И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ)

Приходить сюда, гулять по этим улицам и освобождать голову от мыслей было восхитительно, пожалуй, сломленному человеку лучше места для исцеления не найти. Но в этот раз даже сказочной атмосферы вдохновения было недостаточно, чтобы затянуть раны, заставить чёрную дыру вины и горечи отступиться, не дать поглотить. Она ширилась с каждым мгновением, с каждым шагом, что набатом отзывались в теле, не обозначая своих границ, разъедая душу. Да и никакой чистый воздух не поможет пережить ломоту в костях после долгого пребывания в сыром подземелье. И уж тем более ни один самый сказочный пейзаж не справится с Пустотой, когда её жадные осколки гуляют в крови, эхом прокатываясь по венам. Но как собака плетётся по смутно знакомой дороге в уютную будку или под родное крыльцо, так брёл и высокий беловолосый человек. Хромал он всё более явственно, припадая на левую ногу, но не подволакивая её за собой: наступит на правую, осторожно перенесёт левую, выждет у самой земли пару мгновений, быстро наступит и уже сделает стремительный широкий шаг, чтобы тут же поджать повреждённую конечность. Он шёл с закрытыми глазами, под веками его судорожно не метались глазные яблоки, белые ресницы изредка неохотно вздрагивали. Памяти ему было достаточно, да и в предрассветной тишине вряд ли бы кто выбрел на улицу и вдруг подумал напрямую двинуться к незнакомцу в старомодном чёрном плаще. В каждой тени призывно сиял источник сил, так и зазывая прикоснуться к себе, тихо и страстно, как взывает распалённая долгими ласками любовница.
Невысокий забор был скорее формальностью, чем настоящей защитой от воров, которых здесь, кажется, отродясь не было. Опрятный сад с клумбами выглядел тихим и спокойным, но на этот раз заседать в нём с книгой и чашкой горячего кофе не входило в планы юноши. Пройдя по узкой дорожке, вымощенной плитами, он замер у ржаво-красных дверей, тихо вздохнул, будто собираясь с силами, и нажал на кнопку звонка. Долго никто не отвечал, но времени у него, как ни прискорбно, всегда было в избытке. Наконец послышались шаги, и открыл высокий молодой человек с русыми волосами. Загорелый с ясными серыми глазами, он сразу же улыбнулся, увидев хмурую рожу гостя.
— Артемис, рад тебя видеть, — возвестил он, отступая в сторону и позволяя тому медленно пройти в полутёмную прихожую, аркой соединяющуюся с гостиной. — Давно ты не навещал нас.
— Дела, — хрипло и односложно отозвался альбинос, с трудом стаскивая с себя тяжёлые сапоги, а затем осторожно — плащ. — Все спят?
— Куда там, — ухмыльнулся юноша. — Вчера ночью концентр был, так мы приехали, весь день продрыхли, а сейчас болтаемся, отдыхаем.
— Хорошо, — столь же немногословно отозвался беловолосый, проходя в гостиную и морщась от боли.
Стеклянные раздвижные двери во всю стену с правой стороны позволяли выйти из гостиной на задний двор, где, как правило, сушили одежду, а в особо приятные дни готовили барбекю и попросту отдыхали. В комнате, оформленной в скандинавском стиле, было светло и просторно, а мебели — великолепно мало. Пара диванов в светлой обивке, компьютерный стол и комод, покрытые тёмным лаком, на котором ютились в горшках фикусы. Деревянный пол обогревался снизу, сводя на нет необходимость носить тапки или любую другую домашнюю обувь. На диване перед длинным журнальным столиком раскинулись парень и девушка, мило воркующие между собой. При виде гостя они буквально просияли, и он вяло махнул им рукой в ответ, проходя через очередную арку в небольшую кухню. Здесь лишь готовилась еда, ели же обычно в гостиной или по комнатам, не напрягая друг друга присутствием. Поставив на подоконник миску, парень от души насыпал туда мюсли, а сверху залил молоком, едва ли не с горочкой. Вооружившись ложкой, прошёл к окну и опёрся на подоконник бёдрами, принялся за незамысловатый завтрак. Есть не хотелось, но требовалось делать хоть что-то, просто для того, чтобы отвлечь себя от гнетущей пустоты. И механическая работа челюстями тому весьма способствовала, чего не сказать о замершем перед ним блондине.
 
— Чего тебе, Ноэль? — резче, чем требовалось, буркнул Артемис, всё же поднимая на него взгляд. — Дай спокойно поесть.
— Этот ублюдок опять тебе что-то сделал? — даже не думая предпринимать попыток скрыться из виду, поинтересовался юноша, сунув руки в карманы и прислонившись к столу для готовки бедром. Он кивнул на дрожащие руки, после — на грудь, и Акио послушно, хоть и не очень осознанно, опустил стеклянный взгляд. Через белую рубашку слегка просвечивали алые отметины. — Принести тебе аптечку?
— К дьяволу лекарства, — качнул головой он, отставив тарелку в сторону и запрокинув назад голову, прикоснувшись затылком к стеклу. — Посплю, и легче станет. Что у вас с расписанием? Когда следующий концерт?
— Через месяц, — пожал плечами Ноэль, неохотно переводя разговор в другое русло. — Тебя ждали для подтверждения.
