Эпоха перемен (СИ)

Это был здоровенный, накачанный парень, блондинистый, улыбчивый. Кажется, у него было какое-то военное прошлое, но расспрашивать я не решился. Он часто любил повторять, что «человеческий разум — это нарост на железах внутренней секреции».
И, наблюдая за собой, я был склонен согласиться с этим утверждением.
Когда я решился на всё это — то не сомневался, что мысленно останусь тем же умудрённым жизнью и экстремальными событиями мужиком, ко всему готовым, с холодной головой и способностью к трезвому расчёту даже в самых трудных и запутанных ситуациях.
Но теперь, пребывая в семнадцатилетнем теле, я понял, что не только мир изменился для меня, став более ярким, насыщенным, выпуклым. Неотвратимо менялся и я сам.
Мои реакции стали более эмоциональными. Я стал способен на сиюминутные порывы, которые случались безо всякого просчёта последствий.
А ещё будущее, ради изменения которого я и затеял всё это, перестало казаться реальным. Да, Катастрофа по-прежнему маячила дамокловым мечом — но где-то там, далеко впереди. Не сейчас. Не завтра. И, значит, можно какое-то время просто продолжать жить в своё удовольствие, наслаждаясь тем, что я успел сделать в первый месяц своего пребывания здесь.
Больше того: я боялся перемен и придумывал себе всяческие оправдания.
После того разговора с писателем я понял, что на самом деле хочу, чтобы воспоминания о будущем ушли совсем. Чтобы просто прожить оставшиеся тридцать лет, стараясь получить максимум от жизни и не беспокоясь о глобальных проблемах. Я сознательно тянул время, откладывая дальнейшее планирование.
Поначалу это открытие меня испугало. А потом я подумал о снах, где возвращался в Катастрофу, которые повторялись с удручающей периодичностью, и понял, что происходящее — естественная реакция разума. Я переживал что-то вроде ПТСР, только усиленный иным гормональным балансом и давлением среды, где не было выхода подлинным эмоциям.
Как-то вечером, изображая активную подготовку к сессии, я сидел в «ленинке», незадолго до вечерней поверки. Кто-то включил телек и смотрел «Сегодня» по НТВ.
Говорили о слушаниях в парламенте по поводу раздела Черноморского флота и возможности возврата Крыма. Потом было включение из верховной рады Украины, где депутаты оскорбляли Жириновского с Лужковым, в довольно жёсткой форме.
До этого я часто сталкивался с теленовостями, конечно же. Откуда ещё узнавать, что в мире происходит, когда нет доступа к интернету и телеграм-каналам? Ну да, проблем было много: только что отгремели массовые демонстрации по всей стране, на которых люди требовали решить вопрос с выплатой зарплат. Ельцину в прошлом месяце сделали операцию на сердце. Черномырдин, ставший на время первым лицом в государстве, выходил «общаться с народом без охраны»… смотреть на это было противно, но нужно, чтобы ориентироваться в происходящем.
А тут, именно на теме с Черноморским флотом, я вдруг остро почувствовал, что Катастрофа не где-то там, за горами. Напротив: она здесь, её семена зреют буквально у меня на глазах, приближая тот момент, когда всему миру придёт конец.
Тем временем зимняя сессия подходила к концу. Шли экзамены по специальным дисциплинам — на нашей титульной кафедре и на «дубовке». Одним из последних сдавали предмет, который назывался мудрёной аббревиатурой ООП ВПО на ТВД, что расшифровывалось как «Основы оценки и прогнозирования военно-политической ситуации на театре военных действий». На втором курсе ТВД заменят на СН — стратегическое направление, так что важно было не наговорить лишнего и ничего не перепутать.
Вообще в армии любят всяческие сокращения, как формальные, так и не очень. Из них могут вырастать целые синтаксические конструкции вроде «ЛС на ПХД в ПРБ», или даже «ЛС на ПХД в ПРБ на БТР» — но это, конечно, экстремальный случай, и не про наш курс, из-за отсутствия штатных БТР.
На экзамене я откровенно расслабился и потерял бдительность. Мне достался билет с классическими признаками угрожаемого периода, и я так увлёкся, вспоминая реалии второй половины десятых, что, рассказывая про ускоренную разработку и тестирование новых типов оружия, ляпнул про дроны.
