Черный Волк, Белый Ворон (СИ)

Девушка ощутила, с какой силой бьётся сердце в её груди, как легкие, переполненные воздухом, давят на рёбра. Она постаралась выдохнуть, немного успокоиться, но выходило плохо. Пересеклась взглядами с Радамирой и не выдержала.
— Бабушка… — жалобно всхлипнула она и бросилась к ней в объятия. Прижалась к себе, припала к груди. Рада была немного выше неё.
Веда жалась к ней, словно вновь стала маленькой девочкой, которая впервые встретила водяного у реки и испугалась его выпученных глаз. Она растеряла всё своё мужество вместе с уверенностью; сейчас ей хотелось вновь быть той, кого защищает и обучает Радамира. И бабушка не стала ей в этом отказывать, приобняла за плечи, заботливо погладила спину, немного распутала пальцами влажные волосы. Она терпеливо ждала, когда её внучка победит воспоминания и возьмет верх над чувствами.
— Полно тебе, Веда. Вечность оплакивать мертвых — не давать им покоя здесь, — усмехнулась Рада, продолжая успокоительно гладить девичью спину.
— Буду оплакивать, сколько хочу, — шмыгнула носом девушка, но все же выпрямилась и обтерла щеки резким движением ладони. Она посмотрела на бабушку уже без прежней дрожи и скорби. Сейчас у них есть время и возможность поговорить. У Веды было много вопросов, но что-то ей подсказывало, что на все из них Радамира и не подумает отвечать. — Что происходит? Почему я здесь?
Рада недовольно скривилась, понимая, что все её опасения подтвердились, Веда забыла практически всё, когда ушла. Значит, придётся ей напомнить.
— А ты как думаешь, Ведеслава? Решила, что сможешь явиться сюда спустя столько лет, и Лес примет тебя, обрадуется? — нравоучительно поинтересовалась женщина. — Он обижен, что ты бросила его, хочет наказать тебя за это. Но больше он хочет, чтобы ты вспомнила всё, что связано с ним. Вспомнила себя.
Веда удивленно округлила глаза. Она ничего не забывала, она помнила все, чем занимались они с бабушкой, помнила каждую прогулку в этом лесу. Или ей только так казалось. Вдруг и правда что-то стерлось из ее памяти в тот день, когда она сбежала. А может, это произошло немного раньше, когда по лесу разносился крик, полный ненависти и скорби.
Удивление в миг сменилось на ярость и злость. Лес обижен, а она зла. До гневного дыхания и крепко сжатых кулаков.
— И что было бы, останься я здесь? Он защитил бы меня? — прохрипела Веда, глядя на бабушку. — Защитил бы, как защитил тебя, да?
Это был подлый удар, но Радамира выдержала его и даже бровью не повела. Продолжила смотреть на внучку серьезными глазами, думая о чем-то своем. Тяжело выдохнула.
— Мы не будем обсуждать мою смерть, — отрезала она, вызывая у Веды еще больший гнев.
— Не будем? Он ходил к нам, он ел за нашим столом, а потом, потом… — травница стала задыхаться, шрам на спине обожгло болью. Она практически завыла, но смогла сдержаться.
— Хватит. Я помню, что случилось. Ты, как выяснилось, тоже это не забыла, — вновь заговорила Рада, и боль отступила от девушки. Она согнулась пополам, стараясь отдышаться, чтобы продолжить разговор, но Радамира ее опередила. — Лес тоже был слеп, как и я. Нас одурачили, за что я поплатилась. Останься ты, не поддайся эмоциям, Лес рассказал бы тебе то, чего не успела рассказать я.
— Так расскажи сейчас, — взмолилась Веда, не понимая хмурого вида Рады. Вот они, стоят лицом к лицу, разговаривают. Почему же бабушка упрекает ее, когда они могут прямо сейчас наверстать упущенное.
— Я больше не в праве, — она печально повела плечами, но взгляд остался таким же строгим. — Может быть позже. Когда ты все вспомнишь и примешь то, что когда-то оттолкнула.
Веда не поняла, что имеет в виду бабушка. Почему она не может, кто ей запретил? Но продолжать спор не стала. Знала, что теперь это бессмысленно, Радамира уже рассказала ей все, что хотела или могла. Травница кивнула, и женщина подтолкнула ее вперед.
Они молча шагали по лесу, словно просто прогуливались. Рада шла чуть впереди, изредка оглядываясь на свою внучку. Та смотрела то себе под ноги, то на покачивающуюся спину бабушки.
