Эпоха перемен (СИ)

Я вдруг почувствовал, что проголодался, хотя до обеда было ещё порядком времени. Однако останавливаться не стал: сначала дела.
Мне повезло. В «Армадилло» нашлись подходящие чёрные модели моего размера, сразу и «Гриндерсов» и «Мартинсов». У первых была более толстая, агрессивно выглядящая подошва, но при этом на ноге сидели они отлично. Вторые имели менее вызывающий вид, к тому же, были легче.
Немного поколебавшись, я решил остановиться на «Мартинсах». Фирменную коробку я, к удивлению продавца, оставил тут же, попросив какой-нибудь пакет. К счастью, пакеты нашлись — чёрные, непрозрачные, с контурным изображением какой-то тётки в широкополой шляпе. В один я запихнул ботинки, сверху накрыл другим.
До «Лубянки» я дошёл пешком. По дороге глазел по сторонам, удивляясь, насколько сильно всё-таки изменился центр. Я уже начал забывать, что такое узкие тротуары с растрескавшимся асфальтом да обшарпанные фасады исторических зданий. Удивительно, но в этих переулках у самого Кремля, как мне показалось, жил дух старого Питера.
Я вышел на «Комсомольской» и направился мимо ларьков со всякой китайской всячиной в сторону перехода под Ленинградским вокзалом. Вроде бы там должна быть камера хранения.
Перед входом по привычке начал шарить по карманам в поисках мобильника и ключей, и только потом сообразил, что тут даже магнитных рамок нет. Народ просто свободно входит в помещение вокзала, безо всякого контроля.
Тут мне вспомнилось, после каких событий эти рамки появятся и стало как-то грустно… успею ли я изменить что-то достаточно быстро, чтобы предотвратить хотя бы часть терактов? Однако я тут же посоветовал себе быть реалистом: скорее всего, нет. А любая попытка сообщить органам время и место будущего события вполне может закончится плачевно для меня, на этот счёт у меня иллюзий не было. Значит, нужно быть морально готовым.
Автоматических камер хранения в то время не было. Старые, ещё советских времён, сломались, а новых пока не поставили. Поэтому камера хранения представляла собой помещение, которое обслуживали кладовщики. Сдаёшь им багаж — взамен получаешь бирку и квитанцию. Сумки и чемоданы хранились на пронумерованных стеллажах.
При использовании таких камер хранения нужно было помнить об одном важном нюансе: они периодически закрывались на перерыв. Поэтому, планируя своё время, надо было ориентироваться на расписание, которое висело на одной из створок окна приёма.
Оставив вещи, я снова направился к метро. По дороге остановился у ларьков, чтобы купить воды. Тут случился неприятный сюрприз: из чистой воды продавались только мерзкие фильтрованные «Аква Минерале» да «БонАква». Однако же, делать было нечего — пришлось брать их.
До «Черкизовской» по красной ветке удобно добираться: всего-то четыре остановки.
Возле выхода из метро висели рекламные плакаты матча, который должен пройти на стадионе «Локомотив»: «Спартак» встречался с каким-то «Сикельборгом» одиннадцатого сентября.
Сам «Черкизон» был меньше, чем я помнил, что, наверно, не удивительно: в предыдущий раз я был здесь в две тысячи шестом. Некоторых торговых рядов и целых блоков ещё не было. Да и ассортимент сильно отличался.
Я пошёл между контейнерами, глядя наверх, где между рядами кое-где висели таблички с надписями и указателями на китайском. Окрики продавцов я игнорировал.
Пришлось побродить минут тридцать прежде, чем я нашёл то, что мне нужно: стрелка с надписью: «Столовая. Продукты. Связь. Документы».
Я нырнул между контейнерами, возле которых висела эта табличка. За узким проходом была тёмная лестница, ведущая вниз.
Спустившись на один пролёт, я оказался перед свисающими полосами из мягкого полупрозрачного пластика. Такие были широко распространены в Китае. Отодвинув преграду, я уверенно шагнул внутрь и оказался в китайском продуктовом супермаркете. Небольшом, но вполне настоящем. У входа стояли небольшие тележки для товаров. На полках размещались продукты, доставленные из Поднебесной, по категориям: консервы, специи, лапша, соусы и так далее. Цены были указаны в юанях. В воздухе стоял густой пряный запах готовящейся еды.
 
