Царь Федор. Трилогия

Все это привело к тому, что в начале октября, усилив оставленный в лагере отряд еще пятью тысячами поместного войска, поскольку после отчаянной атаки покойного крымского хана число пленников возросло еще на двадцать пять тысяч человек (убитых было мало, большинство собранных крымским ханом ратников практически мгновенно побросали оружие), Мишка снова двинулся в набег на остальные города Крыма. Я же дождался, пока из России не придет, так сказать, вторая смена поместной рати числом почти двести тысяч человек, мобилизованная уже после уборки урожая и того, как отсеялись озимые, и с первой сменой, страшно довольной, поскольку каждого посошного одарили рублем с полтиной, на что ушла почти восьмая часть добычи, захваченной в Гезлёве, Кафе и Чуфут-Кале, двинул обратно на Москву. Римский кесарь, вот ведь сука, так и не выполнил взятого на себя им же самим обязательства вступить в войну через три месяца после того, как в нее вступлю я. И следовало срочно разбираться с этим делом. А то я так и останусь в одиночестве против этого гиганта — Османской империи. И тогда все мои победы истают как дым, а над страной нависнет страшная угроза полного уничтожения…
В Москве меня дожидались еще четыре сотни иноземных мастеров и, вот радость-то, табун в почти две сотни голов ольденбургских лошадей. Сапегов табун уже разросся до шести тысяч голов, во многом из-за того, что, прослышав о том случае, большинство посольств, прибывших поздравить меня с коронацией, привезли мне в подарок не столько всякие там кареты, утварь и драгоценное оружие, а именно лошадей. А в ноябре пришло известие, что Мишка взял и сильно пограбил Бахчисарай и Ак-Месджит, а также ограбил Мангуп, Ин-Керман, Ак-Керман, Сар-Керман и Балаклаву. Ну и Керчь. Саму крепость он брать не стал, несмотря на то что там почти не осталось гарнизона, уж больно мощными были укрепления, с наскока не возьмешь — нужно садиться в правильную осаду, а ограничился сбором выкупа. Кроме того, он разрушил крепости Арбат и Ченишке. Причем из всех этих городов Мишка не только вывез все пушки и порох, но еще и велел выдать ему ядра, свинец и остальное военное снаряжение — ружья, брони, сабли, копья, чему эти города, оставшиеся не только без гарнизонов, но и почти без мужчин, способных носить оружие, повиновались безропотно. Так что моя казна снова увеличилась на шестьсот десять тысяч рублей. На этот раз я велел раздать их среди войска, распорядившись забрать в свою казну только наиболее художественную часть добычи — всякое там оружие, седла, драгоценные сосуды и утварь, а также всякие предметы мусульманского культа, — которую приказал большей частью отправить в Москву, а где-то четверть всего переправить в Астрахань. Там ее должны были подхватить мои гонцы к Аббасу — я не оставлял надежды втянуть его в эскалацию войны с османами. Черт, черт, черт, мне совсем не улыбалось в одиночку оказаться под ударом всей гигантской военной машины османов! А все шло именно к этому…
  