 
— Кто такой Влад, Веда? — с улыбкой спросила Радамира, останавливаясь перед двумя деревьями, образовывающими арку. — Уж больно сильно ты его защищала.
— Я думала, что отсюда можно наблюдать за всеми, и ты уже все знаешь, — буркнула травница. Почему-то обсуждать Владислава с бабушкой было неловко.
— Если бы знала, не спрашивала. И нет, отсюда ничего не видно. Рассказывай, Ведеслава, порадуй бабушку, — легко настаивала Радамира, но все же девушка чувствовала, что увильнуть у нее не выйдет. Они не сдвинутся с места, пока она не заговорит.
Веда насупилась и села на траву, поджав под себя ноги. Но всё же через несколько мгновений заговорила, стараясь не встречаться с бабушкой глазами. Ковыряла пальцами землю, рисуя всякие узоры.
Сказала про их цель, только опустила истинную причину, почему пошла с Владом, но ей показалось, что Радамира и так всё поняла. Ее взгляд стал жестче, лицо помрачнело. Но прерывать внучку она не стала, позволяя ей вести рассказ. Про Милу, про разбойников, про Ивана Молотова, пустующие деревушки, тех, кто напал на них в лесу. Щеки пылали огнем, но она рассказала и про поцелуй, пряча лицо в коленях, чтобы не видеть бабушку.
— Охотник, Ведеслава. Белый Ворон, — как бы издеваясь, уточнила Радамира, скрещивая руки на груди.
— Да… Но Влад, он… он помогал мне много раз… он, — Веда начала несвойственно для себя мямлить, боясь получить осуждение со стороны той, кого так любила.
— Перестань, девочка. Ты же знаешь, как я не люблю оправдания, — отмахнулась женщина и присела рядом с травницей. Девушка повернулась к ней и подняла глаза. — Ты взрослая, ты живешь одна и прекрасно справляешься, если твой рассказ действительно правдив. Ты умеешь видеть людей, всегда умела. И если считаешь, что охотник… Влад, достойный выбор, пусть будет так. Но не стоит рассказывать ему все, ты поняла меня?
— Мне о нем известно намного больше, чем ему обо мне, — качнув головой, сказала травница.
— И пусть так оно и будет, — кивнула Радамира, легко поднимаясь на ноги. — Идем, воспоминания ждут нас.
* * *
Младенец лежал в маленькой люльке неподвижно. Надо было приглядеться, чтобы заметить, что он дышит, что все еще желает жить. Рядом с ним слабая, исхудавшая женщина куталась в плотное одеяло. Под прежде яркими зелеными глазами залегли темные синяки, кожа посерела и будто истончилась.
Она с любовью смотрела на ребенка, иногда качала люльку, баюкая его. Но он и без этого просыпаться пока не собирается. В доме прохладно, муж и отец пошел наколоть дров, чтобы вновь затопить печь и согреть свою семью.
Зима в этом году выдалась холодная. Снега навалило еще в ноябре, и с каждым днем его становилось все больше. Морозы терзали жителей Замковья и этой деревни. Благо дров и еды было запасено достаточно, пережить холода возможно.
Ребенку несколько дней отроду, но нет ни криков, ни слез. Бабки и лекарь, что принимали роды и вовсе качали головами, думая, что и несколько часов девочка не протянет. Но пока все было хорошо, ела она исправно, спала много, под присмотром ослабшей матери.
— Моя Веда… — женщина поправила одеяльце, сильнее кутая свою дочку, чтобы та ненароком не простудилась, а сама закашлялась. Роды дались ей тяжело, все тело болело и ныло, она думала, что вообще не сможет разродиться, но боролась ради ребенка.
Травница стояла в темном углу рядом с Радамирой, совершенно не понимая, что они здесь делают. Пока измученная женщина не произнесла в слух ее имя, она думала, что бабушка привела ее поглазеть на обычного ребенка и его мать.
Сейчас же ее сердце тревожно стучало в груди, пока она разглядывала женщину, подарившую ей жизнь. Отец всегда говорил ей, что ее глаза напоминают ему глаза его жены, но только потом завывал и напивался до потери сознания. У женщины и правда были красивые глаза, только уж больно тусклые, теряющие свой цвет с каждым минувшим мгновением. Волосы Ведеславе тоже достались от матери, темные и густые. Девушка будто смотрела на свою копию, но только уставшую и разбитую.