Могу я тебе кое что рассказать? (ЛП)

— Райан знает о… том, чем ты занимаешься? — спрашивает Ханна, теребя ремешок на липучке своих перчаток.
— Ага, знает. Он не возражает.
Ее глаза встречаются с моими:
— Боже мой, он тоже это делает? Пожалуйста, скажи мне, что я не кончала на голос своего брата.
Это было бы чертовски неловко. Я достаточно хорошо знаю нескольких других актеров озвучки, чтобы общаться в чате онлайн, но большинство из них держат свою личность в строжайшем секрете. У некоторых есть работа в правительстве или жены и дети, которые не знают об их подработках. Такое вполне могло случиться, слушатель общается с кем-то, кого он знает в реальной жизни. С коллегой. Другом. Учителем их ребенка.
— Нет, насколько я знаю, нет. Он занятой мальчик, у него нет времени. Или творческого таланта.
Она скользит к ближайшему дереву и кричит. Птица срывается с веток и улетает.
— Чувствуешь себя лучше?
— Нет, — говорит она с сердитым ворчанием. — Итак, Райан знает о тебе, и я знаю о тебе, но Райан не знает, что я знаю. Верно?
— Верно.
— Можем ли мы, пожалуйста, оставить все как есть? — в отчаянии спрашивает она.
— Конечно. Мы не часто говорим об этой стороне моей работы.
— Хорошо. Я просто опозорена. И мне было бы еще стыднее, если бы он узнал.
Она накручивает себя, заводится по пустякам. Я использую свои лыжные палки, чтобы развернуться перед ней, располагая свои лыжи по обе стороны от ее. Это кажется наглым — вот так загонять ее в клетку, но она не отступает.
— Стыдиться нечего. Ты красивая женщина, которой нравится уделять время собственному удовольствию. Моя работа буквально создана для этой цели. Ты не сделала ничего плохого.
Она чертовски красива. То, как она краснеет, как прикусывает губу, как медленно вдыхает, собираясь с мыслями, что-то утаивая. Не в первый раз я задаюсь вопросом, какой бы она была, если бы была полностью раскованной, полностью самой собой. Мог бы я заставить ее прикусить губу таким образом, сдерживая стон? Мог бы я заставить ее умолять о том, чего она хочет? Я бы, черт возьми, постарался изо всех сил.
— В этом нет ничего неправильного, — шепчу я.
Хочу поцеловать ее.
Я мог бы поцеловать ее прямо сейчас, но есть все шансы, что она столкнет меня с края склона, и меня больше никто никогда не увидит. Или она не оттолкнет меня, но я поставлю ее в еще более неловкое положение, и она отступит еще дальше. Ни один из вариантов не подходит. У меня достаточно времени с ней, и если чему-то суждено случится, то это случится.
— Вот что я тебе скажу, — говорю я, держа обе лыжные палки в одной руке, чтобы положить другую ей на плечо. — У меня есть еще один вопрос, и тогда мы можем прекратить говорить об этом, если только ты не захочешь поднять эту тему снова.
Между нами повисает долгая пауза. Я хочу, чтобы мяч был на ее стороне, но ее молчание говорит мне, что она вообще не хочет заканчивать этот разговор.
— Хорошо. В чем вопрос?
— Тебе понравилась моя последняя аудиозапись?
Ханна задыхается, ее рот открывается и закрывается, щеки краснеют, когда она пытается сформулировать свой ответ. Я больше не заставлю ее страдать.
— Так и думал, — говорю я, не в силах скрыть улыбку. Я чертовски сильно хочу прикоснуться к ней. Довольствуюсь тем, что дергаю ее за одну из косичек. — Давай наперегонки. Проигравший покупает обед.
— Тогда с тебя фондю, — смеется она, упираясь кулаками мне в грудь, чтобы оттолкнуться от моих лыж. — Не заблудись.
Затем она уезжает. Косы развеваются у нее за спиной, легкий ветерок разносит смех, сильные ноги уносят ее прочь. И все, что я могу сделать, это следовать за ней и стараться не отставать.
Мак’и’Наслаждение
В баре
Клянусь, обычно я этого не делаю, и я не какой-нибудь серийный убийца-преследователь, который приглашает женщин к себе домой или что-то в этом роде.
Ладно, думаю, именно так и сказал бы убийца. Извини, я немного нервничаю. Честно говоря, я подобным не занимаюсь.
Хочешь… Не знаю… Сфотографируй меня и отправь это всем, кого знаешь, вместе с моим адресом, чтобы они знали, где ты? Я дам тебе свой номер телефона, номер социального страхования, все, что тебе нужно, чтобы чувствовать себя здесь в безопасности.
 