 
Майор Шаровой, офицер кафедры, принимавший экзамен, посмотрел на меня сквозь круглые стёкла очков и немного удивлённо переспросил:
— Ударные… кто?
— Это как пример, — поспешил сказать я. — Компактные беспилотные системы, способные нести боезаряд.
— Поздравляю, курсант Иванов, — кивнул Шаровой, — вы изобрели крылатую ракету.
Тут бы мне и замолчать, но нет, меня словно затягивало в трясину. Остановиться было сложно. Я вспоминал Херсонщину и новый тип «Бабы-Яги», который сам являлся носителем более мелкой ударной FPV-пакости, одна из которых прорвалась к нашей штабной машине…
— Не совсем, товарищ майор, — сказал я. — Я имел ввиду компактные системы вертолётного типа с чётным количеством несущих винтов, управляемые с помощью регулируемой подъёмной силы каждого винта. При этом силовая установка — электродвигатель, а питание — от литий-ионного аккумулятора. А управление — или полётное задание по сигналу спутниковой системы позиционирования, или по телевизионному шифрованному каналу, непосредственно оператором.
На некоторое время Шаровой подвис. Надо сказать, он был достаточно грамотным офицером несмотря на то, что на его лекциях было невыразимо скучно. По крайней мере, он никогда не давал непроверенную информацию и, кажется, вполне искренне пытался научить курсантов думать стратегически.
Кстати, из-за его фамилии, а также одной особенности в проведении лекций, неформальным названием предмета ООП ВПО на ТВД было «Шароведение». Особенность же заключалась в том, что, объясняя материал Шаровой всегда рисовал на доске шары. При любой возможности, будь то изображение логических связей, этапов факторного анализа или иерархии отношений внутри военного альянса.
— Однако! — наконец, ответил Шаровой. — В целом интересное направление мысли — но пока что я вижу как минимум два принципиально непреодолимых препятствия для создания подобного оружия.
Он встал из-за стола и подошёл к доске. Взял мел и нарисовал шар, вписав в него цифру «1».
— Первое. Наличие достаточно ёмких аккумуляторов. Надо посчитать, но не уверен, что существующие системы могут поднять хотя бы сами себя, — продолжал Шаровой, рисуя второй шар, рядом с первым. — Второе — достаточно компактные приёмники сигналов американской системы «Джипиэс» пока так же не созданы. А если даже удастся их разместить на такой платформе, учитывая, что нужно будет добавить ещё и камеру с телепередатчиком — она будет стоить баснословных денег. То есть оружие может оказаться дороже потенциальной цели. Так войну не выиграешь, — улыбнулся майор, возвращаясь на место. — Согласны, Иванов?
Я сжал зубы и заставил себя согласно кивнуть.
— Так точно, товарищ майор.
— Тем не менее, за проявленную инициативу и желание мыслить — отлично, — улыбнулся Шаровой.
После экзамена я вышел круглым отличником в первой сессии. И это заметил начальник факультета.
Он даже поощрил меня, отправив в отпуск на сутки раньше остального курса.
Встретить первый Новый Год в старом времени вместе с Мирославой не получилось. Пару недель назад она сказала, что родители зовут её и сестру в Турцию. Предложила мне лететь с ними, упомянув, что отец не против. Возможно, я бы и полетел — но пропустил все сроки с подачей на загран, а просить о новом одолжении у Пашкиного отца не хотелось.
Узнав о проблеме с заграном, Мирослава предлагала остаться. Однако, обсудив всё, мы всё же решили, что ей лучше полететь с семьёй. Тур был всего лишь пятидневным, и у нас оставалось ещё девять дней полноценного отпуска после её возвращения, а родителей расстраивать не стоило, не то можно их настроить против меня.
Потом Гия напомнил о своём приглашении на день рождения, а родился он тридцать первого декабря, как выяснилось. Для поездок в Грузию в то время было достаточно внутреннего паспорта. Я ответил, что могу полететь, только чтобы вернуться не позже, чем через четыре дня — хотел встретить Мирославу в аэропорту после возвращения из Турции. Гия сказал, что без проблем всё организует. Я предложил вернуть денег за билеты, но тот только посмотрел на меня обиженно и сказал, что ничего не нужно оплачивать.