— Подтверждаю, — махнул рукой тот и вернулся к завтраку, похрустывая им и пытаясь справиться с немыслимым желанием размозжить себе голову дверцей холодильника. — Ещё что-нибудь?
Ноэль качнул головой и вышел из кухни, оставив гостя наедине со своими мыслями. Два года назад Артемису позволили являться в этот мир, куда угодно, но только не в Японию: туда путь был заказан. И в один из дней, разбитый, едва не загибающийся от боли, юноша брёл по Хайдельбергу. В этот сказочный городок его занесло по делу, но он навсегда влюбился в живописные места и благодушные лица людей, в дымку свободы, окутывающую этот город вместе с туманом, поднимающимся от реки Неккар, вдоль которой молодой человек прогулялся, а после углубился в город, где и встретил этих ребят. Они играли на небольшой площади перед фонтаном, собирая вокруг себя скучающую публику. В спокойствии этого городка их трио из гитары, скрипки и синтезатора звучало как новый вздох, как живая вода, и Артемис просто наслаждался, вслушиваясь в замысловатые мелодии. Было много недочётов, но его то мало волновало. Он так давно не прикасался к музыке, так давно не слышал ничего подобного, что был загипнотизирован и не мог оторвать от них взгляда, не мог заставить себя развернуться и уйти. Молодые амбициозные и болезненно талантливые, так и сияли своим вдохновением. Одно лишь то, что он смотрел на них, возвращало силы и успокаивало, а их музыка исцеляла, от единого её звучания становилось тепло и спокойно. В последнее время этого капитально не хватало, и он цеплялся за всё подряд. Сидел на парапете фонтана, слушал их и не собирался куда-то сдвигаться со своего места. Но вдруг оказалось, что они-то как раз и собираются уходить: музыка постепенно затихла, и ребята начали собираться. Не зная, что им движет, Артемис направился к ним, вытащив из кармана единственную имевшуюся купюру номиналом в пятьсот евро. Он запросто мог получить ещё деньги в казначействе, пользуясь статусом фаворита, но от этих денег хотелось немедленно избавиться.
— Вам следует поработать над третьей песней, — хрипло проговорил он, вкладывая купюру в пальцы ошарашенного светловолосого парня лет семнадцати-восемнадцати. Рядом с ним мигом оказался крашеный юноша с тщательно подведёнными глазами и кудрявая русая девушка с конопатым личиком. Они глазели на деньги так, будто никогда их не видели. Затем подняли непонимающие взгляды на добродетеля, ожидая пояснений. — У вас сбился такт, — коротко отозвался он на немой вопрос, но быстро понял, что этого недостаточно и нахмурился, вспоминая обозначения, которые учил в консерватории. — Гитара выбилась на шестом такте. Отрепетируйте, поработайте. У вас большой потенциал.
И двинулся прочь, не слушая, что они кричат вслед. Что управляло им в эти мгновения, он и сам не знал, но нестерпимое желание помочь им встать на ноги буквально переполняло изнутри. Себе он уже ничем не мог посодействовать, а вот кому-то другому — запросто. В ту ночь терпеть пытки было даже приятно.
Артемис натолкнулся на них снова спустя почти месяц. Они играли на том же месте. Новые инструменты хорошо смотрелись в их руках, да и музыка стала явно чуть лучше, чем была, но он прекрасно понимал, что это вовсе не их предел. Заметив же своего спонсора, они заулыбались, юноша с красными волосами даже махнул, отрываясь от игры, чем сбил остальных. Акио покачал головой, тщательно пряча улыбку, устроился на прежнем месте у них за спинами, вслушиваясь и наслаждаясь. Исправились они быстро, стали внимательней смотреть на собственные пальцы, и это было приятно. Когда они закончили играть, он повторил ритуал: вручил деньги, сделал пару замечаний и ушёл, улыбаясь и чувствуя себя просто великолепно. С тех пор они нередко встречались. Он стал заходить с ними в кафе, угощая ужином и выслушивая их беспечную болтовню. Ноэль, Руперт и Верена восприняли своего нового знакомого совершенно спокойно, будто каждый день они встречают на улице альтруистов, что желают помочь им развиться, выкладывают на это дело бешеные деньги и, более того, великолепно понимают, о чём идёт речь. Экстравагантная внешность их, похоже, совершенно не заботила: они не обращали внимания ни на белизну волос, ни на жуткий шрам, даже не пытались задавать вопросы, за что счастливый обладатель характерных черт им был безумно благодарен. Время от времени они приглашали его к себе на чай и подолгу сидели вместе в светлой огромной гостиной. Пару раз Артемису даже выпала возможность сыграть для них. О, как ликовала его душа, когда он прикоснулся к нежным крепким струнам скрипки, когда наканифоленный смычок извлёк первый гулкий звук. Ничего не могло быть прекраснее этой гармонии, выполненной из елового дерева, покрытого тёмным лаком. Да, это была не лучшая из возможных скрипок, даже оскорбительно дешёвая, но ему хватило и этой крохи, как для изголодавшего бездомного пса — выброшенная чёрствая корка хлеба. Они слушали молча, не сводя со скрипача глаз, но долго наслаждаться музыкой не получилось: щека, отмеченная хозяином, едва не взорвалась от боли, и он, побросав всё, покинул своих подопечных, ничего им не сказав.