Тебе и так комфортно? Хорошо. Тогда мне стоит заткнуться, верно?
Окей. Тогда как насчет того, чтобы ты подошла сюда и заставила меня заткнуться?
  
Глава 16
 
Ханна
— Детки, куда-нибудь идете сегодня вечером? — спрашивает папа, когда мы доедаем тирамису, которое мама купила в кондитерской сегодня днем.
— В «Рико», — киваю я, доедая последнюю ложку.
— Что ж, будьте осторожны и дайте мне знать, если задержитесь после полуночи, — он встает, чтобы убрать наши пустые тарелки.
— Что у вас запланировано? — спрашиваю я.
— Джакузи под звездами с твоей прекрасной мамой, — говорит он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в макушку. Моя обычная реакция — съежиться, но то, как она улыбается ему, заразительно. Родители большинства моих друзей прошли через тяжелые разводы, и я видела множество подобного дерьма на работе. Я не эксперт в отношениях, но мне приятно знать, что мои родители все еще счастливы и любят друг друга после стольких лет совместной жизни.
Могу только надеяться, что однажды найду такую же любовь, как у них.
— Я пойду возьму ледянки, — говорит Райан, и Кэмерон переводит взгляд с меня на удаляющуюся фигуру Райана, его брови сходятся в той манере, которой я одержима.
— Бар «Рико» находится в соседней деревне. Мы поднимаемся на последнем подъемнике, а потом скатываемся на ледянках к дому.
— Ты надо мной издеваешься.
— Не-а, — смеюсь я. — Там есть дорога, но ждать такси — скучно, поэтому мы скатываемся. Мы делали так годами.
К тому времени, как мы туда добираемся, в «Рико» уже много народу, и, пока Райан направляется к бару, мы с Кэмерон ищем места, пробираясь к маленькому столику с высокими табуретами у задней стенки. Я вешаю пальто на спинку стула и запрыгиваю на него.
Горные бары совсем не похожи на городские. Здесь точно нельзя нарядиться в юбку и туфли на каблуках, если только вы не хотите замерзнуть насмерть по дороге домой. Большинство людей в лыжных штанах, футболках или толстовках. Мы ничем не отличаемся, хотя Кэмерон выбрал мягкую клетчатую рубашку, расстегнутую поверх его простой белой футболки. Именно в такую рубашку я бы с удовольствием завернулась.
— Итак, ты часто сюда приходишь? — спрашивает Кэмерон, затем морщит нос, морщась от устаревшей «пикап» фразочки, которая является его искренним вопросом.
— Полагаю, это как паломничество, — я прижимаюсь к стене за угловым столиком, и, хотя мне открывается вид на бар, Кэмерон не сводит глаз с меня, и из-за этого мне становится слишком жарко. — Когда мы были детьми, после дня, проведенного на склонах, мы заходили сюда перекусить пиццей, но когда стали старше, нам разрешали остаться с нашими друзьями. Тогда они не так сильно интересовались проверкой документов, что помогало.
— Ты была диким ребенком? — спрашивает он, шевеля бровями. Эта идея смехотворна. Хорошенькая Ханна была так далека от дикости.
— Вовсе нет. Я всегда была той, кто следил за тем, чтобы никто не напивался слишком сильно и все благополучно возвращались домой.
— Многих здесь знаешь?
Я оглядываюсь через его плечо:
— Я узнаю некоторых, но многие наши друзья перестали сюда ходить, когда стали старше. Они находят работу, заводят собственные семьи, продают недвижимость. Но в детстве я мечтала провести здесь Рождество. Здесь было несколько замечательных моментов.
Я немного выпадаю из реальности, воспоминания всплывают на поверхность. Мы учимся кататься на коньках по замерзшему озеру, наши вечерние прогулки, чтобы посмотреть рождественские представления всех местных семей, которые, казалось, с каждым годом становились все грандиознее. Парад Санта-Клаусов по городу всегда был местной изюминкой, владельцы магазинов переодевались эльфами, чтобы раздавать сладости детям, мимо которых они проходили. Все прикладывали немало усилий, чтобы сделать это время волшебным, но Рождество, как и жизнь, думаю, немного теряет свой блеск, когда становишься старше.