил Эральд, — послушай внимательно. Нельзя убивать Алвина. Вообще нельзя. Ни мне, ни тебе, никому. Во-первых, это подло. А во-вторых, будет хуже.
— Да почему, прах побери⁈ Он же — тварь, вообще не человек!
— Не знаю, — Эральд взглянул устало и, пожалуй, виновато. — Не злись, пожалуйста. Просто послушай. Алвина убивать нельзя, скажи об этом вампирам. Это приказ. Мой. Короля.
— Просто приказ?
— Сэдрик, — вздохнул Эральд, — ну, подумай сам. Допустим, мы убили Алвина. Отомстили, да? Наказали. Его. За то, что его обокрали и подставили, за то, что он — марионетка ада, мы наказали его, если смерть — это вообще наказание. А дальше-то что? Что это изменит? Как быть с Марбеллом? С канцлером, который наверняка что-то имеет с этой кошмарной налоговой системы? С монахами? С разбойниками? С тем подонком, который поджёг мельницу? С солдатами, которые крестьянку изнасиловали и убили, а потом её мужа повесили? С ними что делать?
Сэдрик не стал спорить. Всё верно.
— Ад — во всех, — тихо сказал Лео. — Или почти во всех.
— Вот именно! — с жаром подхватил Эральд. — Вы правы, Лео. Но мы должны за все преступления казнить именно Алвина, который, будем уж честны, виноват меньше всех, потому что себе не принадлежит? Ведь другие-то — с душами, отвечают за себя, их ведёт не ад, а собственная жестокость, жадность, подлость… По сути, главный виновник — Бриан, но ему уже прилетело и так, он уже давно всё искупил, страшно перемучился — нам не тягаться с адом, который карает по-настоящему жестоко. Вот и выходит, что нет смысла мстить одному какому-то Абсолютному Врагу. Вообще — нет смысла мстить. Надо лечить, чинить, штопать дыры, которые ад прогрыз… И дыру в моём несчастном брате — тоже. Да что там! Ребята, как было бы круто, как здорово, если бы на Святой Земле всё было устроено по типу дурной книжки, где стоит белому рыцарю убить тёмного властелина, как чары немедленно развеиваются, а по всей стране расцветают гладиолусы и настаёт любовь и благорастворение воздухов! Жаль, так бывает только в сказках, плохих к тому же.
В колыбельке хныкнул младенец — и его мать всхрапнула и застонала на печи.