9
 
— Ну что ж, Аким, ты просто молодец! Надо же сколько всего сумел узнать и освоить. — Тимофей, государев дворянин поместного войска и соученик государя по царевой школе, отложил писанный молодым кузнецом доклад, откинулся на спинку кресла и с удовлетворением уставился на Акима. — А как там Фока и Фома?
Аким степенно кивнул:
— Тоже вельми стараются. Правда, мастер Джереми держит их на совсем простых операциях, но зато они уже совсем освоили аглицкий. Вовсю любезничают со служанками.
Тимофей усмехнулся:
— Этим пусть не шибко увлекаются. На нас и так уже косятся, ежели чего — живо потащат в суд, а затем приговорят к флоту [54]. И как мне потом их вытаскивать откуда-нибудь с Барбадоса?
— Да нет, они парни добрые, — заступился за своих подопечных Аким, — с пониманием. И православную веру чтут. Так что ни-ни, только так, языком потрепать.
— Ну если только… — Тимофей замолчал, потом встал и подошел к бюро, стоявшему в углу занимаемой им комнаты. Достав оттуда несколько листков бумаги, он просмотрел их и повернулся к Акиму. — Слушай, а как ты смотришь на то, чтобы на какое-то время перебраться в Шеффилд?
— В Шеффилд? А где это? — спросил Аким, насторожившись.
В принципе у мастера Джереми он усвоил почти все, чему тот мог его научить. Этот уже пожилой и степенный английский оружейник, специализирующийся на производстве колесцовых пистолетов, которому Господь не дал сыновей, ограничившись лишь четырьмя дочерьми, похоже, имел на Акима виды как на будущего зятя. Поэтому постарался максимально привязать к себе этого юношу из далекой варварской страны, с живым умом и умелыми, ловкими руками, с одной стороны, щедро делясь с ним секретами мастерства, а с другой, постоянно намекая на то, что тот вполне может унаследовать его большую и богатую мастерскую… если, конечно, сумеет правильно себя повести и угодить старому мастеру. Самого Акима такая перспектива не слишком привлекала, его тянуло домой, но все равно уезжать из Лондона ему не очень хотелось. Да и, если честно сказать, последняя дочка мастера Джереми, Элен, единственная пока не выданная замуж, ему тоже нравилась…
— В Южном Йоркшире, ну туда, на север, ближе к Манчестеру, на реке, которая называется, — Тимофей усмехнулся, — ты даже не поверишь — Дон.
— Как-как? — действительно не поверил Аким.
Тимофей повторил еще раз.
— Дело в том, — продолжил он, — что там варят самую лучшую в Англии сталь. Причем много.
— Так это, — замялся Аким, — вроде как для литейщиков, а я кузнец…
— Да есть там литейщики, есть, — досадливо скривился Тимофей, — да только толку от них пока мало. Не допускают их к секретам проклятые англичане, так что они только уголь к печам таскают да потом чушки литья на склад. Мышцы-то накачали будь здоров, а вот в тайны мастерства проникнуть…
Аким сочувственно кивнул, но потом осторожно спросил:
— Ну а я-то чем могу помочь?
Тимофей досадливо махнул рукой:
— Да не знаю я. Просто тупик уже совсем. Никак не подступиться. Хозяин завода прознал, что мы мастера-плавильщика сманить хотели, и взъелся. На пушечный выстрел к печам не подпускает во время плавки. А сталь у него самая добрая во всей Англии. Говорят, из нее прямо так мечи и шпаги куют, так те даже толедским клинкам не уступают. Нигде больше такой не делают. Вот он и трясется над своими секретами, как Кощей… А у тебя глаз легкий, добрый — разок взглянешь и уже секрет видишь. Может, и там так сможешь?
Аким задумался. Нет, насчет того, что он разок взглянет и уже секрет как на ладони, это его начальник в сей земле Тимофей, конечно, неправ. Но вот насчет того, что у него получается всякие секреты и хитрости разгадывать — это да. Это есть. Правда, как раз все наоборот происходит. Просто когда Аким какой-то секрет видит, то сразу покой и сон теряет, и крутит его в голове у себя, и крутит, и так прикидывает, и эдак. Короче, просто болеет, пока этот секрет не разгадает. А как разгадает, так у него на душе так радостно становится, так покойно, такая благодать на него сходит, ну почти как в Писании про рай сказано. И тогда Аким ходит и жизни радуется. Ну пока следующий секрет не встретит…
— Ну так как, поедешь? — с надеждой спросил Тимофей.
И Аким кивнул.
— Поеду. Только сначала надо с мастером Джереми договориться.
— Ну это пожалуйста, — разулыбался мгновенно повеселевший Тимофей, — никто тотчас не гонит. Все дела, какие надобно завершить, — доделай, со всеми с кем надо — договорись и уж потом двигай. Деньги-то еще есть, более не надо?
— Нет, — мотнул головой Аким.
Деньги ему Тимофей давал не свои, а государевы, то есть расходовать их надобно было только на государевы дела. Таковых же пока не предвиделось. А на жизнь Акиму вполне хватало того, что ему платил мастер Джереми. Тимофей закрыл бюро и, довольно потирая руки, вернулся к столу.
— Ну раз уж мы с делами покончили, давай-ка хлебнем сбитня, — предложил он, подхватывая колоколец.