В магазине было несколько посетителей. Увидев меня, они растерянно мигали и переглядывались. Я же с невозмутимым видом пошёл между полками, разглядывая продукты.
Спустя несколько минут ко мне подошёл китаец, видимо, один из сотрудников магазина, и спросил на ломаном русском:
— Пластити… тсем могу помоц?
— Здравствуйте, — ответил я на Путунхуа. — Мне нужна консультация по одному важному вопросу.
  
Глава 8
 
Всё пошло не по плану. Я всего-то хотел по дешёвке прилично одеться. Однажды мне это удалось — таким образом я узнал о существовании каналов поставок товаров, не представленных на основных точках. То, что продавалось наверху, в павильонах и контейнерах — самое дешёвое, предназначенное для мелких оптовиков и розницы. Но были и другие товары, более качественные, для магазинов среднего и высшего сегмента, а также индивидуальных реселлеров. Эти товары выдавались за оригинал, и отличить их от настоящих мог только специалист, которых в Москве в то время было не так уж и много.
Китаец-управляющий попросил меня пройти с ним после того, как я намекнул, что ищу более качественный товар. И я, не подозревая подвоха, охотно пошёл следом: через небольшой ресторан с открытой кухней, где всё шкворчало и бурлило. В узкий коридор, который постепенно уходил вниз. Дальше: через тёмный тамбур по металлической лестнице снова вниз, на пять уровней.
И вот я сижу в комнате, обшитой старыми деревянными панелями. Свет даёт единственная тусклая лампа в красном абажуре. На стене напротив входа висит старая каллиграфия с изображением креветок. Тусклый свет мешает как следует разглядеть красную печать мастера, но по стилю работа сильно напоминала Ци Байши. Если это действительно он — то такая работа стоит очень и очень приличных денег.
Под креветками на стуле перед чайным столиком, сделанным из цельного куска старого дерева, сидит пожилой китаец. Он ждёт, пока закипит прозрачный чайник на газовой горелке.
Тот, кто привёл меня сюда, вышел из помещения, прикрыв за собой массивную железную дверь.
Китаец внимательно глядит на воду до появления «жемчужных нитей». После того, как они возникают, делает пламя в горелке чуть ниже, ждёт несколько секунд и гасит его. Водой из прозрачного сосуда он обливает средних размеров чайник из исинской глины. Потом берёт бамбуковую лопаточку и сыпет туда немного заранее приготовленного чая. Обдаёт его чуть остуженным кипятком, сливает воду. И только потом наливает чайник до половины.
— Мне сказали, что ты хорошо говоришь на Гоюй, — сказал китаец с сильным южным акцентом.
— Насколько возможно для лаовая выучить этот великий язык, — ответил я.
Не знаю, почему я выбрал такой высокопарный тон. Наверно, антураж подействовал.
Китаец поднял взгляд и внимательно посмотрел на меня.
— Прошу, — он указал на стул возле столика. — Присаживайся.
Я кивнул, подошёл к столику и занял предложенный стул.
Старик поднял чайник, вдохнул пар, поднимающийся от заварки, после чего перелил настой в сливник. Поставил на столик две фарфоровые чашки, украшенные изображениями птиц, и разлил напиток. Затем вытянул ладонь, указывая на одну из чашек.
Я дождался, пока хозяин поднимет чашку и сделает глоток. Потом сам пригубил напиток.
Чай был великолепен: настоящий Дахунпао, заваренный в нужной воде, при нужной температуре в течение нужного времени.
Я невольно прикрыл глаза, наслаждаясь раскрывающимся во рту вкусом. Как всё-таки хорошо, что я не курил уже вторые сутки! С табачным привкусом почувствовать всё это многообразие оттенков было бы невозможно.
Китаец наблюдал за моей реакцией.
— В каких провинциях Китая тебе приходилось бывать? — спросил он.
Его южный акцент стал ещё сильнее, а дикция — небрежней. Он явно проверял, насколько хорошо я смогу разобрать сказанное.